If You Want Blood… и Highway To Hell и британские «золото» и «серебро» за Highway To Hell, а затем сыграть еще семь шоу по всей стране. Однако к концу месяца, после шоу на Mayfair в Ньюкасле, перенесенном с ноябрьского турне по Великобритании, Бон снова вернулся в свою новую квартиру.
В воскресенье, 27 января, в театре Gaumont в Саутгемптоне состоялось финальное шоу еще одного тура по Великобритании. Это, тем не менее, стало значимым поводом для Бона хорошо провести время: ночью он начал короткую, но яркую «беседу» с привлекательной молодой японской девушкой по имени Анна «Баба», с которой он познакомился ранее в тот же день, когда обедал в квартире Яна Джеффри. Анна была старой подругой жены Яна Сьюзи. Когда Бон и Ян уехали, чтобы присоединиться к поездке в Саутгемптон, Сьюзи и Анна пошли с ними.
Вернувшись рано утром в Лондон, Анна провела свою первую ночь с Боном в Эшли Корт. На следующее утро он отвез ее на такси в ее квартиру у парка Финсбери, где попросил девушку взять вещи и переехать к нему.
Спустя годы Анна говорила Клинтону Уокеру, что Бон был «самым милым джентльменом». В течение следующих трех недель она, безусловно, получала много его внимания. Когда в среду, 6 февраля, AC/DC снимались в Elstree Studios для нового сингла Touch Too Much, который следующим вечером планировали транслировать на Top of the Pops, Анна пошла с Боном. Остальная часть группы была ошеломлена. Ангус должен был жениться на своей подруге Эллен через несколько недель, а Малькольм и его жена Линда, бывшая протеже Фифы Риккобоно из Alberts, с которой Мал был знаком с самых первых дней группы, уже успели стать родителями. «Ангус женился, потому что Малькольм женился», – говорит Джеффри, только наполовину шутя. Но даже если любовь между ними не витала в воздухе, группа по крайней мере была благодарна Анне за то, что она, казалось, оказала влияние на их вокалиста, утверждающего, что бросил виски ради нее.
Каждое воскресенье он и Анна приходили в гости к Джеффри в Майда Вейл. «Бон и Анна были у меня каждое воскресенье, – говорит Ян. – Потом мы с Боном шли в паб, а Сьюзи и Анна готовили воскресный ланч. Мы выпивали несколько пинт, после возвращались, смотрели футбол по телевизору, обедали, а затем немного выпивали. Около шести или семи часов вечера мы снова шли вниз по Уоррингтону, и они шли с нами, понимаете?» Джеффри вспоминает, как Бон любил его маленькую дочь Эмму: «Он всегда приносил ей подарки и играл с ней. Она любила его до смерти. Моя жена любила его до смерти. Я любил его до смерти».
Однако Бон не взял с собой Анну, чтобы увидеть UFO на Hammersmith Odeon, за пару дней до записи Top Of the Pop. Вместо этого он оказался за кулисами с Джо Фьюри. По словам басиста UFO Пита Вейя, Фьюри был приглашен в качестве приятеля Сильвер.
«Джо Сильвер [Фьюри] хватил удар, ты знаешь. Бон был за кулисами, [когда] нам его привезли. У Джо был удар, и [Бон], возможно, употреблял наркотики, я не уверен. Мы просто пили как обычно. Но в те дни это казалось совершенно нормальным. Вы можете перенести небольшой удар и даже не заметить разницу, – добавляет Уэй, который был на пять лет моложе Бона. – Физически мы были моложе, и наше тело могло с этим справиться». Возможно, ваше тело, но не ваше лицо, и Бон выглядел решительно подуставшим на Top of the Pops. Учитывая их опыт телевизионных выступлений, восходящий ко временам Countdown, можно было точно сказать, что обычно они были не слишком блестящими. Ангус еще старался хоть как-то двигаться, в то время как Малькольм и Клифф почти исчезали на заднем плане. Сингл, который техник Матта Тони Платт считал «огромным хитом», на следующей неделе находился всего лишь на 29-й позиции, а затем снова исчез из виду.
AC/DC никогда подолгу не были поодиночке, и на следующей неделе Бон снова приехал к Малькольму и Ангусу в E.Zee Hire, где они уже начинали задумываться о новом альбоме, который должен был быть записан с Маттом и Тони в апреле. Но не в Round House Studios, а в изысканно обставленном, принадлежащем Крису Блэкуэллу Compass Point Studios в Нассау, столице экзотического багамского острова Провиденс. «На это были налоговые причины», – говорит Ян Джеффри. С учетом того, что ставка налога на прибыль в Великобритании в то время составляла 83 %, их бухгалтеры сказали, что группа сделает свой следующий альбом где угодно, кроме Британии.
Позвонив в E.Zee, чтобы увидеться с братьями в пятницу, 15 февраля, Бон обнаружил, что они работают над двумя новыми мелодиями, Have A Drink On Me и Let Me Put My Love Into You. Он уже начал складывать свои обычные мысли в возможные тексты в своих различных тетрадях и на клочках бумаги, но у него не было настроения петь. Вместо этого он запрыгнул за ударную установку и сказал остальным: «Позвольте мне поиграть». Братья были довольны этим, они могли сосредоточиться на гитарах, пока Бон изображал Фила Радда. Настроение было на высоте. Накануне Питер Менш сказал им, что американские продажи Highway To Hell достигли одного миллиона и что в свое время они получат свой первый платиновый альбом от Atlantic. В тот же полдень ранним вечером Малькольм и Ангус Янги грохотали на своих гитарах, а Бон играл на барабанах. В первый раз с того момента, когда он встретил их более пяти лет назад, его мечты о том, чтобы стать певцом, начали сбываться. Когда Бон вернулся домой к Анне той ночью, он был в восторге, рассказывая ей, каким будет этот альбом. Он собирался позвонить Исе в Австралию и повторить то же самое.
«Мы репетировали, он зашел к нам, и мы поняли, что он готов, – вспоминал Малькольм Янг 30 лет спустя. – Он начинал перезаряжать свои батарейки. Он действительно хорошо выглядел…»
Воскресенье, 17 февраля, не было обычным днем. Воодушевленный своим визитом к братьям в репетиционную студию, Бон сказал Анне, что ей придется уйти – во всяком случае, на некоторое время, пока он не закончит свою работу по написанию текстов для нового альбома. Он добавил, что она слишком его отвлекает. Может быть, она могла бы на некоторое время остаться со Сьюзи и Яном… Но вместо того, чтобы пойти на воскресный ланч в эти выходные, Бон попросил Анну остаться еще на одну ночь и приготовить типично японскую еду для его друзей из Trust, которых он пригласил вместе с гитаристом Rose Tattoo Миком Коксом, также недавно прибывшим в Лондон. Trust были в городе, записывая свой альбом Repression. В прошлую среду Бон появился в студии, где он и Берни Бонвуазен сделали импровизированную запись их дуэта на Ride On. Берни взял на себя серьезную инициативу, Бон также хвастался, что работает над английскими переводами семи или восьми песен Trust, и, как он сообщил Берни, должен закончить их в декабре. Он сказал, что у него пока нет готовых, но он покажет их на обеде в воскресенье.
Годы спустя Анна описывала это событие как «последний ужин». Ранним утром следующего дня, прежде чем Бон приехал, Анна вышла из квартиры и села в автобус до дома Сьюзи. Это было прохладное утро понедельника, и она надеялась, что Бон позвонит ей позже, по крайней мере, чтобы спросить, как у нее дела. Тем вечером, когда Ян и Пэп вернулись из E.Zee Hire, они сказали, что не видели Бона весь день.
Анна начала раздражаться. По ее словам, она видела предзнаменования гибели Бона незадолго до того, как все произошло. Она замечала его «грустные взгляды» в те моменты, когда он думал, что она на него не смотрит.
Или, к примеру, ту твердость, с которой он схватил ее за руку, словно пытаясь сказать ей что-то вроде: «Не для нашего светлого будущего, а для чего-то столь безнадежного, возможно, в мучительном аду», как она выразилась на ломаном английском. И, как и все остальные, она не могла помочь.
Телефон в Мейда Вейл зазвонил сразу после 11 вечера. Она вскочила от удивления. Это был Бон. Когда Анна спросила, что он делает, Бон сказал ей, что сидит дома в одиночестве: «Пью и пишу стихи». По его словам, он планировал пойти в студию на следующий день, поэтому скоро собирался лечь спать, чтобы немного отдохнуть. Анна восприняла это как способ дать ей понять, что он не примет ее обратно в ближайшее время. Сьюзи дала ей одеяло, и она провела ночь на диване.
Только Бон не планировал ранний отход ко сну. На самом деле он уже позвонил Сильвер, спрашивая, поедет ли она с ним. Ему было все равно, где они встретятся; он просто хотел увидеть ее. Оказавшись на свободе после девяти месяцев в туре, впервые получив собственную квартиру в Лондоне, увидев в кармане какие-то реальные деньги, он начал глубоко задумываться о прошлом: где он был, что он узнал, что оставил позади. Он чувствовал, что уже многое упустил. Это же чувство привело его домой в Перт на Рождество. Сейчас, в последние несколько дней, он начал звонить старым друзьям и знакомым, и даже некоторым людям, которых он не видел годами: Корал Браунинг, Дагу Талеру, Дэвиду Кребсу, даже Ирен.…
Но Сильвер не хотела видеться с ним. Куда пойти тоскливым вечером понедельника в Лондоне? Особенно когда ты можешь быть дома, сидеть уютно, как жук, только ты и твои наркотики. Бон сказал: «Просто пойдем выпьем». Но Сильвер не пила. Наркоманы пьют так же часто, как и моются. Выпивка просто «не идет» с наркотиками. Один из лучших клиентов Сильвер Пит Уэй как-то сказал: «Нормально иметь с собой бутылку шампанского, пока ты пытаешься ввести [героин]». Вместо этого Сильвер предложила Бону связаться с Алистером Кинниром – еще одним ее знакомым наркоманом, с которым она какое-то время жила в квартире в Кенсингтоне два года назад. Там Бон впервые встретился с ним. По словам Сильвер, начинающий басист Киннир, подобно многим музыкантам, существовавшим на отшибе лондонского музыкального бизнеса, очень скучал.
Бон, отчаянно пытаясь выйти на улицу и потерять себя в толпе – любой толпе, – сказал следующее: «Хорошо, скажи ему, чтобы он пришел и позвал меня прогуляться с ним». Затем он положил трубку и налил себе еще один стакан, после этого подумал о том, чтобы сделать еще несколько звонков (об этом он хотел рассказать по телефону Яну Джеффри, но тогда трубку подняла Анна, и он был вынужден поделиться с ней одной из своих историй… снова).