– Что? Я не понимаю, о чем вы сейчас говорите… – растерялась Софи.
– Твое имя… Ты знаешь, в честь кого тебя назвали? – Директриса подняла голову, и девушка увидела, что Эстель плачет. Полностью сбитая с толку, охотница только удивленно округлила глаза и еле разборчиво пролепетала:
– Я не знаю. Никогда не интересовалась. Мама с папой – хорошие люди, но о моем детстве они не любили говорить. Со временем я прекратила их спрашивать о чем-либо, ведь ответов все равно не получала.
– Твою бабушку звали София. – Эстель захлебнулась рыданиями и, достав из кармана платок, поспешно вытерла лицо.
Софи покачала головой:
– Вы ошибаетесь, одну мою бабушку звали Елизавета, а другую – Матильда.
– Мне было восемнадцать, столько же, сколько тебе сейчас, – всхлипывая, проговорила Эстель, не решаясь посмотреть на девушку. – Я очень хотела тебя оставить, но не могла… у меня не было ничего, даже дома. Что я могла дать ребенку, покинув Лигу? Нас с детства учили убивать демонов, а вне стен Лиги мы никто…
Она говорила все быстрее, а сердце Софи замедляло темп от каждого сказанного слова, превращаясь в камень, не способный перекачивать кровь.
– Мне разрешили на год покинуть Лигу, чтобы родить тебя и пристроить, а потом дали возможность вернуться, и то лишь потому, что я была одной из лучших. Моя мама, твоя бабушка, умерла задолго до твоего рождения, а твой родной отец бросил меня, как только узнал о беременности. В то время я жила в Лиге, не имея собственной квартиры. У меня не было другого выхода. Я отдала тебя Бенсонам, пообещав, что ни они, ни ты никогда не узнают трудностей. И я сдержала свое слово. Ты, наверное, не помнишь, что все твое детство твой названный дедушка водил тебя в парк…
Софи помнила, и от этого ей стало только хуже. Закрыв ладонью рот, она с ужасом глядела на Эстель, которая говорила все быстрее, пытаясь рассказать все до того момента, когда девушка опомнится и просто-напросто убежит отсюда.
– Я ходила туда почти каждый день, – продолжала директриса. – Я наблюдала за тобой, лишенная возможности даже подойти. Это самая большая ошибка в моей жизни. Но, к сожалению, я не могу повернуть время вспять и все изменить. Став директором Лиги, я знала, что смогу присматривать за тобой, но оказалось, что тебя отдали в обычную школу. И тогда я пришла к Бенсонам, умоляя их перевести тебя в Лигу. Видимо, ты пошла характером в меня – была неусидчивой и очень озорной, так что долго их упрашивать не пришлось. Они согласились, назвав при этом цену. Но деньги не имели значения. Ведь ты уже была рядом… Софи, я…
– Хватит, – прошептала девушка, стукнув кулаком по скамье. – Вы не можете быть моей… Да вы возненавидели меня с того самого дня, как только я переступила порог Лиги!
– Я не ненавижу тебя, – громко шмыгнула носом Эстель. – А боюсь… Боюсь так сильно, что даже волосы крашу в черный цвет, чтобы только ты не увидела сходства. Софи, ты мой судья… я предала тебя и до смерти боюсь твоего приговора. Ты имеешь полное право возненавидеть меня. Ты можешь накричать и убежать, но это не изменит того факта, что я твоя мама… Мне очень жаль.
Убежать. А это хорошая идея! Софи еще несколько секунд смотрела на плачущую женщину, не находя в себе сил осознать все, что только что рассказала Эстель. А потом подскочила, как ужаленная, и стремглав побежала по аллее.
Сумерки медленно обволакивали город плотной темной пеленой. Было очень сыро, дул промозглый ветер, и бо́льшую часть дня над Акрополем висел туман, такой густой, что, казалось, его можно потрогать. Софи уже несколько часов бесцельно блуждала по городу, пытаясь осмыслить все то, что рассказала ей Эстель.
В голове раз за разом прокручивался разговор с… директрисой? Мамой? И постепенно многое, что Софи не могла раньше понять, прояснилось. Наконец-то она получила ответ на вопрос: почему люди, которых она считала своими родителями, воспринимали ее не более чем как выгодный проект? Пока Софи не исполнилось восемнадцати, они неплохо разжились на тех деньгах, что присылала Лига. Теперь же в связи с наступившим совершеннолетием счет для них стал закрыт и «дочь» перестала их интересовать.
Охотница свернула на маленькую улочку, наверное, уже сотую за этот день. Ноги устали и очень болели, но она не обращала на это внимания. Девушка, сама того не понимая, пыталась убежать от того, от кого убежать невозможно, – от самой себя. Остановившись, она замерла, глядя на мокрые каменные ступеньки, ведущие на одну из центральных улиц, откуда доносился гул машин. Акрополь медленно, но верно возвращался к привычной жизни, ведь демоны, которые успели убежать из города после уничтожения Мастеров, затерялись в недрах Дна, и там за ними пристально наблюдали охотники.
Собравшись с силами, Софи вышла в центр и зашагала по дороге, ведущей к тренировочному центру… К Патрику. Она обещала зайти вечером, и он наверняка начнет волноваться, если она не появится. Софи безумно хотелось рассказать об откровении Эстель своему лучшему другу, ведь не успела она смириться с тем, что произошло в последние дни, как, казалось бы, уже привычный мир опять перевернулся с ног на голову.
Туман сменился плотной дождевой стеной, и Софи натянула на голову капюшон. Совсем скоро она уже входила в тихий холл тренировочного центра. Охотница поднялась по лестнице на третий этаж, к палате товарища. По дороге она решила заглянуть к Иве, но передумала. Каждый раз, когда она видела подругу, оплетенную множеством трубок и проводов и подключенную к противно пикающей аппаратуре, ей хотелось убить Дороти и Кука еще раз и еще мучительней. Та к что сейчас лучше не надо.
Дверь палаты Патрика была слегка приоткрыта, и узкая полоска желтого света, пробивающаяся в щель, казалась солнечным лучом в этом тусклом и темном коридоре. Охотница уже протянула руку, чтобы распахнуть дверь шире, но услышала голоса. В уютном кресле рядом с кроватью свернулась калачиком Джейн, а Патрик держал ее за руку и с увлечением что-то рассказывал, жестикулируя другой рукой. Девушка тихо смеялась и бросала короткие фразы, потирая красные и распухшие от слез глаза. Эта беседа явно помогала ей отвлечься от тяжелых мыслей об умершем друге.
Софи, улыбаясь, некоторое время наблюдала за этой картиной. Она не сомневалась, что стоит ей войти – и Джейн тут же уйдет. Но почему-то ей этого не хотелось. Если Патрик может помочь этой девушке и хоть чуть-чуть облегчит ее боль, то охотница просто не имеет права отбирать у нее это. У Джейн погиб товарищ, и ее чувства достойны уважения и понимания. Тем более что, когда она смотрела на Патрика, ее глаза светились жизнью, да и парню явно была приятна ее компания. Лучше Софи зайдет утром. То, что рассказала Эстель, никуда не денется и точно подождет до завтра.
Девушка развернулась и зашла в кабинет медсестер. Взяв со стола желтый стикер и карандаш, она написала несколько слов и вернулась к палате Патрика. Софи осторожно прикрепила записку на косяк, чтобы, уходя, Джейн увидела ее и передала другу.
Покинув тренировочный центр, Софи поплотнее закуталась в пальто и решила пешком пройтись домой. Город возвращался к обычной жизни, и на улицах было весьма многолюдно. Пробравшись сквозь толпу к своему дому, она направилась в сторону подъезда, но вдруг увидела на противоположной стороне припаркованную ярко-красную машину. Возле автомобиля стояла Шанталь. Заметив охотницу, атаманша улыбнулась и склонила голову в знак приветствия. Софи ответила ей тем же и поспешила вперед, решив не задерживаться. Значит, Шанталь все же удалось выжить после встречи с Мастерами, и это даже немного обрадовало охотницу.
Софи подошла к своему подъезду и запустила руку в карман, ища ключ. Пальцы нащупали тонкую шершавую бумагу, сложенную замысловатыми изгибами. Нахмурившись, девушка вытащила маленького бумажного журавлика, которого забрала с лавки на кладбище.
Аккуратно сжав фигурку в руке, она застыла, тоскливо рассматривая входную дверь. Софи прожила здесь последние четыре года, и почему-то сейчас ей безумно не хотелось возвращаться в эту пустую и неуютную квартиру.
Она долго так стояла, чувствуя, как холодные дождевые капли щекочут лицо и как болят налитые свинцом ноги. Вдруг невыносимое ощущение того, что она не должна быть здесь, накрыло ее огромной волной, и, развернувшись, девушка так быстро понеслась по улице, что чуть не сбила с ног парочку прохожих.
Еще никогда в своей жизни она не бежала так быстро. Казалось, даже в те моменты, когда за ней гнались стаи озверевших демонов, Софи бежала намного медленней. Улицы, переулки, перекрестки, магазины, машины, светофоры – все это мелькало по сторонам, сливаясь в сплошное разноцветное пятно, пока наконец Софи не добралась до цели. Словно выпущенная из лука стрела, она пролетела мимо стеклянных, автоматически открывающихся дверей и помчалась к лифту. Двери со скрежетом раскрылись, и, лишь оказавшись в кабине, поднимающей ее на восемнадцатый этаж, она немного успокоилась.
Лифт открылся, и Софи вышла в небольшой коридорчик с четырьмя дверями. На одной из них возле глазка был нарисован забавный единорог, и именно в эту дверь охотница принялась барабанить. Софи стучала до тех пор, пока ей не открыл взъерошенный и сонный Орфей. Увидев запыхавшуюся подругу, он побледнел. Девушка не сразу сообразила, какая мысль первой пришла ему в голову, но, спохватившись, быстро сказала:
– С Ивой все в порядке! Ну… в смысле, без изменений.
Парень с облегчением выдохнул и, отступив на несколько шагов, тихо сказал:
– Последняя дверь в конце коридора.
Софи благодарно кивнула и направилась в глубь квартиры.
Дом Захарии был полностью разрушен, так что охотник предложил ему пожить у себя некоторое время. А учитывая то, что и самого Орфея сейчас не стоило оставлять в одиночестве, Захария принял предложение.
Софи не стала стучать и, осторожно приоткрыв дверь, проскользнула в комнату. Захария сидел на полу возле окна, обложившись десятком больших подушек, которые, судя по всему, стащил с кровати. Софи застыв, принялась рассматривать ловца. Он дремал, прислонившись спиной к стене, и сейчас казался еще красивее, чем обычно. Софи не хотела его тревожить, учитывая все то, что он сегодня перенес, но ждать до утра она не могла и тихо позвала: