Федорчук и Деев были против такого варианта. По их словам, толку от собак уже не будет. Даже если не сбесятся в ближайшие день-два, то все равно в упряжке работать больше не смогут. А значит их просто усыпят по прилету на большую землю. Так почему же это не сделать сразу, исключая тем самым новые ЧП?
Окончательно все решилось во время вечернего радиосеанса с Москвой. Федорчук, собрав остатки воли, доложил о новой трагедии. В ответ ему гарантировали «отсидку на всю катушку» и приказали передать гарнитуру Агатину.
Генрих, в свою очередь, получил «первое и последнее предупреждение» и новые категорические инструкции: закончить поиск улик и опрос свидетелей; сосредоточиться на подготовке ВПП; обеспечить нахождение всех членов экспедиции на Ледовой базе до прилета следственной группы. И не преминули «простимулировать». Мол, если не да Бог кто-то еще замерзнет, с медведем на снежной дорожке не разойдется или по какой другой причине пострадает или того хуже – погибнет, то куковать ему вместе с Федорчуком в тюрьме до скончания века.
– А как с собаками Петерсона быть? – зачем-то уточнил в конце сеанса не оправдавший доверия «опер».
– Усыпить! Незамедлительно! – приказал наэлектризованный голос радиоэфира.
После радиосеанса «оперативный штаб» лагеря – Агатин, Филиппов, Федорчук и причисленный к нему в силу обстоятельств и объективной осведомленности Деев – выглядел растеряно. По прошествии дня с момента гибели Петерсона ситуация только усложнилась. Сейчас свертывание экспедиции выглядело не досужим предположением. Теперь экстренная эвакуация представлялась наиболее логичным и реальным развитием дальнейших событий.
Спасти экспедицию могло только чудо. А именно – пропавший ключ и изобличение того или тех, кто приложил руку к его исчезновению и, не исключено, умышлено погубил Пэра.
– Как вы думаете, что может быть в этом контейнере? – обратился к товарищам Агатин.
Первым озвучил свою версию Филиппов:
– С высокой долей вероятности – это какая-нибудь техническая разработка для освоения просторов Арктики. Сейчас за этот рынок борются и норвежцы, и англичане, и канадцы с американцами, и даже азиаты…. Я говорю не только о подводной добыче нефти, газа и других ископаемых… Мир понял, что можно очень хорошо заработать на развитии арктической инфраструктуры. Сейчас крепкие позиции у только нас: русские полярники ежегодно разбивают на Полюсе базу, пригодную для длительной жизнедеятельности и исследований. Но, насколько мне известно, ряд международных консорциумов активно прорабатывают проекты строительства в Арктике долговременных дрейфующих обсерваторий. А это тебе – не пять палаток на голом льду. С опорой на такой арктический «город» – где тебе и электричество в достатке, и еда, и научная база – можно создать мощнейшую экосистему. Мы тут как-то с Александром Кузьмичом прикинули, что только на туризме можно будет зарабатывать до 500 миллионов долларов за сезон.
– А что у нас датчане обладают какими-то уникальными технологиями? – поинтересовался Гарри.
– Дания – лидер мирового рынка ветрогенераторов. Наверное, придумали новый «зеленый» двигатель и хотят с этой разработкой встроиться в какой-то перспективный арктический проект, – разъяснил Филиппов.
– Теперь понятно, почему они так переживают за этот контейнер. Попади такие технологии в чужие руки, ни на какие эксклюзивные условия в арктическом проекте скандинавам рассчитывать не придется, – включился в разговор Деев.
– А о том, что Петерсон приехал на Полюс с серьезными намерениями, свидетельствует и его ценный презент… – продолжил Филиппов. – Я сейчас говорю о его кинжале…
– Задобрить какого-то нашего чиновничка решил? – предположил Агатин.
– Видишь ли, Гарри. Это же не просто красивая и дорогая вещь. Это, скорее, символический презент, который Пэр должен был эффектно, под телевизионные камеры вручить на Полюсе главе нашего Географического общества от имени Датского королевства.
– Вероятно, вы правы – среди вещей Петерсона я нашел конверт, подписанный главой датского парламента, – вспомнил Агатин.
– Знаете, ребята: я могу ошибаться, но почти на 100 процентов уверен, что это кинжал казака Тимофея Ящика – последнего телохранителя российской императрицы Марии Федоровны, – вновь впечатлил своей эрудицией Филиппов.
– Кого? – вопросили в один голос мужчины.
Агатину на миг показалось, что все происходит не наяву. Так спокойно начинавшийся отпуск, превращается в какую-то страшную мистификацию с убийствами, экономическими шпионами и фамильными ценностями царских династий…
– … В Дании история русской императрицы Марии и ее телохранителя очень популярна. Ведь Мария Федоровна – датчанка по рождению. В своей стране ее знают, как принцессу Дагмар, вышедшую замуж за русского царя Александра. Полную драматизма историю о жизни матери последнего русского императора с удовольствием рассказывают все датские экскурсоводы. От одного из них я ее и услышал, когда делегация нашего Географического общества посещала Видерский замок – последнюю обитель несчастной императрицы, – продолжил просвещать дремучих коллег Филиппов.
Как рассказал ученый, во время Первой мировой войны казак Тимофей Ящик служил в собственном конвое Его Императорского Величества и считался личным телохранителем царя Николая II. Незадолго до революции верный казак получил приказ ехать в Крым, где находилась мать государя – вдовствующая императрица Мария Федоровна. Чтобы избежать страшной участи сыновьей семьи, она вскоре иммигрировала на малую родину и прожила в загородной вилле в Видере еще почти 10 лет. Тимофей Ящик оставался верен присяге и своей хозяйке до самой смерти.
– … Презент датского королевского двора – ничто иное как символ верности вековому родству Дании и России. Это очень серьезный дружественный акт и, уверен, первый шаг к заключению большого контракта, – Филиппов закончил свой рассказ и посмотрел на Агатина. – Теперь понимаете какие ставки в этой игре?
Братья по жизни и по крови
Факты, добытые Генрихом, заставляли полностью пересмотреть логику расследования. К полудню несчастный случай эволюционировал в бытовой грабеж и мародерство, а к исходу дня доминировал куда более громкий мотив: коммерческая борьба неизвестных, но очень серьезных игроков за многомиллиардный рынок Арктики.
«А если обе смерти связаны между собой? Если Вольфа кто-то специально натравил на брата Буткуса, который что-то знал или о чем-то догадался? Нет, это уже полный бред», – попытался остановить бег своих горячих размышлений Агатин. – Вольф слушался только своего хозяина. А хозяин его к тому времени был мертв…».
На ночном совете штаб порешил искать похищенный ключ и возможных преступников всеми возможными способами. Как только оговорили план наступающего дня, Деев и Филиппов, ссылаясь на усталость, отпросились спать. Засобирался было и Федорчук. Но Гарри попросил его задержаться.
Начав издалека, то и дело сбиваясь с мысли и путаясь в аргументах, Агатин все-таки выдавил из себя версию о возможной причастности Буткуса и Пожарского к произошедшим на Ледовой базе событиям:
– Александр Кузьмич, я считаю, что мы делаем большую ошибку, исключая из списка подозреваемых Ольгерда и Родиона. Думаю, они имели возможность подстроить ограбление Петерсона.
Реакция Федорчука на обвинениях в адрес его подопечных была незамедлительной и крайне эмоциональной: он вскочил со стула, обозвал Гарри недоумком и стал яростно защищать соратников:
– Да ты понимаешь, что городишь, особь ты неразумная? Мы полярники никогда чужого не возьмем. Ищи эту сволочь среди своих туристов! Ясно тебе?! У Буткуса такое горе, а он его еще и в воры записывает… Ты сам подумай, как они могли обокрасть Пэра?
– Да, очень просто: крепко подпоили его и незаметно выкрали ключ…
– Ты представляешь, как надо было упоить человека, чтобы он не почувствовал, как с его шеи снимают дорогую ему вещь? И потом: утром бы Пэр прочухался и, как думаешь, кого бы первым он заподозрил?
– Ну, наверное, Буткуса и Пожарского…. А они сказали бы, что тот сам по пьянке потерял его в торосах…
– Хорошо… Но, если предположить, что Петерсон был пьян до беспамятства, как же он тогда смог добраться до базы?
– Допустим, кто-то сел в его сани и довез до границы базы…
– А потом вернулся назад? Ты же сам говорил, что от Мобильного лагеря до Ледовой базы шел след только от упряжки Пэра… Думаешь Родион или Буткус на своих двоих по снежной целине бегали?
– На лыжах. Буткус, как известно, отличный лыжник…
Чем парировать этот аргумент Агатина, Федорчук не нашел. Но после небольшой паузы, чуть успокоившись, он подошел к настенной карте и поманил к себе Агатина:
– Смотри сюда, особь береговая… Вот здесь мы были вчера около в 21:30, когда Пэр позвонил в лагерь и сказал, что возвращается, – Федорчук указал на точку, из которой в разные концы света разбегались дужками меридианы. – А вот здесь в это же время был Ольгерд и Родя. Это приблизительно пять миль от нас. Так вот, за ночь нас и Буткуса снесло от Полюса еще на пару миль к юго-западу. Для сухопутных умников уточняю – в общей сложности тогда нас разделяло 10 километров ледяной пересеченной местности. И если мы безмятежно дрейфовали вниз, то Ольгерду с Родионом пришлось всю ночь двигаться против дрейфа. Причем, идти очень быстро, чтобы перекрыть скорость сноса льда и к утру достичь Полюса. Скажу больше: судя по переданным утром координатам, они смогли пройти больше трех миль и подняться севернее Полюса на целых 1,5 мили. Это ребята сделали для того, чтобы иметь запас перед следующим ночным переходом. А если бы они ночью с какого-то рожна провожали Пэра к нашему лагерю, их бы еще на пару миль «вниз» снесло. И тогда они бы только к обеду на Полюс пришли. А Родя уже в половине восьмого утра доложился, что они на месте и готовят площадку для приема вертолета.
– Соврали… – не унимался Гарри. – На Полюс еще не прибыли, а нам на базу доложили, что уже там.