Потом музыканты приехали на фестиваль под открытым небом, где они должны были работать вместе с The Who перед 75 000 зрителей в Zeppelin Field в Нюрнберге, где Гитлер проводил свои печально известные партийные собрания в 1930-х годах. Опасаясь повторения «отключения электроэнергии», которое было в «Уэмбли», Ян Джеффри и его команда проверили все оборудование еще перед началом шоу: «Я помню, как полез на строительные леса и стал все проверять; половина динамиков не работала, они их выключили». Позже, когда они вернулись обратно в отель, где останавливались все группы, Тауншенд зашел в бар, и Ангус сказал ему: «Вы сделали это снова! Вы ограбили шоу!» Бон, однако, был не в настроении дружить независимо от того, знал ли Тауншенд, что его команда сделала на шоу. Он сказал: «Пит, давай ты купишь мне выпить?» При этом Бон прекрасно знал, что Тауншенд сражался с алкоголизмом годами. «Бон, – сказал Ангус. – Расшевелил рану». Типичное поведение для человека, который отрицает свои проблемы с алкоголем или наркотиками, но пытается задеть другого, который страдает от того же зла, но, в отличие от тебя, что-то с этим делает.
Глава 12Место там, внизу
Примерно в это же время, в конце лета 1979 года, я впервые встретил Бона Скотта. Это произошло в квартире Сильвер на Глостер-роуд, куда я пришел, чтобы купить очередную дозу героина. Я не был наркоманом. Я имею в виду, что я бы точно не определял себя в то время как наркомана. Я просто работал в PR-фирме Heavy Publicity, которая продвигала рок-группы, поэтому мы редко путешествовали без наркотиков. Среди наших клиентов были такие исполнители, как Black Sabbath, Пэт Трэверс и UFO. Именно через последних я познакомился с Сильвер. Ее «лучший друг» Джо Фьюри (теперь известный в кругах потребителей героина как Джо Сильвер) иногда работал техником у UFO и некоторых других клиентов, например, у Wild Horses, группы, основанной другом Бона, гитаристом Брайаном Робертсоном после того, как тот был уволен из Thin Lizzy. Кстати, его «попросили» из группы, потому что с ним не мог справиться даже Фил Линотт, при том что они оба в течение некоторого времени сидели на героине.
Сильвер мне представили как «хорошего дилера». Такой она и оказалась. Падение шаха Ирана в начале года привлекло в Великобританию волну иранских иммигрантов, которые завезли и партию героина. Этот героин отличался от того, к которому мы привыкли, китайского, кремовой окраски. В отличие от китайского белого новый иранский героин был коричневым и более «комковатым», что затрудняло его растворение в готовой к инъекции ложке. У Сильвер, как мне с уверенностью сообщили, было много коричневого героина, быстро получившего репутацию более сильного и более дешевого, чем китайский.
Будучи молодым пиарщиком в конце 1970-х, я много общался с группами и журналистами через «порошковое зеркало» с несколькими рядами кокаина, а затем, когда было время «остыть», баловался и героином. Иногда они смешивались с любимым всеми «спидболом», после приготовления которого оставались пузыри. На самом деле, когда мы думали, что уже потратили слишком много времени, чтобы уговорить некоторых музыкальных журналистов писать о наших артистах или просто чтобы развлечь наших клиентов, мы платили им деньги и проводили это по статье «шампанское и цветы для группы». Полезный прием, который многие рок-предприниматели очень любят.
Наркотики в то время были языком общения на музыкальном рынке, особенно для артистов. Чтобы попасть на встречу с одним из них без «Чарли» или «Генри», нужно было пройти через ряд не очень приятных процедур. Никто не осуждал зависимость. Это было своеобразным лечением у личного «Доктора Feelgoods» на Харли-стрит. Здесь уже были готовы к чему угодно. На самом деле, случаев передозировки было не так много, в основном такое происходило у кого-то дома: Кит Ричардс называл это «посинеть в чужой ванной».
Встретить Бона Скотта в маленькой квартире Сильвер было нетрудно. На самом деле, Сильвер говорила о нем и во время моих предыдущих визитов, ее голос хрип от наркотиков, она рассказывала все медленнее и медленнее. Я не знал, что они были любовниками. Я думал, что она была одним из его друзей-спекулянтов, желающим оправдать свою роль в его жизни, а также простым поставщиком наркотиков.
И вот наконец-то я его увидел. Насколько я помню, он тогда согнулся над зеркалом с дорожками. Сильвер представила нас, когда он передавал мне зеркало.
Он был совсем не таким, каким я его представлял. Поработав с несколькими «дикими рокерами», я привык к их попыткам сохранить свою репутацию, особенно во время первых встреч. Бон же был другим. Тихий, погруженный в себя, очень воспитанный, он предлагал мне «дорожку» или косяк примерно так же, как священник мог бы предложить чай и пирожное. Признаюсь, я не помню сейчас, более тридцати лет спустя, пахли ли мы героином или кокаином. Я помню только то, что чувствовал сильный запах героина, когда рядом была Сильвер. Во всяком случае, в этом не было ничего особенного. В 1979-м более отвязные рокеры делали все, что хотели. Не нужно было никому ничего объяснять и ни о чем жалеть.
Мне понравился Бон, и точка. Он казался крутым, но при этом немного стеснительным. Когда Сильвер начала спрашивать, как у группы идут дела в Соединенных Штатах и собираются ли они отправиться в еще один длинный тур по Америке, он стал раздражаться. Он не пытался прервать ее, но в голосе явно чувствовалась нотка неудобства. Как будто в его успехе была ее заслуга. Сильвер, казалось, не заметила реакции Бона, так как была слишком «на своей волне». Казалось, у них свои недомолвки еще с очень давних времен. Поэтому я взял то, за чем пришел, и удалился.
«Они были очень разные, – говорит Ян Джеффри. – Они вообще не должны были сойтись, но почему-то были вместе, и, несмотря на все, были идеальной парой».
Highway To Hell должен был стать самым продаваемым альбомом для AC/DC. С одной стороны, отзывы в британской музыкальной прессе были хорошими, с другой – некоторые слушатели жаловались, что им стыдно получать удовольствие от антиинтеллектуальной и явно популистской группы. Заголовок в NME, написанный жирным шрифтом, гласил: «САМЫЙ ВЕЛИКИЙ АЛЬБОМ, КОТОРЫЙ КОГДА-ЛИБО БЫЛ ВЫПУЩЕН». Затем более мелкими буквами было написано: «(в Австралии)». AC/DC описывали как «группу, которая практиковала науку преувеличения игриво и успешно».
Однако даже их величайший союзник Дэйв Льюис из Sounds был вынужден указать, что Highway To Hell не открывает новую веху в творчестве AC/DC. Никто не жаловался на экстравагантный, запутанный звук, который создал новый продюсер Матт Ланг. Никто не говорил о прогрессе в звуке, которого они достигли. Конечно, никто не предсказывал успеха. Однако все чувствовали, что такой материал достаточно силен, чтобы выходить с ним на сцену, несмотря на то, что в этот период в музыкальном бизнесе все менялось каждую неделю.
Стало ясно, что кардинально иной подход к новому альбому имеет смысл, когда он начал очень быстро и хорошо продаваться. К концу августа Highway To Hell занял 8-е место в британском чарте альбомов. К тому времени он также входил в Топ-40 США, что послужило поводом для огромного празднования в «Рокфеллер-плаза» и в квартире на 48-й улице, куда недавно вернулся Матт Ланг. Будучи таким же голодным до американского успеха, как и группа, он все еще не ощущал его вплоть до сентября, пока группа снова не гастролировала там и альбом занял 17-е место в чарте США. Тогда Матт, Фил Карсон, Джерри Гринберг и Питер Менш наконец-то почувствовали, что могут выдохнуть.
Еще один успех пришел к группе, когда в том же месяце в Америке был выпущен сингл High Way To Hell. На руку музыкантам сыграло то, что первая волна станций «классического рока», распространенная по всему американскому радиоландшафту в начале восьмидесятых, начала вещать с гладкой, идеально настроенной шкалой, устойчивой к новому звуку AC/DC, и могла включить их в новые дневные плейлисты. В самом деле, запись была очень запоминающейся.
Но впервые AC/DC – и их новый сингл – стали регулярно транслироваться на американском радио. Highway To Hell достиг 47-й позиции в основных поп-чартах, став самым популярным новым рок-синглом неамериканской группы со времен прорыва Bad Company пять лет назад.
«Они сделали это, они взломали систему, – говорит Ян Джеффри. – Не то чтобы они еще видели в глаза какие-то реальные деньги, но они знали, что эти деньги будут, и это уже – начало перемен». Избегая выступлений на разогреве в пользу собственных концертов, они обновили свой туристический автобус до роскошного с 18 сиденьями и кроватями для 12 человек. У них было цветное ТВ, новейшее видео-и стереооборудование. Фил Радд начал требовать – и приобретать – полноразмерную игрушечную дорогу Scalextric в свой гостиничный номер, где бы он ни останавливался.
Но это был еще не победный круг. Тогда у музыкантов было готово всего три или четыре номера из нового «живого» хит-альбома. Они начинали тур, стартовавший на Лонг-Бич Арене в Лос-Анджелесе, где впервые выступили 10 сентября, когда площадка была едва заполнена даже наполовину. В октябре в Нью-Йорке они даже не смогли продать все места в театре «Буффало» на 3000 зрителей. Однако по всей Америке, где особо нечем заняться, а в хороший день даже стенам скучно, они были «монстрами»: распродали билеты в 12-тысячный городской Колизей Джеймса Уайта в Ноксвилле и собрали более 13 000 человек в 12-тысячном зале в Charlotte Coliseum в Северной Каролине.
Единственным, что не менялось, было поведение Бона Скотта. Впрочем, он пил больше, чем когда-либо, и его выходки – пропуск рейса из Феникса, потому что он остался в баре, пытаясь замутить с женщиной; езда на сломанном автобусе Молли Хэтчет; время, потраченное впустую на очередную бутылку виски вместо того, чтобы быть сосредоточенным на самом важном туре группы, – с каждым днем все это казалось менее смешным и более отчаянным.
Он также непрерывно курил траву и нюхал кокаин почти ежедневно. Другие сообщают, что видели, как он «горстями глотал таблетки». Впервые Ангус, который всегда глядел на Бона с любовью, несмотря на то что тот был не особо надежным, начал открыто раздражаться. Малькольм, не зная, нажать на курок или нет, решил посмотреть на ситуацию иначе. Он подумал, что сейчас Бона никто не выг