Эбби недоверчиво покачала головой:
– Ты мне этого тоже никогда не говорил.
Казалось, будто она заглядывала в какое-то секретное место внутри Маршалла, о существовании которого даже не подозревала, – так и было.
Маршалл ответил:
– Я не хотел портить счастье. Кроме того, я чувствовал себя неловко. Эти эпизоды то и дело происходили в течение десяти лет. В последнее время стало хуже. Вот почему я пошел к врачу, и он сказал, что все в голове. Отлично!
– Правильнее сказать, все дело в вашем теле, Маршалл. Будто оно говорит за вас, потому что вы ни с кем не делитесь чувствами. В вас происходит многое, о чем Эбби даже не подозревает. Думаю, вы тоже пытаетесь игнорировать это, и поэтому вместо вас говорит тело. Если бы напряженная грудь и потные руки могли говорить, что бы они сказали? – поинтересовалась я.
Маршалл сменил тему, словно я задала риторический вопрос.
– На этой неделе мне удалось немного побыть злым полицейским с детьми, – сказал он с улыбкой. Я вернула его к теме беседы.
– Вернемся к ощущениям в теле. Я действительно хочу, чтобы вы дали голос этому колотящемуся сердцу и напряженной груди.
Улыбка Маршалла погасла.
– Я не знаю. Думаю, моя грудь сказала бы, что я встревожен. Это слишком. Все ожидают слишком многого.
Маршалл изо всех сил пытался сформулировать собственные ощущения. Он начинал и останавливался несколько раз.
– Не торопитесь и найдите слова, – подбадривала я.
– Что ж, может, в последнее время снова стало хуже, поскольку Эбби захотела обратиться к консультанту. – Он повернулся к Эбби. – Я волновался, что, возможно, ты хочешь развода, и мы приедем сюда, чтобы ты могла сказать мне об этом в присутствии консультанта. – Маршалл выглядел несчастным и потер голову, будто пытался проснуться от дурного сна, подбородок задрожал, глаза наполнились слезами. – Здорово. Теперь я потеряю все.
Эбби погладила его по щеке, нежно вытерла слезы, а затем обняла его.
– О, дорогой, я просто не знала. Тебе действительно больно, и я никогда не догадывалась об этом. Ты всегда хорошо выглядишь. Я хочу, чтобы ты теперь говорил мне каждый раз, когда это происходит, хорошо? Обещаешь?
Маршалл согласно кивнул.
На более поздних встречах мы с Эбби узнали, что он взял на себя ответственность успокаивать страхи и одиночество матери задолго до развода. Отец вел себя отстраненно и редко бывал дома. Мама нашла свое счастье в ребенке и стремилась, чтобы он оставался в уединении и зависимости.
Однажды Маршалл сам осознал, насколько чрезмерно опекала его мать.
– Все дети по соседству ненавидели ее. Она была такой мамой-медведицей. Много раз ругала их, когда я с кем-то болтал. Я всегда был прав, а они ошибались. Затем она говорила: «Маршалл, тебе не нужно играть с этими подлыми мальчиками. Иди домой и посмотри со мной телевизор».
– Хотите сказать, что мама вела битвы за вас. Она никогда не учила вас постоять за себя здоровым образом. Может, поэтому вам трудно противостоять коллегам, детям и даже Эбби. Я уверена, Эбби будет в восторге, когда вы улучшите навыки общения с ней. Она будет так рада, что привела вас на терапию, – поддразнила его я.
Как достичь совершеннолетия, если ты привык постоянно радовать других? Некоторые дети испытывают сильное беспокойство. Иногда из-за чрезмерно опекающего родителя, который очень волнуется и дает ребенку понять: «Будь осторожен. Мир страшен, но с тобой все будет хорошо, если останешься рядом со мной». Сердитые или крайне критичные могут – и часто неосознанно – наложить отпечаток на детей, которые затем учатся быть осторожными, чтобы избегать критики или гнева. Подросток берет на себя роль «хорошего мальчика» или «хорошей девочки» в попытке получить одобрение или признание и уменьшить напряжение в душе родителей или в семье, угождая родителям, а не создавая проблемы. Одни угождают в ответ на беспокойство, другие справляются с раздражительностью старших. Эти дети поглощают много напряжения и пытаются уменьшить собственное беспокойство, делая других счастливыми.
Осознавая чувства окружающих и отвечая за них, угождающий человек не имеет возможности осознать или преодолеть тревогу, которая движет его или ее стилем взаимоотношений.
Во взрослых отношениях основная мотивация фокусировки на нуждах других, состоит в уменьшении беспокойства, помогая близким быть довольными и удовлетворенными[28]. Когда окружающие счастливы, они тоже счастливы. Если другие расстроены, огорчены и угодники. Когда они отдаляются, отстраняются или злятся, результатом становится дистанция в отношениях. Она вызывает волнение и заставляет угодника перейти в режим преследования, чтобы сократить разрыв. Конфликта часто избегают, а гнев, если ощущается, выражается косвенно или вообще не выражается. После того, как угождающие проводят несколько лет в хроническом беспокойстве и чрезмерном терпении, часто возникает негодование.
Мама Маршалла соответствовала многим из этих характеристик родителя, который создает у ребенка любовный стиль угодника. Нездоровый страх и беспокойство способны передаваться из поколения в поколение, а в некоторых семьях влияние одного из родителей преобладает. Когда этим родителем движет беспокойство и страх, все проникает в атмосферу дома. Точно так же в домах с чрезмерной опекой обеспокоенные родители часто видят опасность за каждым углом. Чтобы уменьшить беспокойство, они отговаривают ребенка рисковать и защищают его от стрессовых ситуаций. Они контролируют ребенка, чтобы не дать ему «пострадать» эмоционально или физически. Мир воспринимается как опасное место, и невысказанное послание звучит так: «Мир страшен, но с тобой все будет в порядке, пока ты рядом, дай мне защитить тебя»[29].
Эти родители часто испытывают чрезмерное беспокойство. По мере того, как ребенок вступает в стадию «исследования» (дошкольный возраст и юношество), уровень стресса возрастает, так как родителям трудно отпускать и терять контроль. Напуганным родителям нужен контроль для минимизации рисков. Во многих отношениях данная динамика больше связана с попытками родителей уменьшить собственное беспокойство, взяв на себя ответственность, а не обучив ребенка побеждать страхи.
Когда ребенок ссорится с другими детьми, забывает сделать домашнее задание или получает выговор от соседей, этот родитель с готовностью вмешивается, чтобы спасти ребенка от неприятных чувств или ситуаций, не осознавая, что тот упускает возможность учиться тому, как справляться с чувствами. Однако родителям трудно помочь ребенку научиться переживать эмоции самостоятельно, если они сами не умеют.
На последующем сеансе Маршалл вспомнил, как боялся ночью, когда его отец был в командировке. Мама сказала, что бояться нечего, хотя сама с тревогой проверила каждую дверь и окно, закрывала каждую занавеску, тщательно поправила их, чтобы закрыть любой вид на дом, а затем включила все люстры.
Частая реакция родителей на распространенные детские страхи «Нечего бояться!» – противоречит постоянному беспокойству родителей, которое на каком-то уровне чувствует и ребенок. Хотя им говорят: «Не бойтесь», страхам часто потакают, когда отводят в кровать к родителям, сопровождают в темноте, забирают из домов друзей посреди ночи, а не подталкивают попробовать новое.
Однако родители, которые чрезмерно беспокоятся, редко считают себя напуганными, скорее «обеспокоенными». Постоянное беспокойство является нормой для родителей и, следовательно, настолько привычным опытом, что его редко признают, а тем более воспринимают как проблему. Но это «беспокойство» создает паттерн спасения ребенка от неприятных переживаний или чувств, потому что этим родителям трудно видеть ребенка в беде. Они быстро вмешиваются, чтобы «помочь», когда тот расстроен или совершает ошибку. Не осознавая, мать и отец посылают вредный сигнал: «Ты не можешь сделать сам; нужна моя помощь». Со временем ребенок начинает в это верить.
Более того, изнеженные дети, которых быстро спасают от стресса, не способны развить стрессоустойчивость и настойчивость[30]. Проявления гнева, печали или страха быстро исчезают, поскольку тревожный родитель принимает это на свой счет и чувствует себя не в своей тарелке. Мамы и папы думают, будто ребенок будет счастлив и доволен, если они правильно выполняют обязанности. Кроме того, поскольку родители считают негативные чувства подавляющими, они предполагают, что ребенок тоже так считает.
Вы можете подумать, что ребенок в подобной среде получает слишком много утешения, однако есть большая разница между утешением и спасением. Помните: тревожные родители озабочены собственными страхами, поэтому настроиться на чувства ребенка практически невозможно. Вместо того, чтобы помогать ему принимать, обрабатывать негативные чувства и управлять ими, эти родители пытаются спасти ребенка от необходимости вообще испытывать их. Этим родителям трудно выразить чувства ребенка и предложить облегчение, так как они часто испытывают собственные внутренние потрясения. И поскольку кажется, будто у этих детей все хорошо (они заняты тем, что им нравится), родители уверены, что так и есть.
Угождающий стиль также возникает, когда на сцене доминирует сердитый или критически настроенный родитель, а дом наполняется чувством опасения. Дети в подобной среде должны быть осторожны, ведь любое поведение или решение, скорее всего, будет встречено критикой. В таких случаях некоторые дети продолжают пытаться доставить удовольствие и добиться одобрения обвиняющих родителей. Другие учатся любыми способами избегать вспышек родительского гнева.
Дети, воспитанные боязливыми, сердитыми или критически настроенными родителями, сами становятся такими. Часто это чувствительные дети, которые легко перенимают чувства других. Страдания, вызванные тревогой или гневом, заставляют выбирать стратегии, которые помогут родителю. Дети могут брать на себя роль угодников, чтобы уменьшить напряжение и тревогу у взрослых и, в итоге, у самих себя. Они тревожатся и расстраиваются, когда окружающие злятся или беспокоятся. Им сложно успокоиться, пока родители несчастливы. Кроме того, объятия и прикосновения бывают в большей степени на пользу родителям, поскольку молодые люди стремятся утешить их