– Гм. – Эмбер морщит нос, наполовину задетая кошачьим вопиющим интриганством, наполовину понимающая, что тут есть над чем подумать. Вычислительные мощности ее мозга распределяют задачу, перегружая домашнюю сеть: часть анализирует хитроумную карточную пирамиду структур компаний, часть – прикидывает, где план может пролететь, часть раздумывает – с некоторым трепетом – над тем, как здорово будет снова повидаться с папой. Но если у него действительно не будет на нее времени…
– Расскажи-ка о Франклинах. Это семейная пара? – спрашивает она у кошки. Все это время 3D-принтер усердно трудится: из криогенной высоковакуумной рабочей зоны под аккомпанемент негромкого шипения вынимаются последние крохи тепла. Недра машины рождают когерентные пучки атомов из конденсатов Бозе – Эйнштейна [77], парящих в вакууме на границе абсолютного нуля. Выстраивая на них интерференционные структуры, машина создает атомную голограмму, выстраивая идеальную копию какого-либо оригинального предмета, точную на атомном уровне. Никаких нескладных нанотехнологических частей, способных сломаться, перегреться или как-то изменить агрегатное состояние: полчаса – и из принтера появится нечто, клонированное с точностью до индивидуальных квантовых состояний всех атомов. Кошка пододвигается ближе к теплому ветерку из воздуховодов системы охлаждения и как будто сосредотачивается на чем-то своем.
– Боб Франклин умер года за два-три до твоего рождения. Твой предок с ним общие дела вел. Да и мать, кстати, тоже. В общем, он выгрузил бо́льшую часть своего сознания в Сеть, и его последователи-попечители периодически воссоздают придурка путем загрузки в свои импланты. Этакий борганизм, при деньгах и харизме. Фишечка в том, что наш Боб незадолго до смерти вплотную налег на космические программы, а кореш твоего предка разработал для него хитроумную финансовую схему, и теперь они – или он, уж не знаю, как оно там точнее, – замахнулись на постройку космической станции. Ее забросят аж на Юпитер, разберут там на части пару-тройку мелких лун и начнут постройку фабричного обогатительного комплекса по добыче гелия-3. Как раз связано с тем CETI-замутом, я уже про него говорила, но в дальней перспективе оно, конечно, по-всякому может сыграть.
Смысл кошачьей болтовни аккуратно минует уши Эмбер – потом придется выяснить поподробнее, что это за зверь такой, обогатительный фабричный комплекс, добывающий гелий-3, – но сама идея дать деру в космос смотрится классно: форменное приключение! Эмбер обводит взглядом гостиную, и та кажется ей хронокапсулой – мини-мавзолеем со стенами, обшитыми деревом, где увяз глубоко образ той Америки, которой в реальности и не существовало никогда. Тот самый симулякр, в который хотела сбежать ее родительница. Этакая камера Скиннера [78] для дрессировки, превращения дочери в шелковую.
– А на Юпитере интересно? – спрашивает она. – Я знаю, что он – большой и не очень плотный, но там хотя бы весело? Инопланетяне будут?
– Если хочешь когда-нибудь повидать этих ублюдков, уж туда тебе в первую очередь дорога, – протягивает кошка. Принтер, рыгнув, выплевывает фальшивый, но убедительно состаренный паспорт, замысловатую металлическую печать с выгравированной арабской вязью и вакцину широкого спектра действия, созданную под иммунную систему Эмбер. – Прилепи вакцину себе на руку, подпиши три верхних экземпляра контракта, положи все в конверт и шевели батонами – нам еще на самолет успеть надо.
Судебный иск настигает Садека за обедом.
Сидя в одиночестве в тесной, заполненной гудением каморке своей станции, Садек просматривает документ. Он написан на крайне неуклюжем арабском, налицо грубый машинный перевод. Истица – американка, женщина, что особо чудно́,– христианской веры. В сущности, ее иск – та еще нелепица. Садек доедает хлеб, убирает за собой и моет тарелку и только после сосредотачивается на сути послания. Какой-то глупый розыгрыш? Похоже, нет; будучи одним-единственным кади за пределами марсианской орбиты, Садек обладает уникальной квалификацией, чтобы услышать обращение, да и случай – тот самый, когда справедливость всяко необходима.
Женщина, ведущая богобоязненную жизнь, – конечно, не истинно верная, но в какой-то степени смиренная и интуитивно чувствующая веру, – лишилась единственной дочери из-за махинаций мужа, бросившего ее несколько лет назад. То, что женщина растила дочку в одиночестве, поражает Садека – как поражает любая огорчительная черта европейского быта, – но когда он читает краткий свод бесчестных дел ее бывшего мужа, то соглашается, что иногда нужно выбрать из двух зол меньшее, – любого ребенка, взращенного подобным проходимцем, ждала бы печальная судьба. И этот человек лишил истицу дочери, причем незаконным методом – не взяв дитя в дом, не предприняв попытки заняться воспитанием, а просто хитроумно поработив по западным юридическим традициям и зашвырнув во тьму дальнего космоса, где ребенка используют в качестве слуги прогресса сомнительные силы самозваного «прогресса». Те самые силы, коим Садек, посланец уммы на юпитерианской орбите, призван всячески противостоять.
Садек в задумчивости приглаживает короткую бородку. История скверная, но как он может помочь?
– Компьютер, – диктует он, – пиши ответ истице: сочувствую вашим страданиям, но не вижу способа помочь вам. Ваше сердце взывает о помощи пред Богом, благословенно имя Его, но это, несомненно, дело для светских властей Дар-аль-Харба [79]. – Он делает паузу и прикидывает: взаправду ли это так? В голове вращаются юридические шестерни. – Если бы истица смогла отыскать способ, при помощи которого шариат мог бы обеспечить над ее дочерью главенство, то я возьмусь за дело об ее вызволении из рабства, к вящей славе Господней, благословенно имя Его, и ради Пророка, да пребудет с ним мир. Конец письма, подпись, отправление.
Расстегнув ремни, удерживающие его за столом, Садек воспаряет и барражирует в направлении дальней стены своего тесного жилья. Пульт управления телескопом втиснут между ультразвуковой прачечной и патронами с гидроксидом лития, очищающими воздух от углекислоты. Пульт уже включен: Садек проводил общее исследование внутреннего кольца, ища признаки водяного льда; за несколько секунд он подключает к контроллеру телескопа систему навигации-слежения и дает ему команду искать большой иностранный корабль неверных. В голове настойчиво бьется тревожная мысль: вдруг им что-то было в письме той женщины упущено? Оно же пришло с несколькими приложениями огромного размера – стоило бы с ними ознакомиться. Садек рассеянно просматривает сводку новостей с Земли, присылаемых наставниками, и терпеливо ждет, когда телескоп разыщет крупицу света, внутри которой томится в порабощении дочь несчастной истицы.
Стоит начать с ними диалог – и пусть все непростые вопросы сами себе ответят. Если у него выйдет убедить их, что планы неосуществимы, не будет нужды воздевать меч войны, защищая праведных от Вавилонской башни последних дней, какую намереваются возвести неверные. И если эта женщина, Памела, не солгала, Садеку не придется кончать свои дни здесь, в межпланетном холоде, вдали от престарелых родителей, брата, коллег и друзей; за одно это он будет ей весьма благодарен, потому что в глубине своего сердца он знает – в нем куда больше от ученого, нежели от воина.
– Извините, но борг усваивает иск, – отвечает секретарь. – Подождите еще минутку.
– Скотство. – Эмбер смаргивает спрайт-автоответчик Бинарной Бетти с глаз долой и окидывает свою каюту недовольным взглядом. – Прошлый век какой-то! За кого они себя держат?
– За дока Роберта Франклина, – вворачивает кошка. – Проигрышное суждение, если хочешь знать мое мнение. Боб был так одержим своей идейкой, что теперь из него вырос целый хиппарский групповой разум, по которому он размазан.
– Умолкни уже! – рычит Эмбер, но тут же раскаивается. – Прости. – Она отращивает автономную нить с полным парасимпатическим нервным контролем и отдает ей команду успокоить себя. Отращивает еще парочку, чтобы стать экспертом по шариатским законам. Она понимает, что перетягивает на себя слишком широкую полосу слабого приютского канала связи и это время ей потом придется отработать, но иного выхода нет, мать зашла слишком далеко – на сей раз это война.
Вылетев из каюты, Эмбер несется вдоль центральной оси обитаемого модуля – вся из себя бунтующая ракета в поисках достойной для вымещения гнева цели. Вот бы сейчас задать кому-нибудь жару, ух!
Но тело уже велит ей остыть и сосчитать до десяти. На задворках метакортекса агент по сборке информации утешительно потчует ее собранными знаниями, и Эмбер уже не чувствует себя заступившей за грань отчаяния. Да, она рассердилась, раздосадовалась, чуть утратила самообладание, но не более. Примерно так же она себя чувствовала, когда мама заметила, что она слишком сдружилась с Дженни Морган, – и перевела ее в новую школу в другом районе. Мама сказала тогда, что получила на работе новое назначение, но Эмбер-то знала, что та сама о нем попросила – лишь бы и дальше держать дочь в зависимости. Мать – помешанная на контроле психопатка, еще с тех самых пор, когда была вынуждена примириться с уходом отца; именно тогда она начала запускать коготки в Эмбер, но это не далось легко, потому что Эмбер умна и до мозга костей напичкана электроникой. Но теперь мамуля снова отыскала способ достать ее – даже у Юпитера. Эмбер попросту с ума бы сошла от ярости, не удерживай крышку над бурлящим котлом эмоций помощники в ее мозгу.
И Эмбер, вместо того чтобы срываться на кошке или безуспешно трезвонить через Бинарную Бетти, отправляется на охоту за борганизмом в его логово – в биопространстве.
Всего на борту «Эрнеста Алого» шестнадцать боргов-взрослых – насельников руин посмертного образа Боба Франклина. Они одолжили часть мощностей своих мозгов тому, что наука смогла воскресить из разума покойного интернет-миллиардера, самого первого Бодхисатвы эры выгрузок сознания (разумеется, если закрыть глаза на колонию лангустов). Наставница у них – женщина по имени Моника: пластичная и кареглазая, с растровыми имплантами в роговице и холодной сардонической манерой разговора, способной язвить чужие «эго» не хуже ветра в пустыне. Воссоздавать Боба у нее получается лучше других, кроме, пожалуй, стремного парня, зовущего себя Джеком. Но Моника хотя бы не тупит, если становится снова самой собой, а вот Джек, в отличие от нее, на людях вообще не являет себя. Видимо, поэтому именно ее, а не его провозгласили лидером экспедиции.