Лесли покрутила ветку между пальцами. Она некоторое время молчала. И наконец начала, слова медленно просачивались наружу.
– Я сухая и коричневая. Мне нечего дать – ни листьев, ни тени, ни плодов, – голос понизился до шепота. – Я всегда буду такой. Никогда не будет весны или лета. Привыкай, – первая капля скатилась по щеке Лесли, и она вытерла ее тыльной стороной ладони. – Не могу поверить, что плачу. Я никогда не плачу.
– Конечно, – сказал я. – Кто будет рядом, чтобы обнять вас и вытереть слезы? Быки не могут позволить себе плакать, но вам не обязательно быть быком здесь, в моем офисе. И я надеюсь, мы сможем найти Лесли, которая существовала до того, как ей пришлось стать быком.
На следующей неделе настала очередь Пола. Он начал с описания своего одиночества в детстве.
– Мой папа служил в армии, мы переезжали каждые два года, а иногда и чаще. Я младший, у меня есть старшая сестра. Я всегда был застенчивым и ненавидел находиться в незнакомых местах с незнакомыми людьми. Школа была для меня кошмаром. У меня не было друзей, и всегда находился хулиган, который делал мою жизнь невыносимой. Мама говорила, что в следующий раз, когда переедем, будет лучше, но становилось хуже. В младших классах девочки смеялись надо мной, и я думаю, если бы не моя собака, я бы умер.
– Вы имеете в виду, что покончили бы с собой? – уточнил я.
Пол молчал, я ждал. Наконец он сказал:
– Я просто хотел исчезнуть. У папы в доме было оружие, и я знал, где оно. Я делал это несколько раз, когда никого не было дома, но, как сказал отец, я был бабой, маменькиным сынком, и никогда не мог заставить себя сделать это.
– Твой отец придурок, – вмешалась Лесли. – Я всегда хотела…
Я протянул руку к ней, давая знак остановиться.
– Вы только наблюдатель, помните?
Она замолчала. Я повернулась к Полу и попросила:
– Расскажите побольше о вашем отце.
Пол продолжил:
– Я был для него большим разочарованием. Сначала он радовался мальчику, но я оказался слишком тихим и чувствительным, он все время пытался меня закалить.
– Можете привести пример?
– О, знаете, он всегда угрожал и большинство из угроз выполнял, типа, если сейчас не перестанешь плакать, я дам тебе повод поплакать. Однажды я продолжал плакать, потому что случайно потерял бейсбольную перчатку и опоздал на игру. Он кричал, чтобы я заткнулся и остановился, а я этого не делал. Он бил меня ремнем, пока я не научился вести себя как мужчина и не плакать. После этого я серьезно воспринимал угрозы. Субботы и воскресенья были плохими, – он начинал пить в полдень в Офицерском клубе.
Пол нервно зачесал руки. Он уронил голову на них и потер глаза, словно пытаясь стереть из памяти картинку. Я заметил, что он становился все более и более возбужденным. Я тихо сказала:
– Вы что-то вспомнили, Пол?
Он кивнул головой, все еще закрывая лицо руками.
– Не торопитесь, – посоветовал я. – Я понимаю, это очень непросто.
Я сидела тихо, и Пол начал рассказывать о душевной боли, которую испытывал. Лесли наклонилась вперед и ждала, тревожно кусая ногти. В порыве эмоций Пол закричал:
– Я ненавижу его! Я ненавижу его! Он заставил меня застрелить мою собаку! – а потом безудержно заплакал. Сквозь рыдания он продолжал говорить: – Я должен был! Я должен был, иначе он собирался привязать ее к дереву и убить ее с помощью моей бейсбольной биты.
Меня накрыла волна тошноты. Лицо Лесли стало пепельным. Она поднялась со своего места, села рядом с Полом и взяла его за руки. Мы сидели тихо и позволили Полу, наконец, выпустить агонию.
На третьем сеансе я узнал, что Лесли собирается облегчить мою работу.
– Прошлая неделя была откровением, – начала она. – Я никогда не понимала, через что заставляю пройти Пола, когда слишком много пью и так злюсь. Всю неделю я была разбита, потому что видела, что похожа на его отца. Меня это чуть не убило, потому что я терпеть не могу этого человека. Я не пила всю неделю и работаю над первым шагом в «анонимных алкоголиках» со своим куратором, и это помогло.
– Похоже, сейчас со мной разговаривает очень чувствительная, решительная молодая женщина, – прокомментировал я.
Лесли улыбнулась и сказала:
– Да, быка посадили в загон.
– Ну, – продолжила я, – думаю, мы сможем приручить его, если научитесь рассказывать мне и Полу обо всей печали и боли, лежащих в основе гнева. До сих пор алкоголь был вашим облегчением, поскольку вы не могли представить облегчение, исходящее от человека.
– Это правда, – согласилась Лесли. – На этой неделе я заметила, что очень переживаю без бутылки выпивки, – Лесли рассмеялась. – Была ли это оговорка по Фрейду, что я сказала «бутылка»? Это навело меня на мысль о детской бутылочке. Раньше я тайком проносила одну из бутылочек сестры в постель ночью и пила под одеялом… Я не думала об этом много лет.
– Похоже, вы изо всех сил старались быть хорошей мамочкой для самой себя, – произнесла я. – Вы и Пол пережили много травм в детстве, никто не мог защитить вас или помочь. Вы справились с хаосом противоположными способами. Пока вы, Лесли, злились и стремились контролировать других своим гневом, Пол пытался держаться подальше от всех и обезвреживать бомбы. Поддержание любого стиля отношений требует много энергии. И ни у кого из вас не было примера, как общаться или играть по честным правилам, так что придется научиться этому со мной. Меня воодушевляет, как быстро вы учитесь, ваша способность утешать Пола на прошлой неделе была замечательной. Я хотела бы знать, что при этом ощущал каждый из вас.
– Я никогда не видела Пола таким сломленным, – сказала Лесли. – Мое сердце болело за него, и в то же время хотелось наорать на его отца за то, что он так поступил. И обычно я не очень ласковая, но мне почему-то легко было его утешить.
Я повернулась к Полу:
– А как насчет вас?
– Я был удивлен, когда понял, что Лесли со мной. Когда я почувствовал, как она обняла меня, мой крик усилился. Было утешительно, что она рядом вот так, – голос Пола дрожал. – Я никогда не чувствовал этого раньше.
За время взросления контролеры изголодались по привязанности, вниманию и похвале. Они влюбляются сильно и быстро, поскольку если нет страсти, это не любовь. У них есть сверхъестественная способность выбирать тех, кто не угрожают их потребности в контроле. Поскольку они никогда не могли полностью владеть родителями, это прекрасно – обладать возлюбленным и иметь его или ее полностью для себя.
Жертвы тоже жаждут ласки, внимания и похвалы. Страсть ошибочно принимается за близость, и какое-то время контроль принимается за защиту. Раньше жертвы редко ощущали ее, поэтому, находясь под контролем, они могут чувствовать себя особенными и любимыми.
Эти стили любви отображаются в диапазоне от мягкого до серьезного. Некоторые контролеры злятся лишь изредка и никогда не проявляют насилия. В тяжелых случаях они могут постоянно подвергать вас физическому, эмоциональному и духовному насилию. Жертвы всегда терпят слишком много и плохо заботятся о себе и защищают себя. В крайних случаях могут диссоциировать до такой степени, что не помнят о насильственных событиях. Наркотики и алкоголь усугубляют хаос и препятствуют исцелению.
В базовом паттерне контролеры не чувствуют себя уверенно, поскольку любые мелочи угрожают их ощущению силы. Потерять контроль означало бы чувствовать себя уязвимым и слабым, как в детстве. Цель контроля в том, чтобы не допустить проявления уязвимых детских чувств. Со временем неуверенность по поводу потери контроля возрастает. Чтобы снизить тревогу, контролеры проявляют больше власти, считая, что им придется насиловать, эксплуатировать и манипулировать для получения желаемого. Любое чувство слабости или уязвимости нагружено унижением и стыдом и быстро растворяется в гневе.
Жертвы подчиняются контролеру из-за страха, что в противном случае останутся одни, и никто не сможет удовлетворить их потребности. Привыкшие к высокой тревожности, они мирятся с жестоким обращением, не осознавая до конца серьезность насилия[61]. В детстве жертвы научились терпеть невыносимое. Во взрослом возрасте невыносимая боль в отношениях кажется нормальной.
В цикле злоупотреблений напряжение нарастает. Контролер бушует, а затем испытывает сожаление, извиняясь и обещая больше не терять контроль, при этом сводя к минимуму недавнюю вспышку. В течение короткого периода у жертвы может находиться власть, пока она не сдастся и не решит снова поверить обещаниям контролера. Некоторые контролеры никогда не извиняются. В любом случае напряжение нарастает, и цикл повторяется снова и снова. Иногда жертвы могут вымещать гнев на детях, когда контролера нет дома. Наркотики и алкоголь часто используются для облегчения боли и беспокойства, что усугубляет хаос и непредсказуемость.
Контролер
• Если бы супруг(а) слушала меня, я бы так не злился.
• Супруг(а) делает что-то за моей спиной, и это сводит меня с ума.
• Я злюсь, когда супруг(а) игнорирует меня.
• Мой(я) супруг(а) делает вещи, которые заставляют меня ревновать.
• Я часто выхожу из себя, особенно дома, но супруг(а) (или ребенок) этого заслуживает.
• Мой(я) супруг(а) игнорирует меня, когда я прошу его/ее делать что-то определенным образом.
Жертва
• Я должен(на) скрывать от партнера определенные вещи, потому что он/она рассердится.
• Супруг(а) жалуется, как бы я ни старался(лась).
• Я боюсь рассердить супруга(у).
• Иногда я затеваю драку, чтобы покончить с этим.
• Мой(я) супруг(а) плохо со мной обращается, но я остаюсь, потому что одиночество еще хуже.
• Я нервничаю, когда все спокойно, зная, что это не продлится долго, и жду, когда супруг(а) разозлится или начнет критиковать меня.