Некоторые вещи так раздражали папу, что он не мог держать их при себе. В один прекрасный день Ди Канио ворвался в кабинет Харри, требуя, чтобы ему разрешили уйти в «Челси». Джанлука Виалли выразил свою заинтересованность в его подписании, и Паоло просто не мог удержаться. Я был в курсе всей истории, и, зная Паоло, сцена явно выдалась жаркой. Там явно было много криков и взмахов рук – каждый из которых принадлежал Паоло. Никаких проблем, подумал я, не считая того, что мне часто приходилось слышать его рассказы о том, что «Вест Хэм» – его вторая кожа, и если его порезать, прольется бордово-голубая кровь. Меня это бесило, отчасти потому, что в моем случае это было правдой, но я никогда не разыгрывал эту карту. Теперь я отношусь к этому спокойнее, потому что с возрастом становится легче распознать, когда игрок выпендривается, и давайте посмотрим правде в глаза – футболисты говорят много всякой чепухи.
Я находился в странном положении. Все это я пропустил через себя. Многое из прошлого осталось со мной – что-то оказалось полезным, а что-то все еще терзает меня. В общем и целом, я многому научился. Мне пришлось усвоить множество суровых и полезных уроков, которые были мне нужны, чтобы идти вперед. В период моей игры за «Вест Хэм» на мне лежала огромная ответственность. Я пришел в клуб с большими надеждами, а покинул его с тяжелым грузом. Основную его массу взвалил на себя не я. Я прекрасно понимаю уникальность противоречий, связанных с отношениями между главным тренером и игроком, когда они приходятся друг другу отцом и сыном.
Я видел эти проблемы повсюду: Брайан и Найджел Клафы, Стив и Алекс Брюсы, и только те, кто через это прошел, могут знать, насколько это тяжело. Это настоящая уловка-22. Должен ли отец игнорировать своего сына, даже если он лучший игрок на своей позиции, из опасений, что его обвинят в кумовстве? Или он должен поступать так, как будет лучше для команды и для него лично как для тренера? Кажется, что ничто не разделяет людей так, как семья, хотя все должно быть совсем не так. Я был воспитан совсем не так. Я вырос в районе, полном фанатов «Вест Хэма», которые шли по жизни с девизом: всегда заботьтесь о своей семье.
Я видел всю эту ситуацию в самом неприглядном свете. Я был частью семьи «Вест Хэма», в самом буквальном смысле: моя бабушка, мои папа и мама, мой дядя и мои сестры. Но я не получал никакой поддержки. Никто мне не помогал. Это полностью противоречило местной этике. Возвращаясь на «Аптон Парк», я все еще слышу в свой адрес упреки. Меня обвиняют в предательстве. Но где же их верность мне? Верность моему папе? Верность Харри? Харри и мой отец вытащили «Вест Хэм» из болота, когда клубу грозили вылет из премьер-лиги и потеря какого-либо фундамента.
Затем с помощью таких игроков, как Пол Китсон, Джон Хартсон и некоторых других, им удалось поднять клуб так высоко в турнирной таблице, как никогда прежде. Они привели в клуб новых игроков, которые показывали болельщикам интересный, увлекательный футбол, которого те так жаждали. Что самое главное, они воспитывали молодых талантливых футболистов, мотивировали и поощряли их, а затем давали им возможность выступать в основе, прогрессировать и помогать «Вест Хэму» стать реальной силой, с которой нужно было считаться. При этом родители ребят, занимавшихся в молодежной системе, верили, что клуб сможет помочь их сыновьям добиться успеха, как он помогал молодым игрокам в прошлом.
Под руководством Харри и моего отца клуб мог бы вернуть себе звание Академии футбола. И как же они были вознаграждены за свои усилия, за годы напряженной работы, вернувшей клубу это доверие? Харри был уволен, а на следующий день ушел и отец. Фанаты, освистывавшие меня, совершенно не показывали мне преданности. Несмотря на все достижения папы и Харри, совет директоров не проявил никакой лояльности и уволил их.
Трубку подняла мама. Я был у нее дома, когда она вошла в комнату и сказала мне, что Харри уволен. Она была совершенно спокойна. Я был удивлен ее реакцией и этой новостью. Разногласия Харри и президента клуба длились уже полгода, с тех самых пор, как был продан Рио. Это было хорошо известно. Он отчаянно хотел вести клуб вперед и хотел сделать команду сильнее, но вместо денег получал лишь оправдания. Клуб был в долгах. Стадион нуждался в реконструкции. Наверное, это можно было предвидеть, но когда вся ваша жизнь вращается вокруг одного-единственного объекта, невозможно увидеть ее со стороны.
Наша жизнь вращалась вокруг «Вест Хэма». Я никогда не мог представить жизнь за пределами клуба – какими бы горькими ни были мои обиды. Мама сразу же позвонила Сандре, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Сандра была расстроена, но куда больше беспокоилась за Харри. Я спросил, как звучал по телефону папин голос, и она ответила, что он в порядке. Он очень сильный человек, но видел, что исход был неизбежен. Уволили только Харри, и в типичном для «Вест Хэма» стиле руководство оставило тренерский штаб в подвешенном состоянии – никто из тренеров не знал, что будет дальше. Но для папы никаких вопросов не стояло. Он был предан, и если бы его не попросили уйти, он бы сам сказал, что уходит.
Он никогда не показывал своего расстройства. Он рассердился, но больше от врожденного чувства гордости, оттого, что он в чем-то потерпел неудачу, нежели по какой-то другой причине. Также он расстроился из-за Харри. Он знал, через что прошел Харри, лучше, чем кто бы то ни было. Он видел все, что оказывалось скрыто для окружающего мира за дверями зала для совещаний и кабинета главного тренера после того, как все остальные уходили.
Харри отреагировал намного острее, чем отец, который отнесся к ситуации вполне спокойно. Он был разочарован тем, как все закончилось, хотя и испытывал некоторое облегчение. Говорят, что каждый главный тренер точно знает, что в один прекрасный день будет уволен. Может быть, они предпочитают не думать об этом слишком много, но кто станет их винить?
Я позвонил Харри, чтобы узнать, как он.
– Я в порядке, Фрэнк, – сказал он своим обычным хриплым голосом. – А ты как?
Ожидаемо мужественный ответ:
– Мне жаль, Харри.
– Чего жалеть, сынок? Жалеть не о чем. Что сделано, то сделано. Я в порядке. У меня все будет отлично. Вот увидишь.
Несмотря на это, разговор дался мне нелегко. Семейные отношения всегда мешали разговорам о футбольных делах, а в тот момент казалось, что происходит обратное. Он был благодарен за сочувствие. Он был моим дядей, и я хотел равняться на него, как и прежде. Он тоже этого хотел. Я чувствовал, что ему было больно, но он не желал показать, насколько.
– Береги себя, – сказал я, когда разговор естественным образом подошел к концу.
– Спасибо, сынок. Но и ты береги себя. Хорошо, Фрэнк?
Я понимал, что он имеет в виду. И он был прав. Я знал это, это знал и папа. Папа очень быстро взял на себя заботы о моем будущем. Это был его естественный инстинкт. Он принял то, что случилось с ним, и хотел сделать все, что было в его силах, чтобы защитить меня от последствий. Чутье подсказывало мне: беги, беги как можно скорее. И дело было уже не в футболе, а в моей семье.
Если бы мои отношения с фанатами были превосходными, возможно, все было бы иначе. Если бы Рио остался, то, может быть, остался бы и я. Кто знает, что было бы, если бы мне не лгали? Тем не менее приглашение на встречу с президентом клуба Теренсом Брауном через неделю после ухода Харри и отца меня заинтриговало.
Я перенес операцию по удалению грыжи и не тренировался. Моя последняя игра завершилась домашним поражением от «Лидса» в конце апреля. Неделей ранее я забил «Ньюкаслу» за десять минут до конца матча, когда мы проигрывали в два мяча. Это был пенальти.
Я встретился с Катнером и спросил его, что он об этом думал.
– Давай просто пойдем и послушаем, – сказал он. – По крайней мере, это будет интересно.
Мы вошли в кабинет Брауна, и он поздоровался со мной так тепло, как только мог. Однако в его голосе звучала и нотка беспокойства, и я думал о том, что, по его мнению, я могу сказать. Он заметно нервничал, но почти сразу же перешел к сути. Клуб хотел, чтобы я остался. Я был удивлен. У меня сложилось противоположное впечатление. Браун сказал, что понимает, как мне тяжело. Я слушал, смотря ему прямо в лицо. Я понимал его слова, но все это казалось мне немного нереальным.
Он понимает? В самом деле? Знает ли он, каково это – чувствовать ненависть тысяч людей, ради которых стараешься изо всех сил? Имел ли он хоть какое-то представление о том, скольких усилий мне стоило игнорировать эти оскорбления в надежде, что я смогу вернуть расположение этих родных мне людей? Мог ли он постичь боль, стыд и разочарование, которые «Вест Хэм» причинил моей семье своим поступком по отношению к отцу и дяде? Я так не думал. В его словах я не слышал ничего, что указывало бы на сочувствие мне и понимание того, через что мне пришлось пройти.
И все же ему хватило наглости говорить, что клуб хотел бы, чтобы я подписал новый контракт и помог ему построить дивное новое будущее. Я посмотрел ему в глаза. Полагаю, я надеялся увидеть хоть какие-нибудь эмоции, хотя бы минимальное осознание того, что я испытываю. Ничего. Даже намека на сожаление.
Я попытался осмыслить происходящее. Неужели они действительно хотели, чтобы я остался и играл за клуб, или здесь было замешано что-то еще? Ведь если бы я подписал новый контракт, моя рыночная стоимость автоматически повысилась бы. До меня доходила информация, что они уже озвучили заинтересованным клубам ценник в 14 миллионов фунтов. Кроме того, по моему контракту мне полагались бонусы за лояльность в случае, если меня решат продать – если бы я подал запрос на трансфер, то лишился бы этих денег. Не состоит ли план в том, чтобы подтолкнуть меня к уходу и сэкономить? Это было очень вероятно, но я на это не клюнул. Браун почувствовал, что ему не удастся меня переубедить. Я отдал им свое время, свое внимание, свою преданность. Взамен они попытались на мне навариться.
Катнер сказал, что в сложившихся обстоятельствах будет даже лучше, если я покину «Вест Хэм». Он был уверен, что они это поймут. Я встал с намерением покинуть кабинет Брауна. Мне отчаянно хотелось оттуда выйти. Перед тем, как зайти, я волновался, а от разговора меня чуть не вывернуло. Неожиданно президент постарался совершить последнее усилие в попытках убедить меня.