ольше, чем она выболтала, не скажет. Диковинно, что мне ничего не известно. Случилось дело утром, но такие предприятия подготавливаются заранее.
Потемкин был человеком обстоятельств, а не цели и плана. Но с обстоятельствами он справлялся мастерски, и теперешнее, вновь возникшее, он тут же решил обратить в свою пользу. Подперев щеку ладонью, он протянул сильную и резкую ноту:
— Увидела я, младешенька, свою тень на воде.
Ох, тень моя, тень пустая, Тень холодная, как вода на реке.
Не зря эта песенка ко мне с утра пристала. Все мы тени на воде. Пустые тени, Сашенька, холодные тени.
— Из теней чучел не набивают,— сумрачно заметила Саша.
' — И то верно. Разве только этим мы и подтверждаем свое земное существование. Скажи Ржевихе,— приказательно отнесся он к племяннице, — что я займусь ее делом. Придется, видно, ехать к государыне.
Александра Васильевна покинула апартаменты, а светлейший с помощью камердинеров стал готовиться к посещению царицы. За одеванием он перебрал поводы скверного настроения, из которого его на короткое время вывел анекдотический визит патера Жозефа.
Пребывание фельдмаршала в столице подходило к концу, пришла пора возвращаться к армии, воевавшей в Причерноморье против турок, не согласно его воле, а скорее вопреки ей. Подчиненные ему генералы во главе со строптивцем Суворовым гнули свою линию.
Здесь, в Петербурге, ему удалось пожать лавры не только за себя, а и за них. Новые пожалования, новые отличия, новые имения. Супротивников, оставшихся при войсках, обделили. Фельдмаршальский жезл Суворов еще подождет.
Екатерина Алексеевна соглашалась с рекомендациями своего постоянного любимца, они сходились с ее взглядами. Талантливых полководцев надо всемерно поощрять, с одной стороны, а с другой — держать в крепкой узде, дабы окоротить преторианские намерения.
Потемкин в действующей армии осуществлял ее личную власть, и сопротивление светлейшему равнялось противлению самой царице.
Возьми Суворов еще хоть десять Очаковых, в споре с ним прав оказался бы все равно Потемкин. Тут Григорий Александрович мог быть всегда уверен в своем непременном выигрыше.
Тем более точил его неутолимый червь. Удачливому человеку кажется, что удача будет сопутствовать ему во всем, за что бы он ни взялся. Хороший политик, Потемкин не сомневался, что станет и хорошим военачальником. Он ли не умел распоряжаться людьми, он ли их не знал? За год раньше становились ему видны их поползновения.
Решительности, сметки, ловкости, да, если хотите, жестокости занимать тоже не приходилось. И вот при всех этих блистательных качествах Потемкину так же далеко было на поле брани до Румянцева и Суворова, как им до него на дворцовом паркете. Будучи человеком умным, превосходство профессионалов марсовой науки он оценить, естественно, умел. Популярностью среди солдат, как тот и другой, Потемкин тоже не обладал. При всей его щедрости, когда он мог запоить и задарить целую армию, Суворов, хоть был и скупенек, одной ложкой, погруженной в солдатскую кашу, полностью заслонял все размашистые жесты любимца Екатерины.
Само отношение полководцев-практиков было к нему обидно снисходительным. Внешняя почтительность, диктуемая субординацией, соблюдалась точно, но не более. Это напомнило Потемкину его знакомство с пиитом Ермилом Костровым. Пьянчуга, оборванец, подзаборник, с каким насмешливым высокомерием поглядел тот на него, когда он сдуру подсунул ему свои вирши. «Изрядно, изрядно. Рифмовать только надо подучиться, ваша светлость. Впрочем, это дело нехитрое, я вам покажу». Тогда он, к счастью, нашел хороший выход.
Велел выкатить бочку полугара и сказал, хохотнув: «Утопись ты в ней вместе со своими рифмами». Но полководцам так не ответишь.
Помилования и награды, полученные светлейшим, при всей своей грандиозности имели досадно утешительный характер. Екатерина в душе была довольна стратегическими незадачами фаворита. Чрезмерное обилие талантов, соединенных в одном человеке, всегда грозит непредвиденными осложнениями. Уж и так Потемкина за глаза величали некоронованным монархом, а при наличии у него Цезарева или Аннибалова гения он смог бы, пожалуй, стать и коронованным.
Теперь призрак возможного величия отступил раз и навсегда в небытие, и утрату его никакие награды не возмещали.
Беспокоила Потемкина и сама царица. Накануне своего шестидесятилетия она не хотела отказываться от Овидиевой науки, и жаждущий взгляд ее обещал возвести в случай нового фаворита. Упаси боже, Григорий Александрович не ревновал государыню ни к одному из этих красавцев. Васильчиковы, Зоричи, Завадовские, Корсаковы, Ланские, Ермоловы, Мамоновы приходили и уходили, а он оставался в постоянных лйбимцах, как племянницы при нем самом. Давно уже не было у него с Екатериной альковной близости, но духовное согласие от этого едва ли не увеличилось. Порой он сам подталкивал к державной постели нового фаворита, из своих рук обеспечивая спокойный путь государственного экипажа.
Пока он был в отсутствии, Мамонов, прогневив императрицу, получил отставку, а нового красавца еще не было приискано. Царицыны глаза все чаще останавливались на молодом Платоне Зубове. Хорош был, подлец, несказанно. Но за античной внешностью что в башке у этого мальчишки? Удовлетворится он титулами и поместьями или замахнется на его, Потемкина, прерогативы?
В карете по дороге в Зимний Григорий Александрович окончательно расставил по местам все pro и contra в этой странной гиштории.
«Все это не вяжется с основной политикой империи. Сама ли Екатерина Алексеевна смилостивилась, палач ли последнюю услугу самозванцу оказал, но даже Пугачеву четвертование на самом эшафоте заменено отсечением головы. А тут с безвестного немца шкуру драть. Вещи несовместимые.
А что, если это блеф? Воронцов привез новое словцо из Лондона.
Не понравился мне покер. Игра для аглицких скупердяев. Солдатское наше «очко» не в пример лучше. Так, может, государыня хочет лишь припугнуть баловников? Но только выбрано чересчур сильное средство.
Ах, Екатерина Алексеевна, не стало рядом с тобой хороших советчиков.
Припугнуть нужно, но и в острастке надо знать меру, а то прямо в Марии Кровавые попадешь.
Вот здесь-то и состоит возможность моего выигрыша. Хватай снова фортуну за чуб, Григорий Александрович! Эго начало нити, а там и клубок размотаю».
Потемкин откинул голову на красный сафьян и прикрыл зрячее око. Другое, незрячее, осталось открытым, и холодная голубизна его не выражала никакого участия к терзаниям приговоренного Корпа, к сомнениям Щербатова, к боязни Ржевского, к страхам цесаревича, к заботам всех причастных к сей гиштории.
Не виделось в незрячем оке и никакого участия к зловещим последствиям, кои могут возникнуть для империи после неслыханной и страшной казни.
Карета подъехала к Зимнему дворцу, и арап, спрыгнув с запяток, распахнул дверцу, из коей на крепкий морозный снег вышел, мгновенно распрямившись, генерал-фельдмаршал российских войск светлейший князь Потемкин-Таврический.
8
— Где государыня? — гремел потемкинский бас, наполняя собой покои до самого потолка.— Я тебя, старая ведьма, наизнанку выворочу и на ту вон печь сушить повешу.
Протасова, давняя наперсница Екатерины, не боявшаяся никого на свете, страшилась единственно окаянного Гришки. Застигнутая врасплох и вконец растерянная, она пробормотала:
— В нужник, батюшка, пошла, в нужник. Это ведь дело женское, не могу я так сразу брякнуть.
Из угловой двери, торопясь, выходила повелительница севера.
Потемкинское рявканье подняло ее с судна, на котором спустя семь лет застанет ее смерть.
— Ну и шумен ты, Гриша,— с легким недовольством заметила царица.— Разве что случилось с тобой?
— Не со мной,— значительно произнес Потемкин.— Не со мной, ваше величество. Случилось, однако, нечто в царских ваших палатах, о чем полуотставному сановнику, видимо, знать не полагается. Смирился бы с такой оказией, коли сама фортуна не толкнула меня в средоточье сей гиштории, о коей известен весь Петербург.
— Загадками говоришь, Григорий Александрович,— вспыхнула императрица.— Ничего не пойму из твоих речей.
Потемкин пытливо посмотрел на царицу. Кажется, не лгала.
— Тогда я, наверное, сам попал впросак. Меня умолили дознаться у первой особы государства, живьем с немца шкуру сдирать или предварительно отправив его к праотцам?
— Какого немца, господи сил? — в гневном изумлении вскричала Екатерина Алексеевна.— Какого немца? Что вы за чушь городите, милостивый государь?!
И вдруг, вплотную приблизясь к давнему любимцу, переменила тон и тихо спросила, легко потянув твердым носом:
— Гришенька, а ты нынче не того? Всегда с такой ерунды хандра у моего героя начиналась. Чем я тебя обидела?
К прежним обидам новую добавляете,— покраснел Потемкин.— Кто я, Барков или Костров, пииты божьей милостью? Так что мне ответствовать просителям, в каком виде из Корпа чучело набивать?
— Из Корпа? — протянула царица.— Из Корпа? Постой, постой...
«Вся политика основана на трех словах: обстоятельство, догадка и случай». Эта екатерининская сентенция всегда руководила действиями государыни. Ум у царицы был подвижным и скорым. Он мгновенно соединил далеко разошедшиеся концы. Так вот в чем дело!
Екатерина начала так смеяться, так смеяться, как, наверное, не смеялась с детских лет. Слезы выступили у нее из глаз, изнемогая от смеха, она даже не в силах была утереть их. Наконец кашель прервал смех, она отдышалась, и тут, в свою очередь, развеселившийся Потемкин узнал такую неожиданность, которая могла подивить кого угодно.
Простыв на дворцовых сквозняках, околел нежный баловень царицы пудель Корп. Назван он был так по имени дарителя, известного нам купца, гражданина вольного города Любека, осмелившегося презентовать его Екатерине Алексеевне в день тезоименитства. Пудель был ученым: опираясь на августейшую руку, превосходно делал первые па менуэта, умел считать до двенадцати и, прижимая лапу к сердцу, объясняться в любви фрейлинам.