– Слишком много гордости, а? – Кошка крадется к краю стойки, согнув хвост в кошачьем вопросительном знаке. – Один в один случай Бориса. Вы, макаки, такие предсказуемые. Кто вообще придумал набрать экипаж звездолета из представителей подросткового постчеловечества?
– Пшла, – велит Пьер. – Я сейчас буду бухать.
– Уйдешь в отрыв по «масх-имуму», надо полагать, – шутит кошка, отворачиваясь. Но у капризного юноши нет для нее ответа – он просто материализует себе еще выпивки из обширных запасов корабля.
Тем временем в другом разделе ячеистой реальности «Странствующего Цирка» иная версия все той же самой зверушки (имя – ИИНеко, характер – насмешливый) беседует с дочерью своего бывшего владельца, повелительницей Империи Кольца. Аватарке Эмбер на вид лет шестнадцать, у нее растрепанные светлые волосы и острые скулы. На самом деле все не так: в субъективной системе отсчета Эмбер сейчас половина третьего десятка, но видимый возраст немногое значит и в симуляторных пространствах, где живут выгрузки сознаний, и в настоящем мире – постлюди стареют с различными скоростями.
Эмбер в черном лоскутном платье и переливчатых пурпурных гетрах расслабленно развалилась поперек подлокотников того, что считается неформальной версией ее трона – вычурной бессмыслицы из монокристалла углерода, допированного полупроводниками, и, в отличие от настоящего трона на орбите Юпитера, являющейся не более чем предметом мебели в виртуальном пространстве. Картина смахивает на утро после бурной вечеринки в готском ночном клубе, обставленном по истинно готской традиции: застойный дымный воздух, помятый бархат, деревянные церковные скамьи, огарки свеч и мрачные картины в стиле польского авангарда. Любое королевское изречение здесь безнадежно смазалось бы из-за расслабленной позы Эмбер – нога перекинута за подлокотник трона, в пальцах выплясывает указка о шести осях. Но тут – ее личные покои, и она не при исполнении. Персона королевских манер включается только для формальных и деловых встреч.
– «Бесцветные зеленые идеи спят яростно» [82], – предполагает Эмбер.
– Ну нет, – откликается кошка. – Скорее уж «приветствую вас, земляне, явите мне вашего лидера – и скомпилируйте меня в нем».
– Ну вот ты меня и поймала, – признает Эмбер. Она постукивает каблуком по трону и крутит на пальце перстень. – Ни в коем случае, черт возьми, я не буду грузить какой-то глючный инопланетный мозг на мои нежные серые клеточки. Еще и семиотика странная у тебя. Что говорит доктор Хурасани?
ИИНеко садится посреди алого ковра у подножия трона и лениво выгибается, утыкая нос себе в промежность.
– Садек погружен в толкование священных писаний. Он не хочет, чтоб его в это все втягивали.
– Ну ладно. – Эмбер смотрит на кошку. – И как давно ты носишь в себе этот шматок исходного кода?..
– Ровно двести шестнадцать миллионов четыреста двадцать девять тысяч пятьдесят две секунды, – отвечает ИИНеко и самодовольно пищит. – Назовем это примерно шестью годами.
– Ясно. – Эмбер зажмуривается. Мысли тревожно перешептываются о всевозможных последствиях явления. – И он начал говорить с тобой…
– Примерно через три миллиона секунд после того, как я взяла его и запустила прямо в базовой среде, размещенной в эмуляторе нейросети, смоделированном на найденных в стоматогастральном ганглии лангуста компонентах. Надеюсь, понятно?
Эмбер вздыхает.
– Жаль, что ты не рассказала об этом папе. Или Аннет. Все могло быть иначе!
– И как же? – ИИНеко перестает вылизывать задницу и смотрит на Ее Величество каким-то особенно непроницаемым взглядом. – Специалистам потребовалось десять лет, чтобы понять первое сообщение, где была карта окрестностей пульсара с указаниями на самый ближний роутер межзвездной сети. Знание того, как подключиться к роутеру, не поможет, пока он находится на расстоянии трех световых лет, не так ли? Кроме того, было забавно наблюдать за идиотами, пытающимися «взломать инопланетный код», даже не спрашивая себя: «А не ответ ли это на уже известном языке на сообщение, которое мы сами и послали несколько лет назад?» Долбозавры. К тому же Манфред слишком часто меня бесил. Все со мной сюсюкал, как с домашним животным.
– Но ты… – Эмбер прикусывает губу. Но ты и была домашним животным, когда он тебя приобрел, собиралась сказать она. Чужое сознание – все еще относительно новое: его не существовало, когда Манфред и Памела впервые взломали когнитивную сеть кошки, и, согласно Обществу скептиков Земли, его все еще не существует. Эмбер и сама не верила в претензии ИИНеко на самосознание, предпочитая считать ее этаким зомби наоборот, существом без самосознания, запрограммированным вести себя так, чтобы все вокруг считали ее самосознающей. – Я знаю теперь, что у тебя есть самосознание, но папа тогда не знал. Не знал же?
Кошка пристально смотрит на нее и медленно сужает глаза до щелочек, выказывая то ли удовольствие, то ли что-то более тонкое. Иногда Эмбер с трудом верится: четверть века назад Кошка начинала как грубая нейросетевая игрушка с Дальневосточной фабрики развлечений, модернизированная, но все еще по большей части технологическая эмуляция живого существа.
– Ладно, прости. Давай сначала. Ты выяснила, чем являлось то второе инопланетное послание; ты, только ты и никто больше, совершенно в одиночку. Притом что аналитики CETI потратили в объединенных усилиях, одна ГАЙДНА [83] знает, сколько лет-эквивалентов вычислительного времени, пытаясь расшифровать его семантику. Надеюсь, ты простишь меня, если я скажу, что в это сложно поверить?
Кошка зевает.
– Надо было Пьеру рассказать, а не тебе. – ИИНеко бросает взгляд на Эмбер, замечает ее грозную мину и поспешно меняет тему: – Решение было интуитивно очевидным, но не для людей. Люди – такие насквозь… вербальные существа. – Подняв заднюю лапу, кошка сначала почесала за левым ухом, потом замерла, не опуская оттопырившуюся конечность. – Кроме того, команда CETI шарила с фонарями, а я-то полагалась на нюх. Они все искали простые числа; когда это не сработало, начали пытаться создать машину Тьюринга, что работала бы без остановки. – Кошка изящно опустила лапу. – Никто не пытался взглянуть на данные как на карту подключений, представленную на содержимом тех же самых единственных земных пакетов данных, которые мы пересылали в дальний космос. Кроме меня. Ну, твоя мать тоже приложила руку к моей думалке.
– Взглянуть как на карту… – Эмбер осекается. – Ты должна была проникнуть в сеть связей отца?
– Ну да, – говорит ИИНеко. – Я должна была многократно разветвиться и порвать его паутину взаимного доверия. Но я этого не сделала. – Кошка зевнула. – Памела меня так-то не меньше вымораживала. На дух не переношу людишек, пытающихся мною вертеть.
– Ладно, уже без разницы. Но брать эту штуку на борт было глупо и рискованно.
– Да ну? – Кошка бросает на нее дерзкий взгляд. – Я не выпускала ее из песочницы. К тому же я в итоге сумела ее запустить. С семьсот сорок первой попытки. Она бы славно поработала на интересы Памелы, если бы я захотела, но она доступна здесь и сейчас – к твоим услугам. Хочешь, подгружу ее тебе?
Эмбер выпрямляет спину и садится на троне.
– Разве ты не слышала? Если думаешь, что я запущу какой-то левый кусок нейрокода пришельцев на своем ядре или даже в метакортексе, – ты чокнутая. Ее можно запустить на твоей грамматической модели?
– Конечно. – Будь ИИНеко человеком, она бы, несомненно, беспечно пожала плечами. – Но эта штука безопасна, Эмбер, как есть тебе говорю. Я выяснила, что она представляет собой.
– Я хочу поговорить с ней, – выпаливает Эмбер и добавляет, пока кошка не ответила: – А что она из себя представляет?
– Стек протоколов. Главным образом он позволяет новым узлам включаться в сеть, предоставляя услуги преобразования протокола высокого уровня. Стек должен научиться «думать» как человек, чтобы переводить для нас, когда мы прибудем прямиком к роутеру, поэтому они прикрепили поверх него нейронную сеть лангуста – они хотели сделать стек архитектурно совместимыми с нашими ресурсами. Но там нет никаких бомб замедленного действия, уверяю тебя: у меня было достаточно времени, чтобы проверить. А теперь… ты уверена, что не хочешь попробовать запустить эту штуку у себя в голове?
Привет из пятого десятилетия века чудес.
Солнечная система, лежащая примерно в двадцати восьми триллионах километров, – всего лишь в трех световых годах позади ускоряющегося старвиспа [84] «Странствующий Цирк», – бурлит от перемен. За последние десять лет произошло больше технологических достижений, чем за всю предыдущую историю человечества, и еще больше – всяческих непредвиденных случайностей.
Многие трудные проблемы оказались легко решаемыми. Планетарный геном и протеом были картографированы столь исчерпывающе, что биологические науки теперь сосредоточены на проблеме фенома, построения фазового пространства, определяемого пересечением генов и биохимических структур, и понимания того, как расширенные фенотипические признаки генерируются, способствуя эволюционному приспособлению. Биосфера стала сюрреалистической: маленькие драконы были замечены гнездящимися в Шотландском нагорье, а на американском Среднем Западе еноты были пойманы за тем, что программировали микроволновые печи.
Вычислительная мощность Солнечной системы ныне составляет около тысячи MIPS на грамм и вряд ли увеличится в ближайшем будущем – вся пассивная материя, кроме ничтожной доли процента, пока еще заперта под доступными планетарными корками, а соотношение разум/масса достигло стеклянного потолка, который будет сломан только тогда, когда люди, корпорации или другие постлюди соберутся демонтировать более крупные планеты. Уже, впрочем, положено начало на орбите Юпитера и в поясе астероидов. Гринпис отправил на Эрос и Юнону скваттеров-колонистов, но почти все остальные астероиды пали жертвами территориального захвата, невиданного со времен Дикого Запада, и надежно окольцованы флотилиями специализированных нанодобытчиков и расширяющимися облаками мусора. Лучшие умы процветают в свободном падении, разумы окружены мыслящим эфиром из расширений, на много порядков превосходящим в мощности их биологическую основу. Одна из таких сверхлюдей – Эмбер, королева Империи Внутреннего Кольца, первой самопровозглашенной силы на орбите Юпитера.