– Я фиксирую ваше неподчинение межправительственной комиссии и представителю ООГ, – негромко сказал Мортон, побуревший от ярости. Ещё бы! Какой-то захолустный офицеришка проигнорировал начальника департамента. – Это очень серьёзный проступок, лейтенант. Вы рискуете погонами.
Вильямс коротко взглянул на него и отвернулся.
– Завтра в девять, – бросил он на ходу через плечо.
– Не забудьте о простейших следственных действиях. Например, проверьте их карманы на предмет документов и установите, откуда прибыли, – со злой насмешкой сказал Ходько.
Вильямс вышел, оставив реплику без ответа. На улице взвыл двигатель автобуса.
– Вот сука! – сказал Ходько по-русски, глядя вслед полицейскому. И ещё кое-что сказал.
– Он у вас всегда такой… упёртый? – спросил я миссис Своллоу, на глазах которой разворачивалась вся сцена.
Хозяйка пожала пышными плечами.
– Да, в общем, нет, – сказала она извиняющимся тоном. – Лейтенанта в округе уважают. Человек он строгий, но справедливый. Что это на него сегодня нашло…
– За хамство ответит, – бросил ещё не остывший Мортон.
Хозяйка с официантами принялась наводить порядок после боя: поднимать столы и стулья, сметать осколки разбитой посуды. Немногочисленные посетители, опасливо оглядываясь и тихо переговариваясь, разошлись. В разгромленном ресторане остались лишь мы с Телепиным, Ходько и Мортоном, Айрин и мисс Редл, биолог и юный поэт, он же мастер айкидо.
– А теперь поговорим, – сказал я, усаживаясь за уцелевший стол и приглашая остальных последовать моему примеру.
Тема разговора напрашивалась сама собой. Нападение было явно спланированным. В сущности, нас поджидала свора хорошо вооружённых и подготовленных киллеров. Просто мы – главным образом, наши полковники – оказались им не по зубам. В противном случае Вильямс сейчас вёз бы в больницу не их, а нас. Стало быть, кто-то готов на всё, лишь бы не допустить расследования смерти Сергея Добромыслова. Подчёркиваю: на всё. Ведь гибель спецкомиссии на британской земле вслед за убийством офицера ООГ, в принципе, достаточный повод для высадки русско-французского десанта не только в Эйвбери, но и в Лондоне… Никакой войны – просто молниеносная боевая операция. Я-то знаю, что между Николаем Вторым и Наполеоном Девятым есть жёсткая договорённость не спускать Альбиону ни малейшей агрессии. Пусть знает своё место…
Но сейчас меня больше интересовало другое.
– Что вы хотели мне показать? – спросил я Баррета.
Биолог покрутил головой.
– Не так-то просто объяснить, – сказал он в каком-то затруднении. – Ну, в общем… Вы видели, одному из них я оттянул веки, чтобы посмотреть реакцию глаз. А глаз-то и нет!
От неожиданности я вздрогнул.
– То есть как это нет?
– Да так… Ощущение, что в глазницы вставлены маленькие белые шарики. Никогда с таким не сталкивался…
– Чушь какая-то, – неприязненно сказал Ходько. – Я же разговаривал с одним из них, смотрел в глаза. Взгляд неприятный, да, тусклый какой-то, но ничего такого я не заметил.
– Я тоже, – поддержал Телепин.
Баррет развёл руками.
– Верить или не верить – дело ваше, – сказал он со вздохом. – Конечно, вы правы. Такую аномалию вы бы заметили. Но и я ошибиться не могу: что видел, то видел.
– Как вы это объясняете? Куда и почему исчезли глаза? – спросил Мортон в явном замешательстве, и я это замешательство понимал: слишком сюрреалистический оттенок принял разговор.
Баррет поскрёб фундаментальную лысину:
– Пока никак… Впрочем, в порядке бреда могу предположить, что на самом деле речь не об исчезновении, а о некой трансформации… – Он жестом подозвал официанта и заказал виски. – Ладно! Бредить так бредить… В общем, это не люди. По крайней мере, тот, которого я успел мельком осмотреть. Кто-то из вас пробил ему горло, и он был мёртв. («Тычок Терентьева», – непонятно пробормотал Телепин с кривой усмешкой, и Ходько кивнул.) Рана ужасная, а крови ни капли. (Мисс Редл высоко подняла брови. Айрин страдальчески поморщилась.) Вообще никакой жидкости, словно повредили сухую древесину, понимаете? – Взяв у официанта стакан, Баррет сделал большой глоток и продолжал уже более уверенно: – Ощущение, что мы столкнулись с некими квазибиологическими сущностями…
– Зомби? – перебил слушавший с огромным интересом Энтони. («Энтони Сканлейн, студент и поэт», – солидно представился наш юный союзник, садясь за стол.)
Баррет покачал головой:
– Зомби, даже если они реально существуют, это ожившие мертвецы вполне человеческого происхождения. А тут совсем другое… Ну, вот как если бы кто-то создал биологических роботов… что-то вроде кукол, снабдил толикой разума и запрограммировал на выполнение определённых действий. Причём функционал обширный: свободно общались, пили, как лошади, дрались, как черти… В этой версии отсутствие крови вполне объяснимо: куклам кровь ни к чему. Объяснима и трансформация глаз. Лишь только кукла физически разрушена (Баррет сделал лёгкий поклон в адрес наших бойцов), стало таять приданное ей сходство с человеком. Глаза, например, превратились в простые шарики, а потом, вероятно, и вовсе исчезнут. Следом исчезнут зубы, губы, волосы, ногти… И не удивлюсь, если завтра застану в больнице простые обрубки, в которых из человеческого останутся лишь очертания фигуры. Врачи рехнутся…
Нервно хихикнув, Баррет одним духом допил виски и оглядел нас. Мы безмолвствовали. Сказанное требовалось осмыслить. Миссис Своллоу, подошедшая во время разговора, крестилась и беззвучно бормотала какую-то молитву. Наконец Энтони отбросил со лба льняную прядь и задал вопрос:
– А почему после физического разрушения куклы исчезает её сходство с человеком?
– Я только предполагаю, – буркнул Баррет. – Если я прав, внешний облик и поведение куклы программируется через внедрённый в тело внутренний энергетический контур. Хотя вряд ли программист мыслит подобными категориями. Дело пахнет магией, господа, и автор этих сущностей использует некие сверхъестественные методики… Словом, разрушено тело – разрушен и контур. И начинается распад внешности…
Телепин сильно потёр лицо ладонями и устало спросил:
– Вы сами-то верите в то, что сейчас придумали?
– Хороший вопрос, – сказал Баррет, как фыркнул. – Я же предупредил: бред… Но заметьте, что этот бред ситуацию объясняет. Если у вас есть другое объяснение, поделитесь.
– А вы знаете кого-нибудь, кроме господа-бога, разумеется, кому под силу создавать квазибиологические сущности, способные к сложным действиям? – спросил я.
Академик пожал плечами:
– Не знаю, – признался он. – Но мы в Эйвбери, джентльмены. А в Эйвбери издревле происходило много удивительного, необъяснимого, а порой и страшного…
Последнюю фразу он произнёс, понизив голос. Вот вам и учёный! Видать, не зря покойный Добромыслов в посмертном письме упомянул, что мистика глубоко укоренилась в общественном сознании Альбиона.
И, словно в подтверждение слов академика, раздался испуганный возглас миссис Своллоу. Одной рукой хозяйка «Красного Льва» вцепилась мне в плечо, а другой указывала на вход в ресторан.
На пороге стояли вооружённые короткоствольными автоматами люди в тёмно-коричневых полицейских мундирах. Во главе мы увидели… кого бы вы думали?.. лейтенанта Вильямса.
– Добрый вечер, миссис Своллоу, – как ни в чём не бывало произнёс он, вытирая лицо в мелких дождевых каплях. – Сожалею, что не смогли подъехать сразу после вашего звонка – сломался автобус… Что тут у вас стряслось? Какая драка?
Телепин ошеломлённо протёр глаза.
– Дежа вю? – тихо спросил он.
– Хуже, – столь же тихо ответил Ходько.
Похоже, он уже всё понял, как и я.
Лондон не перестаёт удивлять. Король бывшей Англии, а ныне Альбиона Филипп Третий возвёл в рыцарское достоинство премьер-министра страны Уильяма Хэррингтона…
Что ж такого, скажете вы. Эта чисто британская традиция существует уже бог знает сколько веков. В Альбионе насчитываются десятки рыцарей «гонорис кауза», которые никогда не держали в руках копьё, не размахивали мечом, не носили доспехи. Другая эпоха! Но в нашем случае обращают на себя внимание некоторые обстоятельства.
Прежде всего, Хэррингтон – первый из британских премьеров, удостоенных такой чести. И получается, что потомок самого воинственного из английских королей Ричарда Львиное Сердце Филипп Плантагенет возвёл в рыцарское достоинство самого воинственного руководителя страны за последние пятьдесят, а может быть, и сто лет. Символично, не так ли, особенно если учесть положение Альбиона?
Далее: церемонию освещали беспрецедентно широко. Были приглашены сотни британских и зарубежных журналистов, организована видео– и радиотрансляция. Речь Хэррингтона, полная нападок на франко-российский союз, без преувеличения, разнеслась по всему миру. Кажется, что само посвящение в рыцари – не более чем информационный повод заявить во всеуслышание о стремлении Альбиона возродить былую британскую мощь. А возможно, и некий сигнал потенциальным союзникам, прежде всего Америке и Японии…
Наш источник в министерстве иностранных дел Франции сообщил, что в правительствах союзников внимательно следили за посвящением Хэррингтона, однако считают церемонию опереточной, а растиражированную речь – болтовнёй. Ну, что ж… Однако не оставляет ощущение, что в этой «болтовне» звучит растущая сила Альбиона и скрытая угроза державам-победительницам. Интересно, что по этому поводу думают в компетентных органах Франции и России? Отреагирует ли на «опереточную церемонию» ООГ?..
Глава шестая
Владимир Ходько
Тусклый утренний свет нехотя сочился сквозь узкие стрельчатые окна необъятного кабинета, в котором накануне мы познакомились с главой «Наследия прошлого» Робертом Аткинсоном.
Несмотря на ранний час, хозяин кабинета находился на месте. Хотя, судя по всему, он со вчерашнего дня и не уходил. Там мы его и застали, ворвавшись в помещение.