– Мне кое-что интересно. Я права, предполагая, что вы изо всех сил старались быть хорошей, чтобы у мамы не было с вами проблем? Является ли частью хорошего поведения самодостаточность?
– Ну, я никогда не думала об этом в таком ключе, – ответила она. – Может, и так. Я помню, как мама ушла в спальню и закрылась. Я стояла у ее двери и слышала, как она плачет. Я боялась, что ее хватит удар. Думаю, я никогда не просила ее времени или внимания, потому что чувствовала: она не может мне ничего дать. Если подумать, именно это заставило меня влюбиться в Дона.
Шэрон подошла и положила руку на колено Дона. Похлопав его по ноге, она произнесла:
– Он уделял мне так много времени и внимания. Я никогда не чувствовала себя такой особенной. Почему это раздражает меня сейчас? Это просто сбивает с толку.
– Отличный вопрос, Шэрон. Думаю, у меня будет хороший ответ после того, как мы послушаем его историю. Итак, Дон, почему бы вам не рассказать мне свои лучшие и худшие воспоминания об отношениях с родителями.
– Начну с мамы, так как у меня много хороших воспоминаний о ней. Я единственный ребенок, поэтому мама уделяла мне много внимания. На самом деле мне хотелось, чтобы у меня был брат или сестра, которые время от времени отвлекали бы ее от меня. Лучшие воспоминания о маме связаны с тем, что она всегда была рядом. Я приходил домой из школы и ел свежеиспеченное печенье, а она участвовала во всем, что я делал – бойскаутах, Младшей лиге, футболе, школьных конкурсах.
– Она по-прежнему участвует во всем, и ты занимаешь главное место в ее жизни, – вмешалась Шэрон. – Она все время приходит, не позвонив предварительно. Я сказал Дону, что это сводит меня с ума, но он не хочет говорить с ней об этом. Я думаю…
Дон прервал ее:
– Шэрон, если бы ты жила с моим отцом, ты бы тоже хотела уйти. Ты же знаешь, каким ворчуном он может быть. Мама просто хочет уйти из дома. Можешь ли ты винить ее?
Я отметила, что данную проблему стоит рассмотреть на одном из следующих сеансов и попросила Дона:
– Расскажите мне о своем отце, Дон.
– Хорошее воспоминание об отце – это то, что он уходил на работу, и дома царили мир и покой. Плохое – он возвращался вечером, – рассмеялся Дон. – Он почти никогда не улыбался, всегда приставал к маме или ко мне. Я делал уроки в столовой и звал маму помочь, когда он начинал с ней ссориться. Отец так и не понял, что мне не нужна помощь, хотя знал, что я отличник. Иногда, когда он был настоящим придурком, мама становилась тихой и немного подавленной. Обычно я мог подбодрить ее, помогая по дому или принося тарелку мороженого.
Это все, что мне нужно знать об отце Дона.
– Есть ли что-то, что вы хотели бы изменить в маме? – спросила я.
Дон не колебался.
– Да, она была чересчур заботливой, не позволяла мне играть в кетчер в Младшей лиге, поскольку не хотела, чтобы кто-то размахивал битой так близко к моей голове. Футбольный мяч не так пугал ее, но и о футболе не могло быть и речи. Меня это очень беспокоило, поскольку с моим ростом, весом и спортивными способностями, думаю, я был бы хорошим спортсменом. Я даже сильно рисковал, когда был первокурсником старшей школы и сказал отцу, что хочу играть в футбол. Я никогда не забуду его ответ. Он посмотрел на меня с отвращением и сказал: «Значит, ты хочешь быть тупым спортсменом, да? Забудь. Это пустая трата времени и денег». На этом дискуссия закончилась.
Я была готова найти точки соприкосновения.
– Шэрон, Дон, после того как я услышала некоторые вещи, из-за которых вы ссоритесь, и выслушала истории вашей семьи, я хотела бы помочь вам понять, что происходит. Шэрон, думаю, ранний опыт заставил вас избегать. Позвольте объяснить. У мамы было так мало сил, и она потратила все на ваших сестер. Ей нужно было, чтобы вы были хорошим ребенком, как вы сказали. К сожалению, на самом деле вы не могли зависеть от нее настолько, насколько было нужно. У меня есть вопрос. Вы помните, когда вы росли, кто-нибудь когда-нибудь спрашивал о том, что в вашем сердце и душе или о том, каково жить с двумя проблемными сестрами?
– Нет, я никогда даже не думала об этом, – ответила Шэрон.
– Это моя точка зрения. И вам сейчас, как замужней женщине, не приходит в голову задуматься, что у вас внутри, или поделиться этим с Доном. Когда вас что-то беспокоит, вы решаете проблему как можно лучше, а затем идете дальше, как в детстве. Кроме того, я уверена, вы никогда не думали о вещах, от которых пришлось отказаться, чтобы сохранить семью. Вы защищали маму от срыва, давая понять, что ни в чем не нуждаетесь. Вы чувствуете, что вам нужен Дон?
Шэрон посмотрела в пол и еле слышно ответила:
– Нет, не совсем.
Я видела смущение Шэрон, когда она призналась, и прокомментировала:
– Это не ваша вина, Шэрон. Взрослея, вы не научились позволять себе по-настоящему нуждаться в другом человеке или делиться тем, что было на сердце, поэтому не знаете, как это сделать сейчас.
Я взглянула на Дона и заметила слезы в его глазах.
– Расскажите о ваших слезах, Дон.
Он откашлялся и сдавленным голосом сказал:
– Я никогда не думал об этом. Мне грустно за нее.
– Дон, я хочу, чтобы вы сказали это Шэрон напрямую. Шэрон, пожалуйста, посмотрите Дону в глаза.
Они встретились взглядами. Увидев его слезы, ее глаза наполнились слезами. Дон произнес:
– Мне грустно, что ты никогда не зависела от мамы. Теперь я понимаю, почему тебе трудно позволить себе нуждаться во мне.
Он обнял Шэрон, и я молчала, пока они проявляли нежность друг к другу.
Когда они снова уселись на кушетку, повернувшись ко мне лицом, я сказала:
– Дон, я думаю, ваш отпечаток – доставлять удовольствие. Ваш опыт в чем-то противоположен опыту Шэрон, а в чем-то похож. В то время как у Шэрон не хватало мамы, у вас было постоянное мамино внимание. Для вас любовь означает, что кто-то всегда рядом, готов уделить вам время и внимание. Даже в школьные годы мама принимала решения за вас и не давала возможности попробовать собственные силы. Вы продолжаете пытаться воссоздать это чувство с Шэрон. Вы чувствуете себя хорошо, будто все так, как должно быть, если получаете достаточно внимания.
– Это правда, – сказал Дон. – Думаю, меня приучили ожидать этого.
Я продолжила:
– Дон, позвольте задать тот же вопрос, что и Шэрон. Когда вы росли, кто-нибудь когда-нибудь спрашивал вас о беспокойстве, которое вы испытывали, живя с критически настроенным отцом?
Дон задумался.
– Нет. Мы с мамой никогда об этом не говорили. Наверное, я нервничал рядом с ним. И никогда не думал об этом. Мы не общались на тему чувств.
– Похоже, вы тоже не привыкли делиться чувствами. Кроме того, как и Шэрон, защищали маму. Вы спасали ее от присутствия отца и предлагали помощь по дому, чтобы подбодрить ее после ухода отца. Так что теперь, когда Шэрон заботится о себе и самодостаточна, я думаю, вы чувствуете, что она замкнута и недоступна. И делаете сегодня то, что делали в детстве. Вы суетитесь, пытаясь угодить, чтобы она была доступна и внимательна. Вам было бы полезно начать обращать внимание на уровень беспокойства, которое испытываете, когда Шэрон недоступна. Бьюсь об заклад, это похоже на то, что вы чувствовали в детстве, когда мама была тихой, подавленной и недоступной.
– Наконец, Шэрон, я думаю, вас раздражают желание Дона угодить вам, потому что оно больше связано с уменьшением его беспокойства, чем с удовлетворением ваших потребностей. Оно изменится, когда Дон удовлетворит потребность, которую вы можете почувствовать, например, когда он обнял вас.
– Это было совсем иначе, – сказала Шэрон.
При встрече угождающие уделяют избегающим больше времени и внимания, чем те получали в детстве. Избегающий с благодарностью отвечает на демонстрацию поддержки и заботы угодника.
У угодников часто непостоянные, критические или боязливые родители, поэтому поначалу им нравилась уравновешенная манера избегания. Однако, по мере того как избегающие сохраняют свой стиль, угодник начинает чувствовать себя отвергнутым и игнорируемым. Пространство и дистанция в отношениях вызывают у угождающих чувство беспокойства и неуверенности, поэтому они изо всех сил стараются угодить, надеясь получить больше времени и внимания от избегающего.
В этот момент избегающие начинают чувствовать подавленность и раздражение из-за настойчивости супруга, и поэтому отступают. По мере того, как избегающий отстраняется, тревоги и страхи угождающего возрастают, поэтому погоня усиливается.
Партнеры движутся по кругу, и бег продолжается, вызывая стресс и споры.
– Ты слышал, что я только что сказала? – спросила Джоли Генри.
Они сидели за обеденным столом, и Генри смотрел в окно, пока Джоли рассказывала о своем дне.
– Ага. Я слушаю, – ответил тот.
– Так что же я сказала? – спросила Джоли.
Генри вздохнул:
– Ты рассказывала о том, как прошел день.
– Что именно я тебе говорила, Генри?
Теперь он начал раздражаться.
– Не знаю, Джоли. Ты все рассказываешь и рассказываешь, и так подробно. Разве можно запомнить все? Я уже говорил, что устаю. Когда я прихожу домой из офиса, мне нужно немного тишины и покоя. Я слишком многого прошу?
Генри повысил тон.
– Я пойду в гараж и займусь велосипедом. Оставь меня в покое ненадолго, ладно?
Когда муж вышел из-за стола, Джоли добавила последний комментарий.
– Почему я вообще хочу быть с тобой? Ты ведешь себя, будто быть со мной – это какая-то большая рутина.
Он проигнорировал ее и пошел в гараж.
Мысли Джоли метались, пока она мыла посуду. «Почему он не помогает мне с посудой», – думала она. Генри был более отстраненным, чем обычно. Может, у него роман. Не думаю, что Генри может мне изменить, но не знаю. Может, он просто положил глаз на кого-то другого. Не похоже, что он все еще меня любит. Все друзья говорят о том, как сильно их мужья хотят секса. Хотелось бы и мне иметь эту проблему для разнообразия. Генри всегда ждет, пока я начну. Конечно, было бы неплохо, если бы время от времени и он проявлял инициативу. Он был страстным, когда мы только поженились. Интересно, что случилось? Может, у него роман. О, я схожу с ума, пытаясь понять это. Может, я возьму тарелку любимого мороженого Генри в гараж и посижу с ним. Может, он поговорит со мной, пока будет чинить велосипед. Он всегда счастлив, когда возится с этим дурацким великом. Может, стоит превратиться в велосипед, и тогда он будет надо мной.