Руку подняла Дороти.
– Позвольте вопрос, господин директор, – сказала она несмело.
– Ну, конечно, Дороти, – бодро сказал Грейвс, – хоть пятьдесят.
Но по лицу было видно, что игра в вопросы-ответы начала ему надоедать. Или просто не хотел давать интервью собственной секретарше.
– А как же наши близкие, родные? Они ж ничего не знают, они же с ума сойдут от неизвестности…
Вопрос был, что называется, под дых. Можно обеспечить людей пищей, водой, бытовыми удобствами и всем необходимым для работы, можно воодушевить высокой идеей, но чего всё это сто́ит, если каждый будет неотступно думать о жене или муже, вспоминать отца или мать, убиваться по детям… В голове мелькнула мысль о Мэри. Четверть века вместе, две дочери, трое внуков. Точно сойдёт с ума. Господи, как же я влип…
– Сожалею, Дороти, – мягко, но непреклонно сказал Грейвс. – Тут ничего сделать нельзя. Каждый из нас, подписывая контракт, знал, на что идёт. Не буду скрывать: в принципе, учредители могли бы приватным порядком оповестить се́мьи, что никакой трагедии не произошло, надо лишь набраться терпения на несколько недель… Но таким образом сверхсекретная информация разойдётся среди десятков людей. И, к радости наших врагов, перестанет быть секретной. Я бы предложил посмотреть на тему под иным углом, – добавил он, повысив голос. – Пусть беспокойство о близких станет ещё одним мощным стимулом, чтобы исполнить нашу миссию как можно лучше и быстрее. Речь идёт лишь о трёх месяцах или даже меньше. Мы выдержим. Родные и близкие тоже.
Дороти вне себя вскочила на ноги.
– Вам легко говорить! – выкрикнула она. – У вас нет семьи, одна работа… А у меня отец после инсульта. И у матери больное сердце, ей нельзя беспокоиться, мне врач сказал… Пусть им немедленно сообщат, что со мной всё в порядке, слышите?.. Или я наложу на себя руки, как мистер Аткинсон!..
Девушку понесло. И вряд ли одно лишь беспокойство о семье подвигло её на маленький бунт. Просто накипело, вот в чём штука. Копилась-копилась, да и прорвалась обида на директора – и за пренебрежение, и за бесцеремонность, и за нерадостный торопливый секс в неуютном кабинете… А Грейвс вёл себя, как болван. Ближайших помощников надо ценить, беречь и уважать. Иначе рискуешь в самый неподходящий момент получить удар в спину или взрыв негатива, вот как сейчас, когда скандал мог усугубить и без того непростую ситуацию. Во всяком случае, кое-кто из «наследников» смотрел на Дороти с явным сочувствием, а некоторые зароптали.
Чувствуя, что обстановка накаляется, Грейвс сделал ход конём. Он поднялся, обошёл стол и, подойдя к девушке, отечески обнял за плечи.
– Девочка моя, вы неправы, – сказал он проникновенно. – Семьи в привычном смысле у меня действительно нет, её заменила работа, и вы это знаете. Но разве я одинок? – Он окинул взглядом зал. – Я с вами, а вы со мной. «Наследие» – вот моя семья! Давайте поддерживать друг друга, иного пути нет. Как иначе мы добьёмся цели и сможем вернуться к нашим близким? Ну, будет вам, будет… Вполне понимаю ваши чувства. Вы хорошая дочь, и у вас замечательные родители. Знаете, что? Зайдите ко мне часа через два, мы поговорим об этом… – Достав платок, он вытер глаза и нос Дороти, заботливым жестом поправил воротничок прозрачной блузки, сквозь которую вызывающе просвечивал чёрный бюстгальтер. Девушка выглядела обессиленной и не сопротивлялась. – Да! Хочу сказать, друзья: я открыт для каждого. Приходите с любой проблемой и в любое время. У нас всё получится. Точка!
Настроение зала переломилось в пользу Грейвса. Демонстративная забота и открытость, эти безотказные инструменты опытного демагога, не подвели. А деловитость лидера, его уверенность в благополучном исходе ситуации сейчас были нужны людям, как воздух. Совещание завершилось на позитивной ноте, причём Грейвс сообщил, что через час ждёт начальников отделов – для дополнительного инструктажа. «У нас всё получится!» – ещё раз громко сказал он, выходя из зала.
Вернувшись в кабинет, Грейвс плюхнулся в кресло и указал мне на другое.
– Присаживайтесь, Мортон. Не знаю, как вы, а я устал. Такой день выдался… Коньяку?
– Вы, вроде бы, объявили сухой закон, – мрачно сказал я, занимая место за приставным столом. – Или к руководству это не относится?
Грейвс коротко хохотнул и достал бутылку с фужерами.
– В точку! На всякое правило есть исключения… Ну, вот, – прибавил он, сделав большой глоток, – теперь я готов ответить на ваши вопросы. Или вы кое о чём уже сами догадались?
– Догадался, – негромко сказал я, и желание придушить Грейвса возникло вновь. – Вижу, что за компанию с «наследниками» попал в дерьмовую ситуацию. Хотя никаких контрактов не подписывал…
Грейвс покачал головой:
– Ну, так уж и дерьмовую… Сложную – да. Драматическую – да. Но! Если вы патриот, а я в этом не сомневаюсь, вы ещё возблагодарите судьбу, что станете свидетелем поистине исторического события, в результате которого Альбион воспрянет из пепла, как птица Феникс…
С меня было довольно. Из заплечной кобуры я извлёк пистолет и демонстративно положил на стол перед собой.
– Хватит пафос качать, – сказал я почти ласково. – Ещё полминуты словоблудия, и я тебя просто пристрелю… директор. Что значит «автономное положение»? Где мы находимся? Почему за окнами какая-то хмарь? Что за дьявольскую кухню вы тут устроили вообще?..
Грейвс зевнул и потянулся.
– Ну, если вы меня пристрелите, автономное положение для вас станет пожизненным, – заметил он хладнокровно. – Для всех остальных, разумеется, тоже. Так что уберите пистолет, он здесь ни к чему. Я и без него сейчас всё объясню.
Начнём с того, где мы находимся. В разных трактовках это место с точки зрения метафизики именуют по-разному. Лично я считаю наиболее удачным термин «междумирье»…
Владимир Ходько
Диспозиция сложилась такая: три женщины – мисс Редл, миссис Своллоу, Айрин, и пять мужчин – мы с Вадимом, Баррет с Энтони, Буранов. И всё. Больше в гостинице, судя по наблюдениям, никого. Что и неудивительно, поскольку все постояльцы – служащие «Наследия» – исчезли вместе с офисом в неизвестном направлении. А три-четыре посторонних жильца съехали ещё накануне – возможно, от греха подальше, напуганные бойней с квази-реконструкторами и слухами о самоубийстве главного человека в Эйвбери. Так что «Красный Лев» принадлежал нам безраздельно. О как! И запируем на просторе…
Только вот не до пира. В кровать бы сейчас! Или хоть на раскладушку! Да пусть бы и тюфяк на полу… Никогда в жизни я не чувствовал такой усталости. Покрасневшие глаза, неуверенные движения, и судорожные, с трудом подавляемые зевки моих товарищей подсказывали, что и они отчаянно нуждаются в отдыхе. За последние двое суток мы слишком мало спали и слишком много дрались. Это не считая шоковых впечатлений от общения с нечистью. Лично мне уже было всё равно. Даже поразительные рассказы Энтони и Баррета я лишь принял к сведению, и только. Сил на эмоциональное восприятие просто не осталось. Вообще ни на что не осталось.
А вот Буранов, страдающий от усталости, счёл необходимым расставить точки над «i»:
– Ну-с, юноша, надеюсь, вы не будете возражать, если завтра… то есть уже сегодня, мы отправимся в Вест-Кеннет вместе, – мягко, но непреклонно сказал он Энтони.
Юноша замялся:
– Я был бы рад, мистер Буранов, но что сказал бы мой старец? Его указания касались только меня и отчасти мистера Баррета.
– Пустое, – возразил с бесцветной улыбкой Буранов, кладя руку на плечо Энтони. – Если ваш старец в состоянии проникать в сны, снабжать на расстоянии деньгами и освобождать от экзаменов, то ему не составит труда нынче же ночью выразить своё отношение к совместному походу. Просто приснится в очередной раз и всё выскажет…
– Шутите? – осторожно спросил Энтони.
– И не думаю, – возразил Буранов. – Кстати, я вам верю. Будь ваши сновидения плодом фантазии или больного воображения, как бы вы узнали про Баррета и, тем более, про его наследство? Нет, этот старец реально существует. Вопрос в том, кто он. Существо из плоти и крови? Призрак? Мы выясним это лишь в гробнице. Знать бы ещё, почему встреча назначена именно там… А встреча состоится, не сомневайтесь, иначе бы не звал, – убеждённо добавил Михаил Михайлович. – Но кто бы он ни был, сдаётся мне почему-то, что сатанинская мистерия в Эйвбери ему не по душе. И окажись он здесь, принял бы нашу сторону. Возможно, мы узнаем нечто такое, что прояснит ситуацию и даст нам оружие против местной нечисти. Так-то!
Слово взял Баррет.
– Время для дискуссий слишком позднее… а может, слишком раннее, – заявил он. – Ограничусь тем, что соглашусь с Майклом. Мы не знаем, что нас ожидает в гробнице, поэтому идти надо всем вместе. У нас общая цель: разобраться в здешней дьявольщине. Кроме того, если к моим магическим артефактам прибавить ваши боевые навыки… они выше всяких похвал, джентльмены… в общем, есть шансы, что мы справимся с любой опасностью. Я бы ещё подумал насчёт Вильямса. Не могу понять, почему он устоял перед колдовством и не стал монстром, по крайней мере, окончательно, как другие, но…
– Договорились, – отрубил я (Вадим и Айрин в свою очередь закивали). – Дело за малым: хоть немного выспаться…
Было два часа ночи. Решили, что немедленно отправляемся отдыхать и спим до восьми. Но поскольку оставлять гостиницу без присмотра слишком опасно (кто знает, что у Эйвбери ещё на уме?), установили двухчасовые дежурства. Первая вахта выпала нам с Вадимом, вторая Энтони и Баррету, а третья, утренняя, Буранову. Айрин предложила составить компанию, но галантный Михаил Михайлович и слушать не стал. «Думаю, что утром всё будет спокойно, – сказал он. – Заодно попытаюсь дозвониться до Вильямса… настоящего. Расскажу, что тут творилось, и предложу вместе с нами отправиться в гробницу». На том и порешили.
Но, прежде чем разойтись по номерам, закутали в скатерть тело несчастного портье Чарли, так смело кинувшего вызволять хозяйку из лап мертвеца, и отнесли в обширный погреб. Благо в старой гостинице при всех перестройках он уцелел. «Утром как-нибудь переправим в ближайший морг», – сказал Буранов. Вариант вызвать из муниципальной больницы карету даже не обсуждался. Гостиница казалась маленьким спасительным анклавом посреди большой вражеской территории, и покидать этот анклав ночью, равно как и допускать кого-то извне, было опрометчиво.