— Что вы имеете в виду, госпожа? — нахмурился воевода.
— То, что мы будем наблюдать. Война давно закончилась, мы победили. Что Градов может сделать? А если всё-таки может… это должно быть впечатляюще. Я не хочу ему мешать. Создайте видимость усиления, не более того, — приказала графиня. — Установите слежку за Градовым и докладывайте обо всём, что будет происходить. Мы вмешаемся только тогда, когда это будет нам выгодно…
Глава 10Базилевский
Поместье Градовых
«Офицер всегда должен быть безупречен», — мысленно произнёс Никита, поправляя воротник мундира.
Зеркало отражало черты его лица: слишком мягкие, на взгляд молодого воеводы. Борода, которую он пытался отрастить, всё ещё напоминала юношеский пушок. Наверное, лучше было вовсе сбрить её, пока не начнёт расти нормальная, зрелая.
Однако форма сидела идеально, без единой складки. Пуговицы блестели, как новенькие. Отец всегда был уверен, что Никита станет офицером, и с детства готовил к этому. Он считал, что внешний облик и манеры не менее важны, чем храбрость, холодный ум и другие качества настоящего офицера.
«Солдаты заметят твою слабость раньше, чем ты сам. Не дай им шанса усомниться», — всплыла в голове одна из фраз, которые отец часто повторял.
Никита провёл пальцами по козырьку фуражки, смахнув несуществующую пыль. В груди клокотало странное чувство — смесь восторга и тревоги. Владимир вернулся. Настоящий, живой, полный решимости. Прошла всего лишь пара дней, и всё в поместье зашевелилось, будто проснулось от долгого сна.
Но…
Двадцать дружинников. Двадцать против трёх родов, у которых тысячи солдат, артиллерия, боевые маги, артефакты.
Добрынин резко отвернулся от зеркала. Рука непроизвольно сжала эфес сабли. «Если ты не сомневаешься — я тоже не буду». Так он сказал Владимиру. И теперь повторял эти слова как мантру, глуша предательский внутренний голос, который шептал: «Безумие. Самоубийство».
Воевода вышел в коридор, освещённый розоватыми лучами зари. По пути Никита взглянул в окно и увидел, как служанка набирает воду из колодца, а баба Маша собирает на грядках свежую зелень.
Жизнь продолжалась. Значит, есть шанс.
Нельзя сомневаться.
Никита только собирался выйти на улицу, как дверь распахнулась навстречу. Воевода еле увернулся от Моргуна, который резко влетел в коридор.
— Простите, воевода! — тот шаркнул сапогами, вставая по стойке смирно. — Докладываю. Местные опять к нам пробрались. Муку приволокли, сахара немного, консервы… Всё как обычно. Но один настойчиво просит встречи с Владимиром Александровичем. Говорит, дело срочное. Может, вы побеседуете?
— Хочет поговорить с Владимиром? — нахмурился Добрынин. — И откуда же он знает, что Владимир вернулся? Ладно, пойдём.
Мужики ждали в перелеске недалеко от купола. Двое о чём-то говорили с Трояком и другими дружинниками, а один находился в стороне, прислонившись спиной к берёзе. Широкоплечий мужчина лет сорока, с ниспадающей на грудь густой бородой. Услышав шаги, он повернулся к воеводе и поклонился, приложив руку к груди.
— Здравствуйте, Никита Сергеевич, — сказал он. Голос был низким и хриплым, как у медведя. — Степан Кожемяко меня зовут.
— Здравствуй, Степан, — кивнул Никита. — Говорят, ты хочешь видеть господина Градова?
— Хочу, — ответил мужик, почесав горбатый, явно не единожды сломанный нос. — Ходят слухи, что он в поместье вернулся. Могу я узнать, господин, правда ли это?
Воевода ответил не сразу. Зачем Кожемяко спрашивает? Уж не шпионит ли он на врагов? Раньше Добрынин не видел этого мужчину, и поэтому не слишком ему доверял.
С другой стороны — не удивительно, что молва разошлась так быстро. Особенно учитывая недавние схватки на границах купола. Да и мужикам было бы проще отравить еду, что они притащили, чтобы вывести дружину из строя. Поэтому скрывать нет смысла.
— Да, — сказал Никита. — Господин Градов вернулся.
Обрамлённые сеткой морщин глаза Степана просияли.
— А правда ли, что вы опять воююте? Мы слышали взрывы, и магические вспышки вчера ночью видели… Неужто род Градовых снова поднял знамя?
— Зачем ты спрашиваешь? — нахмурился Никита.
— Простите, господин воевода, — Кожемяко поклонился. — Я всё расскажу. Понимаете, мы с односельчанами все трудимся на пороховом заводе фон Берга. Гоняет он нас хуже, чем скотину. За опоздание — порка, за брак — паёк урезают. Денег не дают почти, сами себе пропитание добываем… Он даже детей заставляет работать, изверг!
Последнюю фразу Степан выкрикнул так, что в перелеске раздалось эхо. После этого стиснул зубы и громко вздохнул.
— Простите, злоба взяла, — процедил он.
— От того, что ты рассказываешь, меня тоже наполняет гнев, — честно ответил Никита. — Я думал, большинство подданных рода Градовых покинули захваченные земли.
— Если бы… Кто-то покинул, конечно. А кто-то не успел или не захотел с насиженных мест уезжать. Вот и поплатились — рабами стали, по-другому не скажешь!
— Всё так и есть, господин, — печально подтвердили мужики, которые пришли вместе со Степаном.
— Вот уроды, — пробурчал Трояк и сплюнул.
— Мы хотим сражаться! — выпалил Кожемяко, стукнув себя в грудь кулаком. — Раз господин Градов вернулся и приказал опять воевать, мы хотим помочь! Недовольных много. Организуем подполье, начнём исподтишка противникам вредить. Склады взрывать, машины портить, да хоть и патрули резать! Только скажите.
Никита изучал взгляд работяги. В его глазах горела искренняя, холодная ярость загнанного волка.
— Если об этом узнают, враги вас казнят. А перед этим, возможно, будут пытать. Ваши семьи тоже будут под угрозой. Готовы так рисковать? — спросил воевода.
— Моя семья уже давно погибла, — ответил Степан. — Когда снаряд на наш дом упал.
— А моя жена от чахотки умерла, — подал голос другой мужик. — На угольной фабрике день и ночь работала. Когда кашляла — у неё изо рта кровь с угольной пылью шла…
— Мы готовы рискнуть, — сказал третий мужчина. — Лучше умереть, чем так жить, правда?
Добрынин осмотрел их всех. Вспомнил приказ, который оставил Владимир, и представил, как в тылу врага начнут взрываться склады и пропадать патрульные.
Нельзя сомневаться. Если судьба сама предлагает помощников — надо соглашаться без раздумий. Владимир наверняка лишь порадуется, что простые люди тоже встали на его сторону.
— Хорошо, — кивнул Никита. — Ваша помощь пригодится, и очень скоро.
г. Владивосток
На подъезде к городу мои дружинники достали из рюкзаков чехлы для винтовок и убрали оружие в них. С луков сняли тетивы, а стрелы и сабли попрятали в седельные сумки. На поясах у них остались только ножи.
— Револьвер надо убрать, ваше благородие, — сказал Секач. — В городе запрещено огнестрельное оружие напоказ носить. Только холодное и только дворянам.
— А их охранникам?
— Короткоствольное можно, но скрыто. Холодное не длиннее локтя, наши сабли не проходят.
— Тогда держи, — я протянул дружиннику свой револьвер. — На всякий случай.
Секач кивнул и спрятал оружие за пазуху.
Как только мы въехали в сам Владивосток, я ощутил мощное технологическое поле. Защитный амулет на груди вздрогнул, и его аура погасла.
Электрические фонари и телеграфные столбы на улицах, автомобили, трубы заводов и тепловых электростанций на окраинах — всё говорило о том, что это город технократов.
Чтобы сформировать заклинание во Владивостоке, надо было быть очень сильным магом. И то, даже сильный маг не поручился бы за эффект.
На улицах города люди спешили по своим делам, по дорогам разъезжали автомобили, источая вонь выхлопных газов. Громыхали по рельсам трамваи, по небу деловито проплыл пузатый дирижабль. Повозки, запряжённые лошадьми, и всадники здесь тоже имелись, но их было гораздо меньше, чем технического транспорта.
Стоящий на перекрёстке полицейский обратил на нас внимание и решительно двинулся наперерез.
— Добрый день! — он на ходу приложил ладонь к козырьку. — Разрешите ваши документы.
Приблизившись, он заметил родовые гербы на потрёпанной форме моих дружинников и нахмурился. В этом городе наверняка отвыкли видеть солдат с золотым тигром на груди.
— Добрый день, — поздоровался я, достал из нагрудного кармана паспорт и кивнул на солдат. — Эти люди служат мне.
Полицейский посмотрел в документ, поднял взгляд на меня и удивлённо хмыкнул.
— Владимир Александрович Градов?
— По-моему, в паспорте так и написано, — ответил я.
— Так и написано, — эхом откликнулся полицейский. — Слышал о вашем возвращении в Россию. Добро пожаловать домой.
— Спасибо.
— Могу я уточнить цель вашего прибытия в город?
— Дела рода. Надеюсь, мы ничем не нарушили закон? — спросил я.
Страж закона оглядел нас, задержал взгляд на оперении стрел и рукоятках саблей, торчащих из седельных сумок.
— Хочу напомнить, Владимир Александрович, что ведение дворянских войн в пределах города Владивостока запрещено, — возвращая мне паспорт, сказал полицейский. — А в пределах области ограничено.
— Разве здесь есть с кем воевать?
— С людьми барона фон Берга, например.
— А что, их здесь много? — как ни в чём не бывало, поинтересовался я.
Полицейский приподнял уголки губ и ответил:
— Достаточно. Конторы господина фон Берга есть на трёх улицах. А в центре расположено отделение Фонда развития предпринимательства графа Муратова. Охраняется его дружинниками, ясное дело.
— Может быть, и у рода Карцевых здесь есть люди? — спросил я.
Мужчина улыбнулся уже открыто и пожал плечами:
— Может, и есть. Но никаких представительств Карцевы во Владивостоке не имеют. Всего доброго, господин, — он приподнял фуражку. — На всякий случай всадникам у нас положено двигаться по обочине одному за другим, в два ряда запрещено.
— Спасибо за напоминание, — кивнул я.
Мы отправились дальше. Я ехал первым, а Ночник сразу за мной, указывая дорогу к дому Базилевского. Нам предстояло пересечь весь город, однако я был вовсе не против. Было интересно взглянуть на жизнь Владивостока.