Let There Be Rock. «Джордж же в этот момент бешено орал мне: “Не останавливайся!”». Усилитель продержался до конца песни, и все. «Он просто растаял», – хихикал Ангус. Да, это был просто один из альбомов, который был полностью готов.
Настоящим героем этого трека, по мнению Марка Эванса, был Фил Радд: «Мы сделали два дубля, и я помню, что уже в конце первого я подумал: “Филу нужно дать отдохнуть пару часов, он совсем выжат”. Но Фил сказал: “Давайте попробуем снова”. Я думал, этот парень сейчас взорвется, но он выстоял, и, как я помню, музыканты все-таки сделали второй дубль».
Группе тяжело давались поиски нового материала. Некоторые новые треки, такие как Bad Boy Boogie, изначально существовали в миниатюре. «Было название того, что это может быть, и рифф, который мы строили вокруг него, возможно, с небольшим саундчеком, – рассказывает Эванс. – Другие песни, такие как Whole Lotta Rosie, вообще поначалу не выглядели как вещи, которые могут “выстрелить”».
С ее стоккато, странным интро и хитрым вокалом, Whole Lotta Rosie стала для группы своеобразной песней-автографом, она характеризовала AC/DC примерно как Whole Lotta Love Led Zeppeline, от которой они, собственно, и взяли название трека.
Все это напоминало еще один переделанный номер, на этот раз – перепевку песни Dirty Eyes с выступления, которое состоялось четыре месяца назад. Эванс говорит: «Того, что было нужно, не произошло. Но в тот недельный период в Сиднее это вдруг превратилось в то, чем является и по сей день».
Настоящая Рози была девушкой с гор Тасмании: «Массивная девушка. Больше, чем многие из нас вместе взятые. На самом деле, я думаю, что она съела кого-то из гастрольной команды», – смеется он. Как рассказывает Ангус Янг, Бону всегда нравились крупные женщины: «Он имел обыкновение развлекаться с двумя девушками похожей комплекции, он называл их Jumbo Jets». Однако ночь с Рози была чем-то иным, говорит Эванс: «Как я помню, в мельбурнском отеле, в котором мы останавливались, был бордель, и Рози управляла им. Однажды ко мне прибежал Пэт Пикет и сказал: “Вы должны прийти и посмотреть на это! Он ее трахает!”» По словам Бона, Рози была просто «слишком большой, чтобы сказать нет». Когда Эванс последовал за Пикетом в комнату, он увидел, как говорит сам, «массивную женщину-кита, из-под которой торчала маленькая татуированная рука». «Пэт сказал: “Смотри, он где-то там!” Однако Рози действительно была очень хорошим человеком. Я не могу сказать, настоящее ли это имя, но мы знали ее как Рози, женщину с рыжими волосами».
В оригинальную австралийскую, британскую и европейскую версии альбома также была добавлена еще одна песня Бона Crabsody in Blue, однако американская звукозаписывающая компания отвергла эту запись со словами: «Это какой-то странный блюз, наполовину Ride On, наполовину – The Jack». Это была песня о сексуальных похождениях Бона с того момента, как он стал знаменитым.
Тридцать пять лет спустя юмор этой песни может показаться напряженным, анахроничным. Но если смотреть в контексте того периода, когда трек был написан – расцвета прогрессивного рока с его напыщенной лирикой и другими отличительными знаками того времени – Crabsody in Blue выглядит скорее позитивно анархичной. Однако все это оказалось слишком непонятным для американцев, и, как оказалось, еще и для японской звукозаписывающей компании, заменившей этот трек на Problem Child из Dirty Deeds, альбома, который американцы также только что отвергли.
Как обычно, минусовки были завершены уже в первую неделю записи. Бон, которому принесли кассеты с замиксованными треками без вокала, к которым он затем придумал слова, записал все свои вокальные партии на второй неделе, тогда же Ангус начал накладывать туда свои разнообразные гитарные соло. «Бон буквально заперся ото всех вместе со своими записными книжками, сочиняя лирику и подгоняя ее под минусовки, – вспоминает Эванс, добавляя с ухмылкой. – За исключением того случая, когда он ушел и не возвращался в течение двух дней…»
Конечно, эти дни Бон провел с Сильвер, которая тоже вернулась в Австралию, чтобы отпраздновать Рождество с друзьями в Аделаиде, а затем, в январе, она приехала к Бону в Сидней. Отношения Бона с Сильвер были в тот момент хороши как никогда, и Бон, конечно же, пил еще больше, чем обычно, ведь общее увлечение алкоголем только скрепляло эту пару. «Мы арендовали небольшой мотоцикл, чтобы легко перемещаться по округе, – вспоминает она. – Было несколько ночей, когда я пыталась уйти, но он снова ко мне возвращался».
В глазах окружающих Бон был более влюбленным, чем когда-либо. И больше чем когда-либо он нуждался в убежище, где мог укрыться от давления, которое на него оказывало существование в AC/DC. «Братья Янг любили Бона, это даже не обсуждается, – говорит Браунинг. – Но Бон нуждался в собственной волне, в увлечениях, свойственных любому хиппи, таких как косяки, таблетки или что-то подобное».
Несмотря на то что Малькольм время от времени тоже курил разные вещи, говорит Браунинг, братья Янг ненавидели находиться рядом с подобными людьми. «Алкоголь же – совсем другое дело, – отметил он. – Тем не менее они могли бы побить камнями любого наркомана, который попался бы на их пути. Они ненавидели это, и Бону было бы очень некомфортно в такой среде. Поэтому когда он хотел сделать что-то подобное, он уходил. Они принимали такой расклад, без проблем. Просто Бон жил совсем в ином мире, чем тот, где были Малькольм и Ангус».
Несмотря на то что Бон и Сильвер снова расстались, группа планировала вернуться в Лондон сразу после того, как работа над альбомом будет завершена. Сильвер тоже мечтала вернуться к своей одинокой жизни в Лондоне, неважно, с Боном или нет – это были отношения, которые будут существовать до тех пор, пока он этого хочет. «В дороге он иногда чувствовал себя изолированным. Таким уж был Бон, – рассказывает Эванс. – Я думаю, это, вероятно, было тем, что обычно называют депрессией. У каждого из нас бывают моменты, когда мы думаем: “Да что же я здесь делаю, черт возьми?”, вы понимаете? Но Бон, кажется, испытывал что-то подобное уже лет десять. Даже тогда, когда все мы чувствовали, что успех приходит к нам, он продолжал оставаться подавленным». Бон всегда ненадолго уходил от группы и находился в немного другой обстановке, даже с Сильвер, и он, казалось, нуждался в таком уединении больше, чем кто-либо еще.
Четвертый и, вероятно, лучший альбом AC/DC Let There Be Rock был выпущен в Австралии в марте 1977 и едва попал в Топ-20. Отзывы критиков о нем были одинаково мрачными. Заголовок в сиднейском The Sun гласил: «Что за скука!» Ян Джеффри рассказывает: «Это ранило их больше, чем то, что Америка не принимала их музыку. Их очень расстроил тот факт, что их собственная страна, кажется, позволила им провалиться».
Все это было настолько серьезно, что в итоге AC/DC отправятся в тур по Австралии только спустя несколько лет. Вместо этого они вылетели обратно в Лондон, но даже там, казалось, плыли против течения. Панк-рок теперь окончательно вступил в силу, об этом свидетельствовали дебютные альбомы The Damned, The Stranglers, The Jam и The Clash – и это только если говорить о самых смелых и выдающихся артистах. Все выглядело так, словно AC/DC вдруг смели в одну кучу с другими «динозаврами» рока, такими как Led Zeppelin и the Rolling Stones. Судьба группы, казалось, была определена.
Многие с презрением относились к особенностям игры этих двух групп. Ангус насмешливо говорил: «По крайней мере, Rolling Stones были компетентны в музыке и в своем так называемом бунтарстве». А Малькольм отмечал: «Настоящими панками были [оригинальные блюзовые] парни, которые должны были с самого начала сражаться, чтобы быть принятыми [белой аудиторией]». Он добавлял, что Бон был более диким, чем когда-либо был Джонни Роттен.
Презрение группы ко всей этой ситуации, которую они видели как нечто искусственное, еще больше подкреплялось инцидентами, подобными следующему: однажды Малькольм просто ушел со съемочной площадки после того, как австралийский телевизионный интервьюер попытался заставить его «сказать что-то возмутительное». Когда продюсер шоу пытался догнать его, умоляя вернуться и повторить эту сцену еще раз, потому что ее хотят снять более качественно, неприязнь Малькольма превратилась в настоящее отвращение. «Мы были жестче, чем кто бы то ни было из этих панков, – говорил он журналисту Сильви Симмонсу в 2004 году. – Мы привыкли сидеть здесь, смеясь над теми, кто, вероятно, был способен откусить нам голову, думая, что мы можем просто в любой момент выбить из них это дерьмо».
Вернувшись на гастроли в Британию в марте, когда журнал NME пытался заставить группу слиться с толпой вместо того, чтобы противостоять ей, Бон старался «стряхнуть пыль» с остальных: «Эти дети могут работать на долбаной фабрике всю неделю или вообще жить на пособие по безработице. На выходных они просто хотят куда-то выйти и хорошо провести время, хотят выпивать и безумствовать. Мы даем им возможность сделать это».
Легендарный американский критик и прото-панк апостол Лестер Бэнгс, находясь в Великобритании по заданию Rolling Stone, объявил, что AC/DC «так верны своим эволюционным предшественникам» рока, что их песни не просто бред вроде «держи меня за руку», а самое «вызывающее откровенное предложение и проницательная фантазия».
Как Бон говорил журналисту Melody Maker Гарри Доэтри, который сопровождал их на нескольких концертах, музыканты были очень разочарованы: «Песни отражают то, что мы есть – выпивка, женщины, секс, рок-н-ролл. То, из чего состоит наша жизнь». Единственной истиной для группы, как предполагал Бон, была дорога. Начиная их самый масштабный британский тур с шоу в Эдинбургском университете, на который были распроданы все билеты, Бон написал Dog Eat Dog в знак протеста против того, что служба безопасности слишком плохо боролась со своими неконтролируемыми фанатами. Был выпущен сингл, совпадающий с Dirty Deeds Done Dirt Cheap, дополненный более старыми треками