– Ну ладно. – Эмбер кивает сама себе. – Все равно он кое в чем способен мне помочь.
– Вот как? И в чем же?
– Помнишь, с какой изначальной целью мы снарядили «Странствующий Цирк»? Из-за той разумной инопланетной передачи…
– Да, помню, как сейчас. – Аннет фыркает. – Искали спекулятивные высокодоходные пирамиды у мудрых старших братьев по разуму.
Эмбер облизывает пересохшие губы.
– Нас здесь могут подслушивать?
– За милую душу. Дом без возможности слежки тут попросту невозможен.
– Ну тогда…
Эмбер закапывается в собственный разум, разветвляется, собирает затейливый букет из мыслей и воспоминаний и направляет вовне. Она передает Аннет конец шифрованного канала, и поток застывших продуктов мыслительной деятельности вливается той в голову. Аннет сидит неподвижно секунд десять и вздрагивает потом, тихо ойкнув.
– Тебе стоит показать это отцу, – говорит она, приходя в заметное возбуждение. – А мне теперь надо идти. Вообще, не стоило мне узнавать об этом. Это же бомба! Материал высочайшего общественного значения, вот увидишь! Я вернусь в главную ветвь и дам ему знать.
– Погоди! – Эмбер встает так быстро, как только позволяет неуклюжее, непривычное пока еще тело, но Аннет куда проворнее – она уже взбирается по сконструированной из пены лестнице, прозрачной, словно желе.
– Расскажи Манфреду! – говорит ее тетя в теле орангутанга. – И никому, кроме него, не доверяй! – С другого конца канала в сознание Эмбер проталкивается входной пакет сжатой и добросовестно закодированной памяти, а секунду спустя обезьянья голова Аннет касается потолка и расплывается. Конструкции распадаются, их частицы отпускают друг друга, и струи испаряющегося роботумана тают в основном блоке породившей липовую обезьянью тушку постройки.
Снимки из семейного альбома: что было, пока тебя не было…
• Эмбер в парчовом платье и короне, инкрустированной алмазными процессорами и внешними нейроантеннами; в окружении свиты она вышагивает со всем величием утвержденной главы государства и правителя юпитерианской луны, даруя камере мудрую улыбку, полную профессионального лоска, на какую способен лишь очень толковый видеофильтр публичных конференций. «Мы очень рады быть здесь, – говорит она, – рады способствовать дальнейшему развитию космической программы в Империи Кольца».
• Клочок обыкновенной бумаги, испещренный кривоватыми буквами, выведенными выцветшим коричневым веществом, – возможно, кровью. Надпись сообщает: «Все, отписываюсь, не трогайте меня». Эта версия Пьера не пошла в роутер: она осталась дома, удалила все свои резервные копии и перерезала себе вены, оставив лишь эту резкую эпитафию. Таков шокирующий и самый первый холодный порыв зимнего шторма, проносящегося через политическую элиту системы. Он знаменует начало режима цензуры сведений, направляемых в старвисп: Эмбер, горюя, принимает ответственное решение не сообщать своему эмиссару к звездам, что один из членов его экипажа мертв, и выгрузка на корабле теперь уникальна.
• Манфред Масх – пятидесятилетний диджерати [100] болезного вида (на деле у него прекрасное здоровье – для его-то лет) сидит, опутанный проводами, в кресле выгрузочного зонда, на лице – глуповатая улыбка. Он решился на последний шаг – не запустить на экзокортексе распределенных процессоров новую экстракопию мыслительных процессов, но всю личность целиком выгрузить из тела, то есть повторить подвиг экипажа «Странствующего Цирка». Аннет, худая и элегантная, парижанка до мозга костей, стоит позади него – с видом жены человека, приговоренного к казни.
• Свадьба, шиитская Мута, но на ограниченный срок. Многие считают мероприятие позором, ведь невеста не мусульманка и носит корону вместо вуали, а о женихе ее в кругах околомарсианского исламского духовенства и без того уже как только не высказывались. Что ж, совет да любовь молодым, в чьем распоряжении больше стратегической огневой мощи, чем у любой сверхдержавы конца двадцатого века. У их ног с самодовольным видом свернулась кошка, страж блокировочных ключей орбитальных лазеров.
• Сполох рубинового света на фоне тьмы – сползающий в инфракрасный спектр ответный сигнал «Странствующего Цирка», прошедшего отметку в один световой год. То есть сейчас судно почти в двенадцати триллионах километров от Плутона/ (Хотя разве можно назвать старвисп полноценным «судном», когда он весит всего-то сотню килограммов вместе с парусом? «Судно» – это что-то большое!)
• Крах транслунной экономики: в горячих мыслительных глубинах Солнечной системы огромные новые интеллекты придумывают новую теорию богатства, которая оптимизирует распределение ресурсов лучше, чем ранее распространенный Свободный Рынок 1.0. Без каких-либо локальных минимумов, препятствующих им, и без необходимости порождать и пожинать плоды стартапов в стиле Дарвина, компании, групповые умы и организации, которые принимают так называемую ускоренную торговую инфраструктуру Экономики 2.0, ведут друг с другом оптимальную торговлю. Фазовый переход ускоряется по мере того, как все больше и больше субъектов присоединяются к ним, используя внешние эффекты сети, чтобы обогнать традиционную экосистему. Эмбер и Садек на этот поезд уже опоздали. Постмодернистская экономика середины двадцать первого века рушится вокруг них как карточный домик, а Садек все увлеченно пытается согласовать УТИ с контрактами мурабаха и доверительным финансированием мудараба. Опоздание дорого им обходится: Империя Кольца всегда служила импортером мыслительной силы и экспортером гравитационной потенциальной энергии, но промышленников-демонов маршрутизации не волнует сочащийся по битам и замедленный красным смещением поток данных с релятивистского зонда. Теперь Империя – изнуренная невзгодами периферия, управляемая парочкой обнищавших.
• Послание с того света: путешественники на борту звездолета достигли своей цели – инопланетного артефакта, дрейфующего по холодной орбите вокруг замерзшего коричневого карлика. Они безрассудно загружают себя в него, запирая старвисп на долгие годы гибернации. Эмбер и ее муж стеснены в средствах и едва ли способны оплатить работу движущих лазеров: остатки кинетической силы Империи Кольца, основанной на орбитальном импульсе маленькой внутренней юпитерианской луны, быстро, практически без потерь поглощаются грубыми потребностями экзобионтов и метантропов, развивающихся и размножающихся в инфосреде их владений. Цена импорта мозгов в Империю Кольца очень высока: почти в отчаянии Эмбер и Садек рожают дитя Поколения 3.0, чтобы было кому оставить обездоленное королевство. На снимке – кошка, обиженно вздыбившая хвост рядом с колыбелькой, заточенной под условия невесомости.
• Письмо-сюрприз с внутренних орбит: Памела, мать Эмбер, предлагает помощь. В интересах ребенка Садек принимается за обновление пользовательской системы взаимодействия и разгон пропускной способности. Несчастное дитя многократно разветвляют, и Эмбер прогоняет ветви через симуляции, в отчаянии тасуя разные варианты и итоги воспитания. Родители из супругов никудышные: отец рассеян и склонен увлекаться поиском скрытого смысла в сурах, а мать смертельно измотана необходимостью управлять экономикой маленького и бедствующего королевства. За десятилетие Сирхан проживает дюжину жизней, меняя личности как перчатки. Шаткое настоящее и неопределенное будущее Империи Кольца его не привлекают, а навязчивые идеи родителей бесят. И когда его бабушка предлагает спонсировать перелет и последующее образование в одной из орбитальных колоний у Титана, его родители, облегченно вздохнув, дают добро.
• Эмбер и Садек разводятся. Под гнетом все учащающихся вторжений реального мира в область духовных грез, Садек пишет учение, отправляется в облако Оорта и вливается в секту суфиев, заморозивших себя в матрице стеклообразующих наноботов до лучших времен. Его инструмент завещания, он же легальный аппарат его воскрешения, объявляет, что он ждет пришествия тайного двенадцатого имама.
• Эмбер в свою очередь обшаривает внутреннюю систему в поисках вестей о своем отце, но ничего не находит. Нелюдимая и одинокая, преследуемая обвинениями в долгах, она уходит в борганизм, лишаясь тех аспектов своей личности, из-за коих столь низко пала. По закону ее ответственность связана с ее личностью, и в конце концов она принимает без остатка личность таких же угрюмых отшельников, таким образом расплачиваясь за полный разрыв с прошлым.
• Без Королевы и консорта Империя Кольца, беспризорная, с протекшей атмосферой, поставленная на автопилот громада, медленно погружается в юпитерианскую жижу, излучая энергию на внешние луны, и в конце концов пробивает дыру в облачном настиле, рождая прощальную ослепительную световую вспышку, какой не наблюдалось со времен столкновения Юпитера с кометой Шумейкеров-Леви 9 [101].
• Поглощенный чтением «Сатурналий» [102] Сирхан расстроен родительским крахом и решает, что если они не стали великими, то хоть он покажет себя, пусть даже и не обязательно так, как им бы понравилось.
– Понимаете, я рассчитываю на ваше участие в моем историографическом проекте, – говорит юноша с серьезным лицом.
– Круто! – Пьер идет за ним по дугообразному тоннелю, сцепив руки за спиной – так легче скрыть возбуждение. – А о какой истории речь?
– О двадцать первом веке, конечно же, – отвечает Сирхан. – Вы же его помните, так?
– Я-то? – Пьер делает паузу. – Вы серьезно?
– Да. – Сирхан распахивает неприметную дверь. – Сюда, прошу вас. Я объясню.
За дверью когда-то была одна из боковых галерей музея, набитая интерактивными экспонатами, служившими для посильного объяснения основ оптики детям с дефицитом внимания и их родителям или опекунам. Но традиционная оптика давным-давно устарела, ведь программируемая материя способна замедлять фотоны до полной остановки, кидать их туда-сюда, играть в пинг-понг спином и поляризацией. Теперь зал пустует, пассивная материя в стенах и полу заменена маломощным компьютронием, а из стен протянуты вниз теплообменники, отводящие скудное сбросовое тепло обратимых вычислений далеко под парящее днище города-кувшинки.