Однако 11 августа 1977 года – на следующий день после ареста – все эти сюжетные линии еще не попали в мое поле зрения. Сидя в квартире в Уайт-Плейнс, я держал в руках подсказки из письма Бреслину, которые, судя по известной тогда информации, не мог сочинить сам Берковиц. Во всяком случае, мне так казалось.
Меня также беспокоил тот факт, что подозреваемый даже отдаленно не был похож на большинство полицейских эскизов, а прочитанные мной сведения об убийстве Московиц, как и роль во всем этом миссис Дэвис, выглядели противоречивыми.
Двигаясь по этому следу, я просмотрел в телефонном справочнике всех людей с фамилией Карр и, к своему немалому удивлению, обнаружил, что по адресу Сэма Карра зарегистрирован номер «Джона Уита Карра». Джон Уит и упомянутый в письме Бреслину «Джон „Уитис“» – открытие было интригующим.
В старой версии справочника я нашел еще одну любопытную строку – Студию «Карр III». Это вдвойне усилило мой интерес, поскольку, по мнению многих, текст адресованного Бреслину письма по оформлению напоминал работу иллюстратора или аниматора.
Так были посеяны первые семена расследования заговора. Тогда я даже не подозревал, насколько затянется вегетационный период – из-за препятствий, чинимых официальными властями и не только.
Глава 8«Сэм спит»
«Убить! … Убить! … Убить!» – скандировала неистовствующая толпа из нескольких сотен ньюйоркцев, собравшихся у здания Бруклинского суда в день, когда Берковицу предъявили обвинение и постановили отправить его на психиатрическое освидетельствование. Позднее требования немедленной казни предполагаемого Сына Сэма доберутся до больницы округа Кингс. Коммутатор больницы будет разрываться от угроз, а пятерых молодых людей арестуют во время уличной драки по подозрению в сговоре с целью заложить бомбу в крупном медицинском центре.
Наверху, в маленькой палате тюремного отделения, шагал из угла в угол усиленно охраняемый Берковиц. В другом крыле больницы тихо лежал Роберт Виоланте, по-прежнему не до конца оправившийся от ранения в голову, вызвавшего слепоту.
Стояла пятница, 12 августа, и сорокавосьмичасовое полное погружение в сообщения СМИ вынудило меня смириться с мыслью о крайней сложности, если не невозможности, попыток оспорить вину Берковица в качестве убийцы-одиночки. Впрочем, я был полон решимости попробовать.
Собрав предварительную информацию о семействе Карр, я вознамерился проверить догадку о «Джоне „Уитисе“» и начал звонить разным людям, чтобы найти хоть кого-то, кто знал эту семью. Поскольку я вырос в Йонкерсе, мне удалось задействовать старые связи, и примерно пять звонков спустя я вышел на человека, знакомого с Каррами.
Разговор пролил свет на многое. К моменту его окончания адреналин у меня зашкаливал.
– Вы правы, в телефонной книге имя появилось неспроста. У Джона Карра было прозвище Уитис, – сказали мне.
Источник, которого я буду называть Джек, добавил:
– Возможно, прозвище связано с тем, что этим номером в детстве пользовались и Джон, и Уит. Старик Сэм держит справочную телефонную службу, так что в этом доме много линий. Наверное, они просто не поменяли данные в справочнике, – предположил Джек.
– Основываясь на сказанном вами, Джона Карра вполне могли называть Сын Сэма, – осторожно сказал я. – Непростая тема.
– Ну, его прозвище было Уитис, – ответил Джек.
– Но как Берковиц, если он написал это письмо Бреслину, мог знать прозвище Джона Карра, не будучи знакомым с его семьей? – спросил я. – Он говорит, что не знал Карров, они заявляют, что не знали его, а Берковица теперь представляют одиночкой, у которого вообще нет друзей. Он живет в этом районе только с прошлого года, а не всю свою жизнь. Похож на отшельника. Так откуда же ему известно прозвище того, кого он даже не знает?
Джек подлил масла в огонь:
– Джон уже вообще не живет в Нью-Йорке. Он все время в разъездах, много лет служит в военно-воздушных силах. Последнее, что я о нем слышал: он где-то в Дакотах.
– Все любопытнее и любопытнее. Теперь получается, что Берковиц знает прозвище парня, который бывает здесь лишь наездами… А что вам известно о студии «Карр» у них в доме?
– Ничего, но я бы предположил, что это студия Майкла. Кажется, он кто-то вроде дизайнера.
Джек мало что знал, кроме того, что Джону было около тридцати, а Майкл «лет на пять моложе»:
– Вижу, вы задаете любопытные вопросы, но Берковиц говорит, что действовал один, и копы с ним согласны.
– Знаю. Не понимаю, к чему это ведет, и ведет ли вообще. Но его ведь осудили заранее. Я читал газеты.
Действительно, после ареста я с жадностью впитывал каждую деталь, какую только мог найти. Многие страницы газетных репортажей и бесчисленные минуты теле- и радиопередач транслировали нации официальное послание властей: «Сумасшедший Дэвид Берковиц подчинялся лаю собаки и убивал по команде своего хозяина, Сэма».
На протяжении нескольких недель после его задержания пресса опубликовала о Берковице немало мифов. Например, не раз сообщалось, что арест застал его в момент, когда он собирался в Хэмптонс, где намеревался устроить бойню на дискотеке из своей полуавтоматической винтовки, а потом «уйти в сиянии славы». Историю слили из недр полиции и сразу же разнесли по сотням заголовков. Она была ложью. Берковиц заявил, что ездил в Хэмптонс в выходные перед тем, как его схватили, размышлял, не устроить ли стрельбу в дискотеке, но передумал. Однако фальшивая история, сдобренная лишь долей правды, послужила все той же цели – показать, что Департамент полиции Нью-Йорка героически спас множество жизней в самый последний момент.
В другом материале, получившем широкую огласку, говорилось, что Берковиц застрелил собаку, лаявшую за многоквартирным домом, где он жил в Бронксе в 1975 году. По словам коменданта здания Джеймса Линча, знавшего Берковица в то время, это тоже было неправдой.
В 1984 году Линч расскажет мне, что один из жильцов как-то ночью в пьяном угаре действительно пристрелил собаку – но она была его собственной.
Внимание общественности привлекла и еще одна лживая история, относившаяся к той же Барнс-авеню. В ней речь шла о неких «записках с угрозами», которые Берковиц якобы подсовывал под дверь пожилой женщине, потому что та слишком громко включала телевизор.
И снова Линч опроверг сказанное: «Я видел эти письма. Женщина – теперь ее уже нет в живых – сама показала их мне. Она не знала, кто их автор, и никто не знал. Но даже если это был Берковиц, в них не было ничего угрожающего. Одни только вежливые просьбы: пожалуйста, постарайтесь уменьшить звук».
Мелочи? Как бы не так. Я описал лишь три примера из многих, которые, объединяясь в общественном сознании, рисовали искаженный портрет Берковица, все сильнее затрудняя любые последующие попытки установить правду. Первые впечатления запоминаются лучше всего, и в деле Берковица перебить их было не легче, чем сломать кирпичную стену. К примеру, история о громко работавшем телевизоре появилась в сотнях газет и упоминалась в статье об аресте, ставшей гвоздем очередного номера «Ньюсуик».
Так кем же тогда был Дэвид Берковиц? Он родился в Бруклине 1 июня 1953 года, и его сразу же передали на усыновление. Его мать, жившую в Бруклине еврейку, звали Бетти Бродер. За несколько лет до этого она вышла замуж за мужчину по имени Тони Фалько, который потом ее бросил. Затем Бетти завела продолжительный роман с женатым бизнесменом с Лонг-Айленда, которого звали Джозеф Клинеман, также иудейского вероисповедания. Умерший от рака в начале 1970-х Клинеман так и не оставил жену ради Бетти Бродер Фалько, что, впрочем, не помешало ему стать отцом Ричарда Дэвида.
Однако у Бетти уже была дочь Рослин от брака с Фалько. Она не могла растить маленького сына без материальной поддержки Клинемана, а тот, судя по всему, платить отказывался. Так и вышло, что ребенка отдали на усыновление.
В прессе сообщали, что Берковиц был наполовину итальянцем и наполовину евреем, потому что в документах об усыновлении его отцом указан Тони Фалько. Бетти вписала Фалько в документ, понимая, что не может использовать имя женатого Клинемана.
В общем, ребенок в действительности был стопроцентным евреем и в итоге попал в скромную квартирку в Бронксе, на Стратфорд-авеню в районе Саундвью, где жили Натан и Перл Берковиц, бездетная пара из среднего класса.
Мальчика переименовали в Дэвида Ричарда Берковица. Его новый отец, Нат, владел магазинчиком хозтоваров на Мелроуз-авеню в Бронксе и много работал, чтобы удержать бизнес на плаву. К своей вере он относился очень серьезно, поэтому юный Дэвид получил религиозное образование, прошел бар-мицву, но в остальном провел самое обычное детство.
Дэвид обладал интеллектом выше среднего и хорошо учился в школе, если ему давали возможность проявить себя. Он увлекался спортом, особенно бейсболом, и завел несколько близких друзей.
В октябре 1967 года – когда Дэвиду было четырнадцать – его приемная мать Перл умерла от рака. Мальчик глубоко любил ее и тяжело переживал потерю. После этого его прежде теплые отношения с Натом стали напряженными – в основном из-за взглядов отца на воспитание и реакции Дэвида на них.
В конце 1969 года Дэвид и Нат переехали со Стратфорд-авеню в новый дом в районе корпоративной застройки Бронкса – огромный высотный комплекс в восточной части боро. Там у Дэвида, перешедшего в старшую школу Христофора Колумба, появились новые друзья. Среди них выделялись четверо мальчишек его возраста, с частью которых он поддерживал отношения вплоть до самого ареста.
Еще во время учебы в старшей школе, в 1970 году, Берковиц вступил в ряды вспомогательной полиции [79] 45-го участка в Бронксе и полюбил носить униформу. Он также принимал активное участие в создании неофициальной добровольной пожарной команды в своем районе.