– Где они собираются? – спросил я.
– В лесу есть старая насосная станция, ее называют Пещерой дьявола. Это одно место. А еще у них был алтарь, установленный в канаве.
– В канаве? – быстро переспросил я. – Что ты имеешь в виду, говоря о канаве?
– Акведук. Мы называем его канавой или сточной трубой.
– Ты хочешь сказать, что ребята, живущие в том районе, называют это место канавой?
– Да. Если вы придете, я даже покажу вам несколько граффити с надписью «NGP» – это означает «тропа возле канавы».
– В самом деле? И у них там был алтарь – прямо в сточной трубе? А собак ты находил где-то рядом?
– Довольно близко… Двое моих друзей тоже видели эту компанию.
На следующий день я прихватил с собой Дейва Хартли, сравнительно молодого редактора и главного управляющего «Геральд стейтсмен», всегда говорившего тихим мягким голосом, и встретился с Ричардом у входа в парк на Северном Бродвее, всего в миле к северу от Пайн-стрит. Приятный на вид долговязый юноша был второкурсником старшей школы. Дейв Хартли, как оказалось, и сам знал, что в этом месте проходят сборища сектантов, но не подозревал, что я ищу подобную группу.
– Медсестры-практикантки и несколько врачей из больницы Святого Иоанна [рядом с парком] на прошлый Хэллоуин в районе полуночи слышали пение и видели свечи и факелы, а еще они слышали их и раньше, – поведал Хартли. – Охранники спустились лесом к старой насосной станции и увидели их. Тогда безопасники вернулись и вызвали полицию, но к тому моменту, как копы приехали, сектанты уже разбежались.
Впрочем, после них остались улики.
– Несколько свечей и факелов, – сказал Дейв. – Я бродил там и нашел капюшон и две накидки, которые они бросили впопыхах.
Позднее я и сам увижу эти наряды – серый остроконечный капюшон с прорезями для глаз и две длинные накидки, похожие на плащи.
– Я тоже видел их сборище, – вмешался Ричард, – хотя и не в ту самую ночь. А еще их видели двое моих друзей.
– Давайте сходим туда, – сказал я, и мы вошли в огромный, пришедший в запустение парк.
Миновав его отреставрированную часть, которая могла похвастаться фонтанами, садами, вычурными колоннами и скульптурами, мы спустились к реке по длинной крутой каменной лестнице, известной под названием «Тысяча ступеней». Внизу, на том, что когда-то было круглой смотровой площадкой под открытым небом, обнесенной декоративными колоннами, мы повернули направо и около ста ярдов пробирались сквозь заросли заброшенного, утопающего в грязи виноградника. Наконец, с трудом преодолев густой кустарник, мы подошли к Пещере дьявола.
– Раньше отсюда качали воду для садов и виноградников, – объяснил Дейв.
– Угу, очередная связь с водой, – ответил я. – В письмах Сэма полно ссылок на нее.
Насосная станция представляла собой круглое сооружение с каменными стенами, диаметром около тридцати футов, встроенное в склон холма. В его отсыревшее нутро можно было попасть через небольшой дверной проем. Разгоняя фонариками царивший там полумрак, мы вошли внутрь. Увиденное меня ошеломило.
Возле дальней стены размещалась длинная каменная платформа или скамья, которая, очевидно, служила алтарем, потому что над ней и за ней в лучах света гротескно поблескивали нарисованные черной краской пентаграммы и большие перевернутые кресты. Со стены справа на нас смотрело отвратительное красное изображение головы Сатаны, прочие видимые поверхности пестрели многочисленными перевернутыми черными крестами.
На потемневшем от влаги потолке обнаружилась эмблема немецкой СС в виде сдвоенной молнии и число 666 – знак библейского зверя из Откровения, сатанинский символ. На одной из опорных колонн в центре Пещеры черной краской нарисовали Х-образную фигуру со стрелками на четырех концах.
– Выглядит точно так же, как в символе Сэма, – заметил я. – Стрелки якобы указывают на четыре магические стихии: землю, воздух, огонь и воду. Каждая из них упоминалась в письме Бреслину.
Пол насосной станции был грязным, а в застоявшемся воздухе пахло сыростью и плесенью.
– Мы должны все это сфотографировать, – сказал я Дейву. – Но сейчас давай уберемся отсюда к чертовой матери. Меня тошнит от этого места.
– Аминь, – ответил он.
Ричард, который молча стоял рядом, пока мы осматривали помещение, повел нас дальше по склону к самому акведуку. Внизу сквозь не успевшие покрыться листьями ветви деревьев ярко сияла река Гудзон, отражая умирающее оранжевое солнце, которое садилось в небе на западе, где-то над Палисейдс.
Двигаясь по тропинке над акведуком, Ричард провел нас до места, где видел установленный деревянный алтарь. Раньше он крепился между двумя деревьями, в которых и сейчас виднелись воткнутые опорные гвозди.
– Это была длинная широкая доска, и она висела между деревьями примерно в четырех футах над землей. Перед ней стоял деревянный стул, – объяснил парень.
Пройдя дальше по дорожке, он показал нам надписи «NGP», которые, по его словам, означали «тропа возле канавы». Затем он повел нас к трем местам, где находил тела мертвых немецких овчарок. Два из них располагались довольно близко к местам сбора культа, и это могло кое-что значить. Третье, на котором по-прежнему лежал полусгнивший труп, находилось слишком далеко, чтобы его можно было с уверенностью связать с деятельностью сектантов.
– Так это и есть канава или сточная труба? – снова уточнил я.
– Так мы ее называем, – ответил Ричард. – Многие люди, здешняя молодежь, знают это место под такими названиями. Что в них особо важного?
– Да ничего особо. Меня просто заинтересовали названия. Очень необычно для такого места, – сказал я, искоса взглянув на Дейва Хартли.
Потом Ричард повел нас знакомиться с двумя своими друзьями, тоже местными подростками. Оба они подтвердили значение надписи «NGP», а один заявил, что однажды летней ночью стал свидетелем собрания культа – наблюдал за сектантами с безопасного расстояния. «Их было около двадцати, все в капюшонах и с факелами в руках. Они выстроились в круг и скандировали слова, которые я не смог разобрать».
– То же самое видели и слышали медсестры, – сказал Дейв, а Ричард от себя добавил аналогичную историю, обозначив число сектантов как «примерно пятнадцать или двадцать».
Затем мы с Дейвом вернулись к зданию насосной станции уже без сопровождения, и он указал на маленькие красные стрелки, нарисованные на деревьях, которые вели к задней части территории больницы.
– Наверное, некоторые из них ставили машины где-то в районе больницы, а потом шли сюда пешком, – предположил он. – Они специально отметили путь, чтобы можно было найти дорогу сюда ночью. Свети фонариком на деревья и выйдешь прямо к насосной станции, или можешь идти дальше и дойдешь до акведука.
– Знаешь, – сказал я, – похоже, изрядное количество людей знало, что здесь происходит, но никто не понимал истинного значения этого. Около года назад Сал Д’Иорио из департамента шерифа сообщил мне, что в районе наблюдаются явные признаки культовой деятельности. Теперь я понимаю, что он имел в виду.
– Наверняка это то самое место, – заявил Дейв. – Здесь и на акведуке.
– Да, – ответил я. – «Жинщены из Квинса – самые красивые. Должно быть, из-за воды, которую они пьют» [122]. Это цитата из письма Сына Сэма, адресованного Боррелли – речь о нью-йоркской питьевой воде.
– Насосная станция, – сказал Дейв, – и акведук.
Я кивнул.
– И у меня есть кое-что еще интереснее. «Привет из сточных канав Нью-Йорка, полных собачьего дерьма, блевотины, прокисшего вина, мочи и крови. Привет из канализации Нью-Йорка, поглощающей эти деликатесы…»
– Письмо Бреслину, – перебил меня Дейв.
– Которое к тому же подписано словами: «В их крови и прямиком из сточной канавы», – добавил я.
– Ты их вычислил, тебе не кажется? – спросил Дейв.
– Чертовски в этом уверен.
Акведук как проложенный в земле водовод по определению мог считаться канавой или сточной трубой. Однако в нашем случае он был именно «сточной канавой Нью-Йорка», поскольку в давние времена доставлял питьевую воду на территорию нынешнего мегаполиса. И раз уж упоминание «собачьего дерьма, блевотины, прокисшего вина, мочи и крови» подразумевало сатанинскую Черную мессу, данное предложение в письме Бреслину означало «Черная месса – акведук».
Это место располагалось всего в миле к северу от домов Берковица и Карра, и от парка Антермайер до Пайн и Уикер-стрит, где находили других мертвых овчарок, по тропинке над акведуком можно было дойти всего за пятнадцать минут. Если какому-нибудь предприимчивому человеку удалось обнаружить вход внутрь, тот же путь можно было проделать под землей, прямо по старой трубе. Велика вероятность того, что найденные на Пайн-стрит в полиэтиленовых пакетах трупы собак бросили там после ритуалов, проходивших дальше по тропинке, в парке Антермайер.
Собрав воедино кусочки головоломки, мы получили вещественные доказательства и свидетельства очевидцев, подтверждающие существование культа, а вся картина – включая символы в помещении насосной станции – оказалась связанной с текстом письма Бреслину, в котором, как признал в Марси Берковиц, действительно присутствовали кое-какие подсказки.
Очень важно, что исходные улики были обнаружены еще до того, как Берковиц впервые заикнулся о причастности к делу культа.
Более года назад, когда мы с Ларри Сигелом неожиданно расшифровали сатанинские отсылки в письмах Сэма, мы составили список из трех пунктов, которые в совокупности, как и каждый из них по отдельности, могли подтвердить достоверность того, что мы обнаружили.
В соответствии с одним из этих пунктов требовалось доказать, что Берковиц или Джон Карр состояли в культе. В Марси Берковиц не только признался в этом, но и добавил к списку соучастников Майкла Карра. Второй пункт предполагал поиск самого культа и установление его связи с Берковицем и делом Сына Сэма. Теперь выполненным оказался и он. Наконец, третий пункт состоял в том, чтобы собрать доказательства, которые независимо от деятельности какой-либо секты подтвердили бы, что в момент нападений Убийцы с 44-м калибром Берковиц действовал не в одиночку. На этом направлении мы также добились определенного прогресса, установив несоответствия версий событий и полицейских эскизов, однако нам предстоял еще долгий путь. Проведенный графологом Чарльзом Гамильтоном анализ писем Сэма стал большим подспорьем, но я не собирался останавливаться на достигнутом и планировал более тщательно изучить обстоятельства нападения на Московиц и Виоланте. Если бы нам удалось подтвердить, что Берковиц был не один во время совершения нескольких преступлений, дело обрело бы очевидную убедительность – хотя для того, чтобы разломать весь карточный домик, хватило бы и доказательств присутствия заговора всего в