Затем, наконец, милостивым образом вмешался Бог. Во время разговора с матерью Тина с удивлением услышала, как ее мать описывает серьезную автомобильную аварию, которая произошла, когда Тине было десять месяцев. Автокресло защитило девочку от травм, однако на месте происшествия ее сиденье – вместе с Тиной – поставили на обочину, а раненые пассажиры ухаживали за ней. Царил полный хаос. Приехала полиция и «Скорая помощь». Тина наблюдала, как парамедики вытащили ее мать из машины и увезли в большом шумном автомобиле. Тина не видела мать целую неделю, пока та выздоравливала в больнице после перелома таза. Непрерывная забота, которую девочка испытывала в течение первых десяти месяцев жизни, исчезла в мгновение ока.
Когда мама вернулась домой, она была потрясена тем, что Тина не взглянула на нее и не подошла. Хуже того, маме Тины не разрешали поднимать или держать ребенка на руках, пока раны полностью не заживут.
Представьте, что подобный опыт сделал с ребенком, даже если тот не помнил ничего из этого. Выслушав рассказ, я попросила Тину описать, что она могла чувствовать во время аварии и после.
– Испуг. Нет… ужас, – сказала она. – Будто мама никогда не вернется, – она остановилась. – Я все еще испытываю эти чувства, они такие сильные. Когда кто-то уходит, я представляю, что этот человек не вернется, и мне становится страшно. Когда мама вернулась, я не хотела на нее смотреть, потому что злилась из-за того, что она ушла. И боялась, что она снова может уйти. – Тина заплакала. – Я до сих пор испытываю эти чувства. Каждый раз, когда уходит парень. Точно такое же чувство. Я не сумасшедшая. Я действительно все это переживаю. Я все еще чувствую это.
В предыдущей главе я упоминала, что отпечаток похож на мелодию, которую мы знаем наизусть. Она снова и снова звучит в наших отношениях, и, если не потратить время, чтобы научиться слышать ее, мы не сможем ничего изменить. Многие люди говорили нам: «Я не могу вспомнить большую часть своего детства. Как это могло так сильно повлиять на мои нынешние отношения?»
Я позволю доктору Даниэлю Сигелю помочь мне объяснить. В своей книге «Развивающийся разум» он представляет увлекательное описание того, как мы вспоминаем ранние годы, обсуждая два типа памяти: эксплицитную, для которой необходима речь, и имплицитную, которая является довербальной. «Эксплицитная память – это то, что большинство людей имеет в виду, упоминая общую идею памяти… Когда извлекаются эксплицитные воспоминания, [у человека] возникает внутреннее ощущение “Я вспоминаю”. Эксплицитная память часто передается нам в форме описательных слов или картинок, передающих историю или последовательность событий»[13].
Если бы мы попросили вас поделиться грустным воспоминанием из детства, вы бы рассказали историю из прошлого, понимая, что грустное чувство связано с событием, которое вы вспоминаете. Вы бы знали, что «вспоминаете», и знали, почему вам грустно.
Однако имплицитные воспоминания – это наши довербальные «детские воспоминания». Когда вы были младенцами и дошкольниками, вы воспринимали окружение через выражение лица, тон голоса, чувства и телесные ощущения, запоминая, чего ожидать. Эти чувства и ощущения (хорошие и плохие) являются имплицитными воспоминаниями, и «к первому дню рождения ребенка повторяющиеся паттерны имплицитного обучения глубоко кодируются в мозгу»[14].
Мы, взрослые, находимся под влиянием довербальных, имплицитных воспоминаний, когда они активируются в текущих отношениях. Мы воспринимаем их как поток чувств, но не осознаем, что что-то помним. Доктор Сигель поясняет: «Имплицитная память задействует участки мозга, которые не требуют сознательной обработки во время кодирования или извлечения»[15]. Кроме того, поскольку всплывают имплицитные воспоминания, нет ощущения, что что-то вспоминается. Мы с Миланом называем эти воспоминания, сформированные благодаря опыту и отношениям в наши довербальные годы, «чувственными».
Когда наши негативные имплицитные воспоминания остаются незамеченными, они могут нанести ущерб отношениям.
Вы удивлены, что ранний опыт может так долго влиять на нас? Тина была исключительно умной, проницательной и чувствительной с самого рождения, но травма прервала ее привязанность к матери и разрушила ощущение комфорта. Связь прошлого события с нынешними проблемами вдруг стала очевидной для Тины. Она поняла причину собственной реактивности. Услышав рассказ матери об этом опыте, Тина осознала, что и та стала жертвой ситуации. Более глубокое понимание у Тины и ее исцеление подтверждают замечательную истину: «представление об имплицитной памяти дает нам возможность освободиться из тюрьмы прошлого»[16].
Мы с Миланом считаем, что выявление детских отпечатков действительно помогает нам преодолеть существующие проблемы в отношениях. Но чтобы осознать «танцевальные шаги», которым мы научились у родителей, необходимо сначала составить картину ранних лет. У большинства много воспоминаний, благодаря которым данная картина возникает в нашей голове. Но иногда полезно попросить родственников поделиться воспоминаниями, особенно когда мы спрашиваем о младенчестве.
Я задала маме вопрос, какой я была в детстве, и ответ ошеломил меня.
– О, ты была угрюмой, – сказала она, – никогда не улыбалась. Я помню, как сказала твоему отцу, что с тобой, наверное, что-то не так, и он просто посмеялся надо мной. Когда тебе было десять месяцев, ты сломала ключицу, пытаясь залезть в кроватку своей сестры-близнеца. Ты месяц лежала на полу, не шевелясь и не улыбаясь. И каждый раз, когда я тебя поднимала, ты плакала.
Помню свой шок. В этих нескольких предложениях мама дала мне ключ к моей давней депрессии: она началась в первый год моей жизни.
Даже несмотря на то, что к таким важным осознаниям, как у Тины и меня, можно прийти, оглядываясь назад, многие люди по-прежнему придерживаются мнения, что прошлое осталось в прошлом, поэтому мы должны просто двигаться дальше. Прошлое нельзя изменить, так зачем его обсуждать? Хотя простой разговор о тех событиях помогает сделать важные открытия, некоторые люди сопротивляются, заявляя, что у них нет детских воспоминаний – или, по крайней мере, никаких серьезных последствий.
Я хорошо помню первые сеансы с Ли и Карен. Ли был злым человеком, и его жена доверительно рассказывала мне, что их трехлетняя дочь Стейси, похоже, его боится. На третьем сеансе Ли наконец раскрыл то, что было очевидно для меня при первой встрече. Тогда он казался очень милым и очаровательным. Я была уверена, что он доволен тем, насколько успешно убедил меня, что проблемы в браке связаны с недостатками его миниатюрной, экстравертной жены. Однако Ли понятия не имел, сколько рассказал о себе во время телефонного разговора перед первой встречей в офисе. По моему опыту, жены, как правило, являются инициаторами записи на консультацию. Когда мужчина звонит, это часто означает одно из двух: он либо в отчаянии, либо все контролирует. И Ли определенно не принадлежал к первой категории.
Ли сел передо мной, и буря внутри него начала грохотать. Его челюсть была напряжена, а в темных глазах светилась твердость. Тело было как натянутая струна, и он крепко прижал руки к бокам, сжав кулаки. Опыт, приобретенный еще в детстве, снабдил меня встроенным радаром для выявления признаков внутренней ярости, и его экран начал дико пищать.
Косые взгляды Карен на Ли во время ее рассказа подтвердили мои ощущения. Говоря о том, что им трудно иметь дело с юной Стейси, Карен, очевидно, взвешивала слова, и ее собственные радарные сигналы становились все громче и настойчивее. Я решила подбросить дровишек в огонь.
– Ли, – обратилась я к нему, – расскажите о ваших лучших и худших детских воспоминаниях.
Он глянул на жену, а затем на меня.
– Какое это имеет отношение к нашему браку? Мы приехали сюда на консультацию по вопросам брака, что, вероятно, является пустой тратой времени. Давайте продолжим разговор.
Я пристально посмотрела на Ли и мысленно представила себе гробницу, в которой нежное сердце мальчика покоилось под грудами гнева. Его устрашающие манеры охраняли вход так эффективно, что он понятия не имел, что защищает внутреннюю комнату. Я также не сомневалась в следующем: успех или неудача их брачной терапии зависели от того, позволит ли он нам попасть в этот подземный мир.
– Ли, нам бы очень помогло понять проблемы в вашем браке, если бы вы рассказали о том, что пережили в детстве и каково было жить в вашей семье. Вы говорили на прошлом сеансе, что отец брал вас с собой на рыбалку. Это так?
– Ага. Но это не имеет ничего общего с моим браком. Как я уже сказал ранее, давайте продолжим разговор. Это было давно и не имеет значения.
– Ну, Ли, я не согласна. Вы прожили с родителями примерно восемнадцать лет. Там вы впервые увидели отношения и то, как они работают или не работают. Как гласит старая пословица, учат не словами, а делами. Ваша семья была похожа на классную комнату, где вы постоянно учились обращаться со своими чувствами и потребностями. И у каждой семьи есть свои сильные и слабые стороны.
Ли перебил меня.
– Все было хорошо. У меня было хорошее детство. Папа водил меня на рыбалку, а мама готовила и убирала. Мы были обычной семьей среднего класса Америки.
– Что ж, тогда вам не составит труда ответить на следующий вопрос. Расскажите об утешении в вашей семье. Поделитесь конкретным воспоминанием о том, как мама или папа утешали вас, когда вы были расстроены, когда вам было страшно или грустно по какой-то причине.
– О, я уверен, что такое было много раз, – сказал Ли.
– Поделитесь хотя бы одним воспоминанием, – настаивала я.
Глядя в потолок, Ли искал в картинах из детства ответ, который позволил бы ему прекратить мое «отвлекающее» любопытство. Я знала, это мучительный поиск. Я редко слышала, чтобы сердитый мужчина делился конкретным положительным воспоминанием.