– А ты сама у них спроси. – На самом деле «Алый» собрался встряхнуться и поднять свою орбиту до самых внешних лун во многом именно ради нее. Эмбер хочет побыть в одиночестве и тишине как минимум пару миллионов секунд – и сообщество Франклина ей оказывает огромную честь.
– Ты, как всегда, впереди планеты всей, – говорит Пьер; его восхищение не спрятать даже под помехами на линии связи.
– Ты тоже хорош, – отвечает она – слишком уж поспешно. – Как налажу у себя цикл жизнеобеспечения – залетай в гости.
– Непременно! – отвечает он. Красный свет заливает бок капсулы рядом с ее головой, и она смотрит вверх как раз вовремя, чтобы увидеть, как вспыхивает ярко-синяя лазерная линия приводного фонаря «Эрнеста Алого».
Восемнадцать миллионов секунд – почти десятая часть года Юпитера – пролетают.
Имам задумчиво теребит бороду, разглядывая экран диспетчера. Пилотируемые суда нынче заявляются в систему Юпитера каждый цикл – на орбите становится тесновато. На момент его прибытия тут и двухсот-то человек не было, а теперь население вполне тянет на небольшой городок. Как показывает карта зоны сближения на дорожном мониторе, бо́льшая часть людей обитает в центре. Имам делает глубокий вдох, пытаясь не замечать вездесущий запах нестираных носков, и сосредотачивается на карте.
– Компьютер, что там с моим коридором? – вопрошает он.
– Данные по коридору: продолжительность окна до начала маневра сближения – 695 секунд с настоящего момента. Максимальная скорость: 10 метров в секунду в пределах десятикилометровой зоны, снижается до 2 метров в секунду в радиусе одного километра. Загружаю карту запрещенных векторов тяги. – На карте вспыхивают малиновым сектора, отгороженные, чтобы выхлоп двигателей не повредил другие аппараты в зоне сближения.
Садек вздыхает.
– Сближаемся с использованием системы «Kurs». Надеюсь, она у них поддерживается?
– Система поддержки наведения и стыковки «Kurs» доступна до уровня оболочки три.
– Хвала Пророку, да пребудет с ним мир. – Садек проходится по меню подсистемы наводки, устанавливая эмулятор пусть старенькой, но чрезвычайно надежной стыковочной системы «Союзов». Наконец-то он сможет покинуть корабль. Он оглядывается не веря: прожил в этой консервной банке два года – и вот уже совсем скоро ее оставит. Происходящее до сих пор кажется ему сном.
С кратким всхрапом оживает бортовое радио:
– Браво Один-один, это имперская диспетчерская. Необходим вербальный контакт, прием.
Садек чуть вздрагивает от удивления. Голос звучит нечеловечески – в скором темпе и с механическими синтезированными интонациями, как и у многих слуг Ее Величества.
– Браво Один-один – диспетчерской. Я вас слушаю, прием.
– Браво Один-один, вам назначена посадочная зона в четвертом туннеле, люк дельта. Система «Kurs» активирована. Удостоверьтесь, что ваше управление установлено на 7–4-0 и переключено на наши команды.
Уткнувшись в экран, Садек наскоро проверяет настройки стыковочной системы.
– Диспетчерская, всё, как вы сказали.
– Браво Один-один, оставайтесь на связи.
Следующий час, пока диспетчерская направляет его суденышко на посадку, идет издевательски медленно. Оранжевая пыль застилает единственный иллюминатор. За один километр до посадки Садек принимается спешно закрывать полки и шкафчики, запирая на замок все, что могло упасть. Когда с этим покончено, он расстилает коврик на полу перед консолью и молится с закрытыми глазами минут десять. Его тревожит отнюдь не посадка, а то, что ждет его после нее.
Владения Ее Величества простираются перед потрепанным модулем, как покрытая ржавчиной снежинка диаметром в полкилометра. Ее сердцевина погребена в рыхлом снежке сероватых обломков, и она лениво машет хрупкими руками в сторону гнутого оранжевого горизонта. Тонкие волоски, фрактально ветвящиеся до молекулярного уровня, отщепляются от главных коллекторных плеч через равные промежутки времени. Гроздь стручков, похожих на виноград без косточек, цепляется за корни массивного сооружения. Он уже видит окутанные искрящейся плазмой огромные стальные петли генератора, поднимающиеся с обоих полюсов снежинки; кольца Юпитера образуют радугу из черноты, встающую позади них.
Наконец потрепанная космическая станция находится на последнем подходе. Садек внимательно наблюдает за данными симулятора «Kurs», выводя их прямо в поле зрения. Есть вид с внешней камеры на скалу и «виноград». Когда обзор расширяется к выпуклому потолку корабля, он облизывает губы, готовый перейти на ручное управление и снова развернуться; но скорость снижения замедляется, и к тому времени, когда он достаточно близко, чтоб узреть царапины на блестящем металлическом стыковочном конусе впереди судна, она измеряется сантиметрами в секунду. Раздается легкий хлопок, затем приходит дрожь, за ней – рябь. Защелки на стыковочном кольце срабатывают – посадка завершена.
Садек снова глубоко вздыхает и пытается встать. Здесь есть гравитация, но не очень большая: ходить невозможно. Собираясь направиться к панели жизнеобеспечения, он тут же замирает, услышав шум с дальнего конца стыковочного узла. Повернувшись, он как раз успевает увидеть, как люк открывается ему навстречу, дыша облаком пара, а затем…
Ее Императорское Величество сидит в тронном зале, угрюмо теребя новый перстень с печаткой, подаренный ей личным конюшим. Это комок структурированного углерода массой почти пятьдесят граммов, расположенный в простой полосе добытого астероидами иридия. Он сверкает сине-фиолетовыми бликами своих внутренних лазеров, потому что, помимо того, что он является частью государственных драгоценностей, он также служит оптическим роутером, частью промышленной инфраструктуры управления, которую она строит здесь, у края Солнечной системы. Ее Величество носит простые черные армейские брюки и фуфайку, сотканную из тончайшего паучьего шелка, но ноги у нее босые: ее вкус в одежде проще всего описать как «молодежный». Но некоторые стили так или иначе попросту непрактичны в условиях микрогравитации. Будучи монархом, она носит корону. И у нее есть кошка – или искусственная тварь, которой снится, что она кошка, – спящая на спинке императорского трона.
Фрейлина (по совместительству – инженер гидропоники) провожает Садека до двери и оставляет его.
– Если тебе что-нибудь понадобится, пожалуйста, скажи, – застенчиво говорит она, затем кланяется хозяйке и семенит прочь.
Садек подходит к трону, садится на пол, выложенный простыми плитами из черного композита, – трон растет из центра этой обыденности, подобно экзотическому цветку, – и ждет, когда же его заметят.
– Доктор Хурасани, полагаю? – Она улыбается ему, но это не невинная улыбка дитя и не понимающий оскал взрослого, просто – теплое приветствие. – Приветствую в моих владениях. Пожалуйста, не стесняйтесь пользоваться всем, что вам необходимо, и я желаю вам очень приятного пребывания.
Садек хранит серьезность. Императрица молода, ее лицо все еще отмечено детской округлостью, к тому же при микрогравитации почти все лица напоминают полную луну. Но тот, кто сочтет ее юной и незрелой, допустит грубую ошибку.
– Я благодарен Вашему Величеству за снисходительность, – бормочет он. Позади нее стены сверкают как бриллианты, словно светящийся калейдоскоп. Это уже самая большая офшорная – или внепланетная – гавань данных в человеческом космосе. Ее корона, больше похожая на компактный шлем, который покрывает верхнюю и заднюю части головы, также блестит и отбрасывает дифракционные радуги, но бо́льшая часть его излучения находится в ближнем ультрафиолете, невидимом за исключением слабого светящегося нимба, который он создает вокруг ее головы.
– Присаживайтесь, – предлагает она жестом. С потолка слетает, распускаясь, дутое кресло и разворачивается в ее сторону, приглашающе раскрытое. – Вы, верно, устали: управляться с кораблем в одиночку утомительно. – Она сочувственно прищуривается, как будто бы вспоминая. – Тем более два года кряду… случай почти беспрецедентный.
– Ваше Величество слишком добры ко мне. – Садек мостится в кресле, кладет локти на гибкие подлокотники и смотрит на королеву. – Полагаю, ваши усилия принесли плоды?
Она разводит руками:
– Я продаю самый ценный товар, которого всегда не хватает на любом пограничье… – Мимолетная улыбка касается ее губ. – Здесь ведь не Дикий Запад, верно?
– Справедливость не может быть продана, – жестко парирует Садек. Затем секунду спустя добавляет: – Прошу прощения, не намеревался вас оскорбить. Я собирался сказать одно: пусть вы и заявляете, что ваша цель – верховенство закона, то, что вы продаете, является и должно быть чем-то другим. Справедливость без Бога, проданная тому, кто больше заплатит, – это не справедливость.
Королева кивает.
– Если оставить в стороне упоминание о Боге, то согласна: я не могу ею торговать. Зато могу продать участие в справедливой системе. Новый рубеж оказался гораздо теснее, не так ли? Нашим телам могут понадобиться месяцы на путешествие между мирами, однако нашим спорам и аргументам для этого нужны лишь секунды или минуты. До тех пор пока все соглашаются подчиняться моим решениям, физическое принуждение может подождать до момента, когда нарушителя закона можно будет коснуться. И все согласны с тем, что моей правовой системе легче подчиняться, что она лучше приспособлена для условий космоса, чем любая земная. – В ее голос проникают вызывающе-стальные нотки, а нимб становится ярче. Ему откликаются свечением стены тронного зала.
Пять миллиардов входных битов в секунду. Если не больше. Садек восхищен, ведь на голове Ее Величества красуется истинное инженерное чудо, пусть даже и упрятанное по большей части в стены и пол огромного здания.
– Есть законы, открытые нам Пророком, и законы, которые мы можем установить, разбирая его намерения. Есть и другие формы законов, в соответствии с которыми живут люди, и различные интерпретации Закона Божьего даже среди тех, кто изучает Его Слово. И как же при отсутствии Слова Пророка вы можете устанавливать моральные границы?