— Почему же ты говоришь, что тебе это никогда не удавалось? — спросила она.
— Потому что для Гримов я был весьма невысок. Даже по сравнению с моим братом Мором, — ответил он.
— Две жизни... — задумчиво произнесла она. — Две жизни переживать из-за того, что ты ниже остальных мужчин в твоей семье?
— Три жизни, — поправил он ее. — Для мужчины это иногда имеет большое значение.
— Три? — удивленно переспросила она.
Некоторое время он лежал в тишине, подбирая слова.
— Мне пришлось также какое-то время быть умершим человеком, — наконец нарушил он молчание. — Я хочу сказать, я использовал тело и имя умершего человека. Мне нужно было вернуться в прошлое, а другой возможности для этого не было.
Сам того не желая, тоном своего голоса он как бы пресекал ее дальнейшие расспросы относительно той второй жизни.
— И как давно ты знаешь, кто ты... на этот раз? — спросила она.
До этого момента он разговаривал, не глядя на нее. Теперь же он повернулся к ней, и ее глаза, небесно-голубые в лунном свете, притянули его к себе, как магнит. Он поцеловал ее с тем трепетом, с каким берут в руки талисман.
— Если быть точным — только последние два года, — сказал он. — Почти до семнадцати лет я рос на Земле, ни о чем не подозревая. Позже, когда я работал на шахтах Коби, я впервые начал замечать в себе что-то необычное. Еще позже, на Гармонии, у меня бывали моменты, когда я делал что-либо значительно лучше, чем должен был бы делать. Но только когда я приехал сюда, в Гримхаус, в первый раз — когда я сидел в столовой и... — он оборвал себя на полуфразе, заглянув ей в глаза. — Тогда, должно быть, ты все поняла, — продолжил он, — или, по крайней мере, что-то заподозрила, когда, вернувшись, обнаружила меня там в том состоянии.
— Нет, — сказала она. — Впервые я почувствовала это еще накануне вечером. Я поняла тогда не кто ты, а кем ты был.
Он покачал головой, вспоминая.
— Но тогда я еще сам не был уверен, пока не побывал во второй раз, в этом году, на Абсолютной Энциклопедии. И там, когда я впервые начал использовать Энциклопедию в качестве творческого инструмента, как этого желал и планировал Марк Торре, я заставил ее провести ретроспективный поиск, чтобы узнать, откуда я взялся.
— И она обнаружила, что ты происходишь с Дорсая?
Волна холода, не того, из которого Аманда вырвала его, но столь же пугающего, пробежала по его телу.
— Да, — ответил он. — Но, помимо этого, и еще многое, многое другое, что уходит корнями в далекое прошлое.
Она смотрела на него, не отводя глаз:
— Не понимаю, о чем ты.
— Я — Солдат времени, — мягко сказал Хэл. — Я всегда им был. И это продолжается уже очень, очень давно. А сейчас мы находимся накануне последней, решающей схватки.
— Уже сейчас? — переспросила Аманда. — А можно от нее как-нибудь уклониться?
— Нет, — хмуро ответил он. — Это исключено. Вот почему в ней примут участие все, кто сейчас еще жив, хотят они того или нет. Я как-нибудь свезу тебя на Энциклопедию и покажу тебе все это в динамике — как развивались события на протяжении веков; то же самое я должен продемонстрировать Таму Олину и Аджеле, как только снова попаду туда.
— Аджеле?
— Аджела — экзотка примерно моего возраста. — Хэл улыбнулся. — Она является чем-то вроде заботливой няньки при Таме. Сейчас ей уже за двадцать, а опекать его она начала, когда ей было всего шестнадцать лет. Именно она в основном и осуществляет от его имени все административное руководство Энциклопедией.
Глава 56
Аманда замолчала. Тишина сомкнулась вокруг них; не сговариваясь, они повернулись лицом друг к другу и окунулись в вечность, разговаривая на языке, понятном только им двоим. Потом они тихо лежали рядом на спине, наблюдая за игрой лунного света в дальнем углу комнаты.
— Ты ведь не ожидал, что я буду встречать тебя в космопорте, когда вернулся на Дорсай? — вдруг спросила Аманда. Он покачал головой.
— Я даже не мог предположить. Это слишком фантастично. Просто я думал, что, когда приеду, обязательно найду и навещу тебя, где бы ты ни была. Я только надеялся...
Не договорив, он снова затих.
— У меня было больше года на размышления о тебе, — помолчав, сказала Аманда.
— Да, — задумчиво улыбнулся он. — Неужели так долго? Пожалуй, ведь так? Столько всего произошло за это время...
— Ты не понимаешь.
Она приподнялась на локте и заглянула ему в лицо;
— Помнишь наш разговор в твой прошлый приезд сюда?
— Да, о двух Амандах, — ответил он и добавил серьезно:
— Я помню.
Он посмотрел на нее.
— Извини, что я такой тугодум и не сразу понял, о чем ты говоришь, — продолжал он. — Теперь до меня дошло. Ты говорила мне, что, как и они, ты несешь ответственность за судьбы многих людей, слишком многих, чтобы брать на себя еще дополнительную ответственность за кого-нибудь вроде меня. Я тебя понял. И увидел, что и сам не могу уйти от исполнения своих обязанностей. Так что вряд ли я мог надеяться, что ты решишься оставить свои.
— Если ты помолчишь и послушаешь, — прервала его Аманда, — мне, может быть, удастся объяснить тебе, что я хочу тебе сказать.
— Я тебя слушаю, — ответил он.
— Я хочу сказать, что после твоего отъезда мне представился случай хорошенько все обдумать. Ты прав, я отослала тебя потому, что мне казалось, в моей жизни нет места никому вроде тебя — потому что я думала, что должна повторить путь Аманды Второй, а она ведь отвергла Яна. Но, в размышлениях над этим, мне вдруг открылось многое из того, чего я не понимала раньше в предыдущих Амандах.
Он лежал и слушал ее. Когда она замолкла, он просто продолжал смотреть на нее.
— Одно из самых больших потрясений, — почти сурово продолжала она, — как мало я знала об Аманде Второй, несмотря на то что она вырастила меня. Я тебе рассказывала, что в детстве так часто видела в этом доме Яна, что даже считала его тогда одним из Морганов. Ему и Аманде было тогда уже достаточно много лет. Его дети выросли и имели своих детей, жена Лия умерла. Он и Аманда уже на склоне лет наконец-то стали жить так, как в силу жизненных обстоятельств и обязанностей не могли себе позволить раньше — то есть вместе, в любви и согласии. Все это происходило тогда прямо на моих глазах, но я была слишком молода, чтобы понять это. В силу своей молодости и романтичности, единственное, что я смогла осознать, так это великое самоотречение, на которое пошла молодая Аманда, отказавшись от своей любви к Яну, ради исполнения своих обязанностей перед жителями Дорсая.
Она помолчала.
— Скажи хоть что-нибудь, — потребовала она. — Ты успеваешь следить за ходом моей мысли, а?
— Успеваю, — ответил он.
— Хорошо, — продолжила она. — И лишь только после того, как я взглянула на Яна и Аманду как на обычных людей, каковыми они и были на самом деле, я наконец смогла увидеть определенную закономерность в развитии линии Аманды. Аманда Первая отвечала только за свою семью и людей, проживающих в ближайшей округе. Аманда Вторая имела уже обязательства перед всеми жителями Дорсая. Что касается моих обязательств, то они такие же, как и твои — обязательства перед всей человеческой расой. В конце концов я поняла, — продолжала она, — вопреки тому что наши обязательства заставляют нас идти каждого своим путем, возможно, в результате получится все как раз наоборот. Быть может, именно они, хотим мы этого или нет, заставят нас идти одним путем; и, если это так, тогда все в порядке, по крайней мере для меня.
Аманда замолчала, посмотрела на него и лукаво улыбнулась, чего он никак не ожидал от нее.
— Ты следишь за моей мыслью? — требовательно спросила она.
— Нет, — ответил он. — Если честно, не успеваю. Я совсем сбился с толку.
— Вот тебе на! Неожиданная ограниченность гения. Я говорю о том, что пришла к выводу: если уж наша встреча действительно неизбежна и предопределена, то ты непременно вернешься сюда, просто это вопрос времени. Если же ты вообще не приедешь, то мне надо просто выбросить все это из головы.
Они внимательно смотрели друг на друга; затем она убрала локоть, на который опиралась, и легла, примостив голову у него на груди. Хэл обнял ее свободной рукой и крепко прижал к себе. Какое-то время они лежали молча.
— Меньше всего на свете я мог ожидать этого, — наконец заговорил он, глядя в потолок. — Мне понадобилось две жизни, чтобы понять, что мне надо научиться любить. А вот теперь, когда я действительно полюбил, оказалось, это совершенно некстати и не сулит мне ничего хорошего.
Он замолчал и нежно провел ладонью вдоль ее спины.
— Мне бы не надо было этого делать, — вдруг произнесла Аманда совершенно иным тоном. — Я не знаю, что заставляет меня дразнить тебя. Это примерно как если бы тебе удалось прокатиться на дикой лошади, к которой все и подходить-то боятся. Но я хоть немного, но все же могу себе представить, каково тебе пришлось все эти годы и все эти жизни. Странно, что это не наложило на тебя какого-то особого отпечатка теперь, когда ты узнал, кем ты был и что делал раньше.
— Каждая жизнь начиналась как бы заново, — просто объяснил он. — Так и должно быть. Каждый раз доска вытирается начисто, чтобы старые знания не мешали постижению новых. Я заново создавал себя в каждой новой жизни. Только так я мог быть уверен, что вспомню о том, что знал в предыдущей жизни, лишь после того как освоил это в новой. Я учился, учился все время.
— Понятно, но все же странно, не так ли? — сказала она. — Все идут по своей жизни снизу вверх. Ты же фактически наоборот — сверху вниз. От Донала, главы миров, ты пробивал себе дорогу вниз, стараясь стать как можно ближе к обычному человеку.
— Это потому, что решение должно быть найдено на уровне обыкновенного человека — либо его не существует вообще. Донал начал исправлять расу силой и понял, что у него ничего не вышло. Силой внутреннюю сущность человека изменить нельзя. Говорят, что при жизни Чингисхана дева с сумой, полной золота, могла проскакать на коне от одной границы его империи до другой и никто бы ни ее, ни золота не тронул. Но после его смерти и девы, и золото стали передвигаться только под вооруженной охраной, впрочем, так было всегда до его правления. Все, что один человек может сде