*
«Бацилла Коха это не только туберкулёз в его лёгочной, гортанной, кишечной, костной формах. Ландузи[32] его выявляет в жидкостях плеврита, Кусс — в холодных абсцессах.
— Впрочем, — прервал его старый учёный, взгляд которого был внимательным и серьёзным, — перечислено ли полностью огромное разнообразие повреждений туберкулёзного происхождения?
— Возьмём туберкулёз в лёгком, — поскольку к тому же лёгкое постоянно поражается у взрослых больных.
«Его появление вызывает образование туберкул, маленьких опухолей, которые омертвевают вследствие отсутствия сосудов, а размягчение которых и выделение ими мокроты ведут к исчезновению органа и к смерти от асфиксии. Туберкул есть прежде всего опухоль. Бацилла Коха является nеоfоrmаns: творцом опухоли. Впрочем, всякий микроорганизм является в организме творцом опухоли; именно это, без какого-либо научного разграничения, по причине его созидательной мощности является его эпическим определением. Туберкул размножается, но остаётся маленьким. Именно поэтому Вирхов[33] сказал, что это была несостоятельная опухоль.
Но у больных артритом с нервной депрессией и с низкой температурой этот паразит не может вызвать туберкулёз.
«Он поступает в кровь с пептонами[34] через химус[35]. Кровь насыщается гликогенами, и это человеческий сахар, который больше не израсходован повышенной температурой, — венозный застой откладывает его в чрезмерном количестве на анатомические элементы железистых или пассивных тканей. Именно тогда развивается холодным способом то, что можно было бы назвать обильной опухолью: вместо нескольких туберкулов, имеется лишь один, который развивается, становится огромным. Это рак, во всех своих формах, со всеми своими названиями: саркома, карциома, эпителиома, затвердение, лимфаденома.
«Рак, таким образом, является непоследовательным продуктом накопления гликогена у взрослого больного артритом, ослабленного и у которого не бывает жара.
— Да, да, — сказал старик, — это возможно; но доказательство? Прекрасная теория, но какое практическое подтверждение? Ибо всё же имеется морфологическое различие между опухолью и туберкулом.»
Казалось, что он становился ироничным, враждебным, готовым встать на дыбы и черпать из своего знания и опыта.
«Если мы рассмотрим определённое количество разновидностей опухолей, — ответил его собеседник, — мы сможем констатировать, что их количество прямо пропорционально, а их объём обратно пропорционален температуре субъекта, который их производит.»
Он снова находил в своей голове факты, цифры. Он их выбрасывал вперёд как оружие. Он был воодушевлён рвением высказаться полностью, беспощадно, чтобы защитить свою обширную идею упрощения, которая имела исключительную важность разом для всего человечества:
«От 44° до 45° развивается птичий туберкулёз со своими почти микроскопическими и бесчисленными опухолями. От 40° до 41° развивается туберкулёз, называемый просяным, потому что его образования имеют величину просяных зёрен. От 39° до 40° это милиарный туберкулёз; от 38° до 39° чечевицеобразный туберкулёз; — от 37° до 38° медленный туберкулёз с крупными поверхностными ганглиями; — до 37° ганглиозные опухоли очень крупного объёма, приводящие к холодным абсцессам (в эту категорию входят коксальгия, белые опухоли, болезнь Потта[36]); — до 36°,5 — крупные опухоли туберкулёза коров; до 28° — мы обнаруживаем с Дюбаром огромные шишковатые и тёмные опухоли, которые деформируют бока рыб.»
Он остановился после того, как нагромоздил эти примеры, затем он продолжил:
«Можно экспериментально вызвать прекращение болезненных явлений одного заболевания в другом: берётся кролик, которому прививают туберкулёз; когда у животного появляются недвусмысленные признаки чахотки, его преобразуют в хладнокровное животное путём быстрого рассечения на уровне последнего шейного позвонка и первого спинного позвонка. Если животное не умирает от паралича, то скоро будет видно, как в его брюшной полости или на одном из его суставов образуется объёмистая опухоль, полностью имеющая вид и свойства какого-то вида рака.»
Он смотрел в упор на своего коллегу.
«Я вспоминаю, что сказал де Бакер: «Мы наблюдали одновременно за течением туберкулёза и канцерогенеза, и мы всегда видели, что рак больше не питался, сохнул, как только туберкулы обнаруживались и развивались при температуре выше 38*. Обычно, — добавляет он — именно туберкула доминирует в драме.»
«Образование и внутреннее распределение сахара в целом присутствует. Это распределение регулируется органическим теплом, которое постепенно его сжигает у туберкулёзника; у больного раком, имеющего недостаток тепла, гликоген скопляется. Рак сладкий. Де Бакер выявил этот процесс, который делает из канцерогенеза разновидность локализованного диабета.»
«Присутствие сахара было доказано при изготовлении шампанского коньяка с жидкостями рака. Я повторил этот эксперимент. Я раздобыл десять килограммов раковых материалов, являвшихся результатом двух утренних операций, сделанных в больницах Парижа. Отжатая в центрифуге, эта масса снабдила меня двумя с половиной литрами подозрительной и зловонной жидкости, которая содержала больше сахара, чем самая диабетическая моча. Обсеменённая ферментами, эта жидкость дала мощную и очень ароматичную ферментацию. Спиртомер показал 6°. На перегонном аппарате я получил алкоголь в 60°, из которого я извлёк этот лабораторный шампанский коньяк.
«Таким образом, захваченные и покорённые одним и тем же патологическим зародышем, люди эволюционируют в зависимости от их темпераментов: находящиеся в депрессии и подверженные жару, которые тратят больше, чем получают, болеют туберкулёзом — карликовой опухолью; страдающие артритом с низкой температурой, которые получают больше, чем тратят, болеют раком — гигантской туберкулой.
«Обе болезни иногда обмениваются своими больными. Большинство больных раком являются выздоровевшими и охлаждёнными туберкулёзниками. Дюбар это впервые заметил. То, что является защитой для одних (изобилие гликогена или перенасыщение), является угрозой для других.»
Старый патриций взвесил за и против; он опять слушал внимательно, но без какого-либо выражения на лице, занятый своей мыслью.
Выступающий остановился на мгновение, затем сказал:
«Нужно смело смотреть правде в лицо (ведь мы созданы для этого!) и не бояться открыть для излечения туберкулёза эту таинственную и ужасную дверь.
— Как бы то ни было, — сказал старый врач, — это сходство, это обратное отношение между двумя болезнями, которое вы считаете открытым, подтверждены до определённого предела цифрами. Очевидно, что как раз эти две статистики держатся вместе, составляют единое целое. В Париже один больной раком приходится на четыре туберкулёзника. Если в неделю в городе умирают двести шестьдесят туберкулёзников, то умирают шестьдесят пять больных раком. Во Франции на сто восемьдесят тысяч смертей, вызванных каждый год туберкулёзом, приходится тридцать шесть тысяч жертв рака: один к пяти. Пятьсот французов умирают ежедневно от туберкулёза, сто умирают ежедневно от рака.
— Сколько же их умрёт завтра! — воскликнул молодой человек, который обратил вверх свой хладнокровный и ясный взор в сознательной и напрасной молитве.
«Ибо мы приподняли лишь один угол покрова и признали лишь одну часть истины…
— Да, — сказал мэтр, — она ещё больше, чем это.
«Урон, наносимый раком, возрастает изо дня в день. Несомненно, что современная жизнь увеличивает случаи патологической восприимчивости, особенно благоприятной для этого недуга.
«Общее состояние имеет следствием неизбежность поражения. Я это повторяю: именно от больного зависит, что болезнь неизлечима. Зачем её лечить локально путём удаления вредной массы, если больной, предоставленный самому себе, снова начинает болеть? Мы можем лишь смотреть, как он болеет. Туберкулёзник, которого избавят от его туберкул, с большой вероятностью, станет оперированным, обречённым на рецидив. Также скальпель не является достаточным способом защиты против злокачественных опухолей. В остальном, факты таковы: на сто оперированных больных раком костей приходится девяносто два рецидива; для больных раком груди то же самое количество рецидивов: девяносто два; для больных с маточной эпителиомой — девяносто шесть; для больных раком прямой кишки девяносто восемь; для больных раком языка (он указал головой на дверь) — девяносто девять.»
Произнося эти последние фразы, он взял на камине лист писчей бумаги и ножницы, и машинально стал разрезать бумагу. Вдруг он, понимая неопределенность своих инстинктивных движений, отбросил оба предмета. Он выпрямился.
«Он начинает забирать молодых. (Ах! я вижу, я вижу в своей памяти тягостный образ маленького ясноглазого ангела с огромной фиолетовой грудью как краснокачанная капуста!..). Рак распространяется в человеческой природе как в живом существе. Если его не остановят, — добавил он с мрачной иронией, которую я уже слышал в его голосе, — больше не будет надобности спрашивать себя, не погибнет ли мир оттого, что солнце потухнет!
— К этому фантастическому родству двух самых значительных существующих бичей какие ещё объекты родства присоединяются? Сифилис, о котором я не говорил. Какие ещё? Куда меня приведут, к чему меня приговорят и исследования, которые я тут же продолжу, выйдя отсюда? Я не знаю… Если охватить единым взглядом всё загнивание человеческой плоти, всю зловонную сторону наших бед, все эти невзгоды, которые действительно разрушают человеческий род, то всё это таково, что встаёт вопрос, как же можно говорить о других драмах!.»
Однако, сказав это, он добавил, простирая руки, которые дрожали, как руки больного, подобно своего рода возвышенному заражению: