прервавшись лишь однажды, в субботу шестого числа, чтобы пригласить Линн на ужин в ресторан на Со-милл-ривер-парквей в Элмсфорде. Вернувшись домой к полуночи, я высадил ее у двери, а сам отправился парковать машину позади здания. Наш многоквартирный дом располагался всего в квартале от скоростной автомагистрали Кросс-Вестчестер, и мы слишком хорошо знали о склонности убийцы наносить удары вблизи парквеев.
Позднее я узнал, что письмо Берковица, полученное в тот же самый день Крэйгом Глассманом в Йонкерсе, предупреждало, что «улицы Уайт-Плейнс» окрасятся кровью. Очередная ирония судьбы, но лично мне она запомнится на всю жизнь.
На следующее утро, в воскресенье 7 августа, «Дейли ньюс» повторно напечатала полный текст июньского письма Бреслину. Перечитывая его, я ощутил – интуитивно или как-то еще, – что в письме содержится больше, чем кажется на первый взгляд.
Мое внимание привлек второй постскриптум. В то время как основная часть письма отличалась безупречно грамотным изложением и формальным тоном, эти пять фраз (продолжайте копать; двигайтесь дальше; мыслите позитивно; отрывайте свои задницы от стульев; стучите по гробам) выглядели бессвязными и были перегружены сленгом. Они плохо сочетались с остальными формулировками. Более того, вынеся эти слова в постскриптум, убийца намеренно выделил их, привлекая к ним еще больше внимания, подумал я. Но зачем?
Вполне возможно, в итоге решил я, что это список из пяти пунктов. Я снова перечитал постскриптум, и слова «продолжайте», «двигайтесь», «отрывайте» и «стучите» вдруг словно сошли со страницы.
– Указания! – воскликнул я. – Возможно, это список указаний. «Иди туда-то, сделай то-то».
Упомянутые в письме псевдонимы были подсказками, может, и с постскриптумом та же история? Отчего бы не включить в текст набор зашифрованных указаний? Алгоритм с конечной целью «придите-и-заберите-меня»? Все знали, что убийца издевается над полицией, бросая ей вызов. И чем больше я вглядывался в эти слова, тем больше смысла в них видел.
Остаток воскресенья седьмого числа и еще пять часов в ночь на восьмое я экспериментировал со всеми способами дешифровки, которые приходили мне в голову. Я даже пошел в библиотеку и просмотрел там несколько книг о шифрах времен Второй мировой войны и не только. Я добавлял и вычитал буквы в словах, менял их друг на друга и пробовал десятки комбинаций – ни одна из них не имела смысла. Несколько раз мне казалось, что я что-то нащупал, когда одно или два слова складывались воедино. Но другие фразы к ним совершенно не подходили.
Я позвонил двум друзьям, Бобу Сигелу и Бену Каруччи, и предложил им присоединиться к размышлениям. Оба принялись экспериментировать со словами, и я был рад этому, поскольку сам к тому моменту зашел в тупик. Попытки разгадать шифр меня измотали. Я по-прежнему верил, что ответ где-то рядом, но, глядя на квартиру, заваленную книгами, скомканными листами бумаги и переполненными пепельницами, начинал сомневаться, сумею ли вообще найти его.
– Ты себя угробишь, – предупредила Линн. – Брось это на время, тебе нужно проветриться.
Она была права.
В ночь на 9 августа, после однодневной передышки, воды внезапно расступились. Оглядываясь назад, скажу, что решение оказалось до смешного простым. Но в этой простоте и крылась сила шифра. Я копал слишком глубоко, игнорируя очевидное. Решение состояло в комбинации двух «кодов» – на самом деле, игр в слова. Одна состояла в подборе базовых словесных ассоциаций – нечто вроде кроссворда. Другая основывалась на уловке, которую, как я позднее узнал, часто использовали сатанисты – написание слов задом наперед.
Я посмотрел на первую фразу: «продолжайте копать», keep em digging. Меня насторожило, что Сын Сэма, на протяжении всего письма демонстрировавший мастерское владение словом, вдруг решил использовать сленговую сокращенную версию em вместо them. Возможно, это было сделано специально: если прочитать em задом наперед, то получится me, «меня». Стоящее перед ним слово keep тем же образом превращается в peek – это синоним «искать» или «смотреть». Последнее слово «копать», digging, не давало результата при перестановке букв, но при использовании ассоциативного подхода превращалось в «дом». В Великобритании, если верить словарям, digging в разговорном языке может означать «берлогу» или «жилье». Теперь первую фразу можно было прочитать как «ИЩИТЕ МЕНЯ ДОМА».
Следующее выражение, «двигайтесь дальше», drive on, можно было истолковать двояко. Перестановка букв в слове on дало no – общепризнанное сокращение north, «север». Если при этом не трогать drive, то фраза превратится в «ДВИГАЙТЕСЬ НА СЕВЕР». Однако если использовать словесную ассоциацию, то drive может стать «улицей», «проспектом», «авеню» или другим видом дороги. Таким образом, фраза также может означать «СЕВЕРНЫЙ ПРОСПЕКТ» (улица, авеню и т. д.).
В случае с «мыслите позитивно», think positive, на первый план снова выходит словесная ассоциация. Глагол «мыслите» может превратиться в «ум», «мозг» и т. п., что ведет к «голове», head. «Позитивно», после исключения нескольких других вариантов, становится right – в значении «уверенно», «правильно», «определенно». Итоговая фраза гласит: HEAD RIGHT, «СВЕРНИТЕ НАПРАВО».
Теперь я точно видел перед собой набор указаний. К несчастью, как мне стало ясно впоследствии, я не додумался посмотреть под тем же углом на использование в составе псевдонима слова «плетеный», Wicker. Однако следующее выражение в постскриптуме я разгадал: единственным словом, с которым Сын Сэма играл в «отрывайте свои задницы от стульев», get off your butts, было butts. Используя ассоциативный подход, оно превращается в ash, «пепел» – как в окурках сигарет, cigarette butts. Переделанная фраза, таким образом, гласила: GET OFF ASH, «СОЙДИТЕ С ЭШ».
В заключение, путем многих проб и ошибок, мне удалось превратить «стучите по гробам», knock on coffins в «ПОСТУЧИТЕ ПО СОСНЕ» или «ПОСТУЧИТЕСЬ НА ПАЙН», поскольку распространенный синоним «гроба» – это «сосновый ящик».
После того как я уловил систему, процесс расшифровки пошел довольно быстро и занял всего пять часов. Сев за кухонный стол, я записал полученное печатными буквами: «ИЩИТЕ МЕНЯ ДОМА… СЕВЕРНЫЙ ПРОСПЕКТ (улица, авеню и т. д.)… СВЕРНИТЕ НАПРАВО… СОЙДИТЕ С ЭШ… ПОСТУЧИТЕСЬ НА ПАЙН».
В десять вечера я позвонил Сигелу и Каруччи. «Это должно быть правильно, наверняка все так и есть», – настаивал я. И стоило мне объяснить свой ход мыслей, как оба они согласились, что такая расшифровка имеет смысл.
Я сказал им, что собираюсь изучить карты улиц всего столичного региона, чтобы попытаться подтвердить свои выводы и составить список возможных адресов. Однако, едва повесив трубку, впал в уныние. Меня одолели сомнения. Я подумал, что нью-йоркская полиция, в распоряжении которой имеются лучшие специалисты по дешифровке, наверняка проделала весь этот путь до меня.
За следующий час я, несмотря на уговоры Линн, убедил себя, что ошибся. Памятуя о том, что полицию без конца заваливают всякими советами из лучших побуждений, я буквально видел, как мое имя и идеи отправляются в папку с пометкой «чокнутые».
Теперь, спустя двенадцать часов после ареста Берковица, я сел изучать карту Йонкерса. Я нашел Пайн-стрит и провел пальцем по странице: Северный Бродвей… Эшбертон-авеню. Все было как на ладони. Однако вместо восторга я испытал разочарование от собственной тупости. На протяжении многих лет я ходил по этим улицам Йонкерса, но даже не вспомнил о них во время своих изысканий.
Карта четко показывала весь путь: чтобы добраться до квартиры Дэвида Берковица из Нью-Йорка – места проведения расследования – по любому из основных маршрутов, нужно было в какой-то момент съехать с парквея или автомагистрали, проехать по Эшбертон-авеню, свернуть с Эш направо на Северный Бродвей и добраться по нему до Пайн-стрит. По карте все было видно, но сама идея того, что я разгадал некий код, выглядела так странно, что мне требовалось подтверждение. И где же его взять?
Повторюсь, мне очень хотелось понять, насколько я со своей разгадкой близок к истине. Я связался с Бенуа Мандельбротом [74], авторитетным доктором наук, и спросил его, какова вероятность того, что результаты моего анализа верны. Не желая пугать его, я не стал говорить, что вопрос касается Сына Сэма. Вместо этого я просто спросил, какова вероятность того, что пять фраз приводят к новому смыслу, если их автор не собирался использовать подобный трюк.
Мандельброт, имеющий репутацию человека чрезвычайно доброжелательного и терпеливого по отношению ко всем непосвященным, объяснил, что набор фраз можно сравнить с математической прогрессией. Вероятность того, что одна фраза окажется точной, невелика, но она резко возрастает с двумя попавшими в цель, еще более – с тремя, и так далее. В итоге вероятность того, что все пять фраз – в точном порядке – приведут к верному адресу, почти невозможно оценить как случайное совпадение или непреднамеренное событие.
– Итак, – нараспев произнес Мандельброт, – это не совпадение. То, что у вас получилось, верно. Если бы вы послали мне обычное письмо, безо всяких намеков, как вы думаете, какова вероятность того, что я смог бы получить из пяти последовательных фраз в нем точный маршрут до вашего дома?
Проще говоря, Мандельброт считал, что я попал в точку – во всех смыслах.
В ближайшие месяцы давний друг Берковица Джефф Хартенберг скажет прессе: «Дэвид всегда любил игры в слова». Сам Берковиц в беседах с врачами и прочими будет утверждать, что в этих двух письмах содержались «скрытые сообщения» и «намеки» на то, где можно найти Сына Сэма. Однако он не раз откажется отвечать на вопрос, кто на самом деле