В вышине на орбите Амальтеи плодятся и взаимодействуют сложные финансовые инструменты. Разработанные с конкретной целью упрощения торговых операций между инопланетными разумными существами (обнаруженными, как все полагали, восемь лет назад в рамках проекта SETI), они так же успешно играют роль фискальных брандмауэров космических колоний. Банковские счета «Эрнеста Алого», калифорнийские и кубинские, успешно растут – с момента входа в близ-юпитерианское пространство приют застолбил примерно сто гигатонн скальных обломков и небольшую луну, вполне соответствующую определению «суверенный планетоид» по типологии Международной астрономической комиссии. Борганизм усердно работает, направляя детский труд на добычу юпитерианского гелия-3, – его участники столь сосредоточены на этой задаче, что бо́льшую часть времени пользуются собственными личностями, не утруждаясь запуском Боба, дающего им один на всех мессианский порыв.
В световом получасе отсюда усталая Земля то спит, то снова пробуждается в циклах своей древней орбитальной динамики. В Каире теологический институт обсуждает дары, принесенные нанотехнологиями: если использовать репликатор для изготовления копии полоски бекона, точной вплоть до молекулярного уровня, но никогда не находившейся в свиной туше, то считать ли такой продукт нехаляльным? Если разум правоверного скопирован в памяти вычислительной машины путем симуляции всех мозговых синапсов, то является ли теперь компьютер мусульманином? А если нет, то почему? И если да, то каковы его права и обязанности? Религиозные бунты на Борнео лишь подчеркивают всю остроту этих технотеологических вопросов.
Другие бунты – в Барселоне, Мадриде, Бирмингеме, Марселе – выносят на повестку дня социальный хаос, рожденный дешевыми процедурами по обращению старения вспять. «Ликвидаторы зомби» (обозленные толпы молодежи, выступающие против геронтократии Европы, лишившейся своих седин) стоят на том, что люди, родившиеся до сверхсетевого периода, не способные обращаться с имплантами, не являются истинно разумными. Злость молодежи уравнивается лишь гневом динамичных семидесятилетних из поколения «бэби-бума», чьи тела частично восстановлены, но разумы так и остались в более медленном и более предсказуемом столетии. Псевдомолодые «бумеры» ощущают себя преданными, вынужденными вернуться на рынок труда, но не способными тягаться с ускоренной уймой имплантов культурой нового века; их добытый тяжким трудом опыт дефляционное время сделало безнадежно устаревшим.
Бангладешское экономическое чудо стало типичным для новой эпохи. Нацию захлестнула волна дешевой и неподконтрольной биоиндустриализации с темпом роста, превышающим двадцать процентов: бывшие рисоводы теперь снимают урожаи пластика и разводят коров для переработки молока в шелк, а их дети изучают морскую культуру и проектируют дамбы. Мобильные телефоны имеются у восьмидесяти процентов населения, а грамотность поднялась до девяноста процентов, и беднейшая прежде страна наконец-то вырвалась из своего исторического инфраструктурного капкана и начала развиваться. Еще одно поколение, и они станут богаче, чем Япония.
Радикально новые экономические теории строятся вокруг пропускной способности, скорости света как фундаментальном ограничении на минимальную задержку передачи данных и идеях CETI, проекта по связям с внеземными цивилизациями. Космологи и квантовые физики строят причудливую теоретическую основу для решения задачи о релятивистском распространении финансовых инструментов. Пространство, вмещающее информацию, и структура, ее обрабатывающая, приобретают ценность, а пассивная материя вроде золота обесценивается. Выродившиеся ядра традиционных фондовых бирж вышли в свободное падение, дымовые трубы микро– и био– нанопроцессоров шатаются и обрушаются – землю сотрясает поступь репликаторов и самомодифицирующихся идей. Наследники новой эры смахивают на новую волну варваров-контактеров, которые закладывают свое будущее на тысячелетие против шанса получить подарок от залетного инопланетного разума. Некогда атлант силиконового века «Майкрософт» окончательно сползает в небытие.
С прорывом в австралийской глуши «зеленой слизи» – грубого биомеханического репликатора, жрущего все на своем пути, – удалось сладить ковровыми бомбардировками вакуумными бомбами. ВВС США латают и приводят в рабочее состояние две эскадрильи В-52, передав их в распоряжение постоянного комитета ООН по самореплицирующимся видам оружия; CNN выявили, что один из пилотов-добровольцев с телом двадцатилетнего юноши и пустым пенсионным счетом уже когда-то летал на этих бомбардировщиках над Лаосом и Камбоджей. Эти новости затмили объявление Всемирной организации здравоохранения об окончании пандемии ВИЧ – после более чем полувека нетерпимости, паники и миллионов смертей.
– Ровно дыши! Тренировки помнишь? Если пульс подскочит или во рту пересохнет – бери передышку минут на пять.
– Заткнись, Неко. Я тут вообще-то сосредоточиться пробую. – Эмбер возится с титановым карабином, стараясь продеть в него стропу. Ей мешают толстые перчатки. Есть высокоорбитальные скафандры – простые легкие одежки для жизнеобеспечения; но здесь, в недрах радиационного пояса Юпитера, ей пришлось обрядиться в лунный спецкостюм «Орлан-ДМ», состоящий, как лук, из тринадцати слоев. Перчатки у такой штуки, понятное дело, жесткие; но обстановочка снаружи – поистине чернобыльская: яростная метель из альфа-частиц и секущих протонов. Без защиты тут делать нечего.
– Уф, получилось. – Эмбер крепко затягивает ремень, дергает, проверяя, карабин и переходит к следующему крепежу, стараясь не смотреть вниз, потому что стена, к которой она цепляется, не снабжена снизу полом. В двух метрах внизу все просто обрывается, и до ближайшей твердой земли – сто километров.
А твердь поет ей дурацкую песенку:
Я жажду тебя, а ты жаждешь меня —
о-о-о, это сила притяжения…
Она опускает ноги на торчащую из стены платформу (этакий карниз для суицидника) – металлизированные липучки держат крепко, можно разворачиваться до тех пор, пока не окажется снаружи голова. Ее капсула весила что-то около пяти тонн – чуть побольше, чем старый «Союз», – была под завязку набита чувствительным к внешним условиям оборудованием, которое ей понадобится на поверхности, и увенчана большой усиленной антенной.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь? – спрашивает чей-то голос через интерком.
– Ну само собой, я… – Эмбер запинается. Списанная из научно-производственного объединения «Energiya» стальная баба, полная запутанных трубопроводов, не умеет в широкополосную связь, а в одиночестве накатывают клаустрофобия и беспомощность. Некие части сознания тут просто не работают. Давным-давно, когда Эмбер было четыре, мать сводила ее в известный пещерный комплекс где-то на Западе. Стоило гиду выключить свет на глубине полкилометра под землей, как она завопила от страха и удивления, когда к ней прильнул мрак. Теперь пугал, правда, не мрак, а отсутствие мысли. Потому что на сотню километров ниже нее не было разумов, и даже на поверхности копошились лишь тупицы-роботы. Казалось, что все, делающее Вселенную дружественной средой для разумных приматов, сосредоточено внутри огромного корабля, зависшего где-то позади нее, и она с трудом давит в себе желание сбросить стропы и вскарабкаться обратно по пуповине, все еще соединяющей капсулу с «Эрнестом Алым».
Все будет в порядке, форсирует Эмбер утешительную мысль. Хоть и остаются в ней кое-какие сомнения, надо хотя бы поверить. Когда уходишь из дома, всегда волнуешься – я же об этом читала.
Странный пронзительный свист, коснувшийся ушей, заставил ее похолодеть. Чудной звук оборвался внезапно… и через малый временной интервал повторился. Напряженная, Эмбер все-таки узнала его – сопела такая разговорчивая в прошлом кошка, свернувшаяся в тепле герметичной части капсулы.
– Ну, поехали, – говорит она. – Пора трогать нашу телегу.
Анализатор речи стыковочного устройства «Алого» признает за ней право раздавать команды и аккуратно выпускает капсулу. Из сопел вырываются струйки газа, по стенкам проходит низкочастотная вибрация, и Эмбер наконец-то отправляется в путь.
– Ну что, Эмбер, как полет? – слышит она знакомый голос – и смаргивает. Она летит уже полторы тысячи секунд – почти полчаса.
– А сам-то как? Много аристократов успел казнить, Робес-Пьер?
– Хо-хо! – Пауза. – Кстати, я отсюда вижу твою голову.
– И как она смотрится? – В горле застрял комок, и она не может понять отчего. Пьер, вероятно, подключился к одной из маленьких обзорных камер, разбросанных по корпусу большого материнского корабля. И наблюдает за тем, как она падает.
– Да как обычно – нормально, – лаконично отвечает он. Снова пауза, но уже дольше. – Знаешь, это все так потрясно. Кстати, Сю Ань привет тебе передает.
– Привет, Сю Ань, – отвечает Эмбер, подавляя желание извернуться и глянуть вверх, – вверх относительно ее ног, а не вектора движения, – чтобы проверить, виден ли корабль.
– Привет, – робко отзывается Сю Ань. – Ты такая храбрая!
– Но все равно не могу обскакать тебя в шахматы. – Эмбер хмурится. Сю Ань и эти ее суперводоросли. Оскар – и его жабы, они же фармацевтические фабрики. Другие, кого она знала три года, на кого почти не обращала внимания, никогда не думая, что станет по ним скучать. – Слушай, а ты потом заглянешь ко мне в гости?
– В гости? – с сомнением спрашивает Сю Ань. – А когда у тебя все готово будет?
– Долго ждать не придется. – С производительностью 4 килограмма структурированной материи в минуту принтеры на поверхности уже выдали ей материалы для постройки многих нужных штук: жилого купола, оборудования фермы для выращивания водорослей и креветок, ковшового конвейера, чтобы накрыть все добро защищающим слоем грунта, и шлюзовой камеры. Все это уже лежит внизу, ждет ее заселения в новый дом. – Как только участники борганизма вернутся с Амальтеи – так сразу.
– Эй, так они что, отправляются туда? Откуда тебе известно?