– Нет, Агатин, ты меня окончательно разочаровал. Глянь теперь сюда, – Федорчук подвел Генриха к монитору штабного компьютера. – Вот, смотри: это данные с глобального сервера, который имитирует вид на нашу планету из космоса. Как только мы прибыли на Полюс, я завел в эту систему координаты всех имеющихся спутниковых телефонов. Вот это – штабной «Иридиум». А вот – Петерсона и Буткуса… Смотри на траектории, сыщик: наши – штабные – двигаются параллельно дрейфу вниз – к югу. От пэровского ночью петля уходит в сторону – к временной стоянке наших «челноков» и потом обратно к базе… А вот, смотри, «Иридиум» Буткуса… Здесь, с половины девятого до половины десятого вечера «трубки» Ольгерда и Пэра вместе. А потом, как видишь, расходятся – одна к нам на запад идет, а другая всю ночь движется строго на север – к Полюсу.
– Что ж вы сразу эту «лоцманскую» карту не показали? Теперь ясно, что Петерсон возвращался на базу один… То есть ограбили его уже здесь, у нас на базе… Простите, Александр Кузьмич. Сегодня явно не мой день. Но я должен был проверить и эту версию.
– Ладно, чего уж там. От таких событий у кого хочешь башка кругом пойдет. Ты и меня прости, что я так на тебя вызверился, – повинился в свою очередь Федорчук. – Мы ж друзья с Ольгердом. Ты бы знал, что это за человек…
Федорчук дружил с Буткусом больше 30 лет. Познакомились они во время срочной службы в советском Азербайджане. В обычной жизни прибалты и украинцы не то чтобы недолюбливали друг друга. Им – детям разных культур и генетической морали – просто тяжело было равнозначно принимать те ценности, которые каждая из наций не считала верными.
Литва многие века претендовала на европейское лидерство, не раз ходила с войском на Киевскую Русь, Московию и Малороссию… А самодостаточные народы древнерусских земель, наоборот, всю свою историю защищались и мечтали о покое и мирной жизни.
В каком-то роде Федорчук и Буткус были типичными представителями своих народов. Это быстро и явно проявилось в армейских условиях – Александр скоро пристроился каптерщиком и спокойно попивал на складе чаек в ожидании дембеля, а Ольгерд, отучившийся до армии в одном из старейших университетов Европы, то и дело конфликтовал с командирами, искал правды, открыто подтрунивал над слабой выучкой азербайджанских новобранцев.
И, в конце концов, прибалтиец дошутился: как-то ночью «местные» подкараулили его в туалете, скрутили и потащили к петле, загодя притороченной к чугунному костылю под потолком. На счастье, в тот самый момент, когда голову Буткуса уже почти просунули в крепкую петлю, в туалет по малой нужде зашел каптерщик. Увидел кавказцев, смекнул неладное и бросился в канцелярию, где ночевал молодой взводный.
– … Ты знаешь, Гарри, в нашей жизни многие события завязаны одно с другим, – Федорчук по-отечески посмотрел на Гарри. – Я спас Ольгерда от петли, а через две недели, на учениях, я уронил себе под ноги гранату. Я же левша, а взводный кричит: «Держать гранату правой рукой!». Держать то я могу, а бросать? Короче, взял в правую руку, дернул чеку, а потом, думаю: переложу-ка я ее в левую, чтобы подальше бросить. А она, бац, и под ноги… Стою, смотрю на нее и не могу пошевелится. На мое счастье, Буткус был рядом: рванул ко мне и выбросил «лимонку» из окопа в самый последний момент. Контузило, конечно, обоих. Даже в госпитале пришлось полежать немного…
– А как же он с университетским образованием в собакозаводчики попал?
– Не все так просто в нашей жизни, дружище… Ольгерд, когда в госпитале-то лежал, влюбился в одну докторшу – Анну Александровну. Та – ростом под метр девяносто, пепельные волосы на затылке в густой клубок сбиты, кожа белая–белая и глаза, как небесная синь… Я б к такой никогда не решился подойти. А Ольгерд сразу сказал: «Моя будет». Сказано – сделано. Поженились они ближе к нашему дембелю и прям из армии он привез ее к своим родным в Вильнюс. Да, вот только те не приняли невестку. Ольгерд в тот же вечер поссорился с отцом, дал по мордам своему брату-погодку – и вечерним поездом укатил с молодой женой к ней на родину, в Карелию. Купили они, значит, домик на отшибе родной деревни Анны и стали счастливо жить и да поживать. Женка ездила в районную больницу трудиться, а он пошел работать военруком в деревенскую школу. Ну, а когда в 90–е годы кооперативы начали открывать, Буткус решил заняться туристическим бизнесом. Рыбалку стал организовывать, охоту на северного зверя. Вскоре к нему из Москвы и Питера клиент богатый потянулся. И пошло у него дело так, как и мечтать не мог…
– Тогда и собак, наверное, завел?
– А куда без них в карельских лесах и сугробах? Он, правда, в начале облажался – заказал супер-породистых гренландских собак. К слову, сородичей нашего буйного Вольфа. Ну, так, по весне сбежали «гренландцы» от него прямо в лес. И там их то ли волки потом сожрали, то ли с голоду померли они… В общем с тех пор никто их больше в деревне не видел. А Ольгерд переключился на породы наших северных народов.
– И как жена к его арктическим походам относится?
Федорчук ответил после паузы:
– Умерла его Анна. При родах. Ингу родила и померла… А Ольгерд с головой ушел в экстремальный туризм. И меня с моей Незалежной со временем перетянул. Я ж там почти по миру пошел. Ага, не поверишь – я, значит, после армии в фермеры подался: продал батину машину, взял кредит, купил технику, семян элитных. И прогорел… Пришлось продать и дом отцовский, и дачу… Потом жена ушла. Короче, дошло до того, что уже с самого утра я дежурил у пивного ларька и допивал с донышек стаканов…
– То есть он вас еще раз спас?
– От бесчестия и от позора… Меня ж там уже никто за человека не считал. А здесь, видишь, я нынче большой начальник. Над самим Ольгердом начальник! Только хреновый я руководитель – экспедицию под монастырь подвел, а, что особенно непростительно – брата его родного не уберег… Ольгерд с Артуром хоть и не ладили часто, но, как никак, родная кровь… Слушай, Гарри, давай махнем коньячку. Что-то давит сердечко и голова от этой кутерьмы как чугунная…
Агатин, хоть и зарекся больше не пить, не решился отказать Кузьмичу. Человек раскрылся перед ним, «товарищем» называет…. Отказать в такой момент – навсегда потерять доверие. Да, и самому ему нужна была отдушина. Все тело его и мозг требовали релакса. Хороший коньяк был в этом случае незаменим.
Выпили под лимончик и шоколадку. Помянули Петерсона и Артура. Вспомнили о незавидной участи датских собачек…
– Александр Кузьмич, а что это за байка о том, как Ольгерд в торосах заблудился?
– О, это не байка, а реальная и очень показательная история… В ней – весь Буткус и его замечательные собачки.
По словам Федорчука, случай этот произошел во время первых экспедиций Федорчука и Буткуса в Арктику. Кузьмича только-только назначили начальником дрейфующей станции, Буткус отвечал за логистику и ледовую разведку. И случилось так, что выбрал Ольгерд не самое подходящее место для основной базы: когда уже десантировалась с самолетов авангардная партия и начала готовить ВПП, выяснилось, что льдина вся в мелких трещинах и неровностях. Обычно в таких случаях проводят воздушную доразведку. Но следующие два дня свирепствовала непогода, потом отозвали экспедиционный борт под какую-то срочную поисково-спасательную операцию. В общем, Буткус психанул и сам ушел на своей упряжке искать новую льдину.
– Его не было четверо суток. Это сейчас у нас «Иридиумы», онлайн координаты, две «вертушки» всегда «под парами». А тогда – хиленькая карманная радиостанция с выходом на КОСПАС–САРСАТ и все тебе…
Как потом рассказывал сам Буткус, он нашел подходящую льдину на второй день. Но пока кружил между торосами, окончательно сбился с пути. Сначала он шел вообще в противоположном направлении. И только когда распогодилось, смог привязаться к месту по звездам и понял свою ошибку. А цена ее была очень велика – больше 20 миль до базы и почти выбившаяся из сил упряжка.
– … Вскоре сани вообще встали: вожак Балт и еще две собаки, которые шли впереди, обрезали об наст лапы. Так Ольгерд уложил их в сани и тянул упряжку дальше вместе с остальными ездовыми. На третий день Ольгерд вышел на свои «вешки», которые оставлял позади себя, когда искал льдину. Но теперь не мог идти уже он сам – у него началось воспаление легких: сильнейшая одышка и температура под сорок… И вот тогда, собрав последние силы, он заново впряг отдохнувшего Балта и других израненных псов в упряжку, а сам рухнул в сани. Последнее, что он сказал вожаку: «Вперед».
Балт вел упряжку по старому следу еще почти сутки. По заверению экспедиционного медика, он в общей сложности потерял почти литр крови, морда его больше походила на снеговой ком, а лапы были изрезаны настом и льдинами в лохмотья. Но вожак сделал свое дело – вернул домой и своих четвероногих товарищей, и своего любимого хозяина.
– Вот такой у нас Балт. Настоящий герой, – окончательно разомлевший от элитного алкоголя Федорчук усмехнулся в бороду, разлил очередную порцию конька по рюмкам и продолжил разговор. – А ты вообще знаешь, как собаки отбираются в упряжку?
– Нет…
– Э, брат, это целая наука… Ее еще первые русские полярники придумали. В ту пору о специальных северных породах собак и мечтать никто не мог. Вот они в архангельском или мурманском портах дворняг отлавливали и на них эту, так сказать, методу отрабатывали. В одной книжке про русских полярников, которые вместе с легендарным Седовым пошли открывать русскую Арктику, она подробно описана. Если коротко, тут, главное, дождаться, когда собаки разберутся, кто из них больше на роль вожака подходит…
– В смысле «дождаться»? Я думал во главе упряжи ставят самого крепкого и опытного…
– Нет, Гарик… Каждый вожак определяется естественным путем. Закрывают, значит, «новичков» в одном вольере и ждут. Какое-то время они соседствуют мирно. А потом, толи со скуки, толи кто провокацию устраивает, но начинаются между ними схватки. Дерутся наши северные собачки отчаянно, даже, можно сказать, жестоко. Шерсть летит клочками, кровь брызжет во все стороны! Но хозяин вмешиваться не спешит, ждет…