– В этом есть некоторая ирония, вы не находите? Наш мир умирает. Мы отравили свой мир, а потом стали искать жизнь в других местах. Как вы думаете, мистер Пайн, мы нашли то, что искали?
– Нет, – сказал я. – И не думаю, что когда‑нибудь найдем.
– Возвращайтесь в город, мистер Пайн. Возвращайтесь скорее. После захода солнца никто не сможет поручиться за вашу безопасность. Кое‑кто из нас голодает. И многие наши дети голодают.
Я поблагодарил ее и вышел из комнаты. Мальчик проводил меня до лестницы, а потом сел и стал тихонько смеяться. Его смех разносился по лестничному проему, а я продолжал спускаться вслепую, шаг за шагом, почти в полной темноте. До Мейн‑стрит я вернулся по своим же следам, мимо опустевших домов, через каньоны обломков, и ни разу не оглянулся, пока снова не вышел на мост.
Два дня спустя я отыскал Джет Мийаки в китайском квартале, она пряталась в подвале буддистского Общества Чудесного Просветления на Мэдисон‑стрит. В Агентстве нашлись материалы, свидетельствующие о сочувствии одного из священников ститчам и им подобным. Джет Мийаки бросилась наутек, они всегда стараются убежать, если могут, а я преследовал ее по улице Механиков, через бульвар Генри и наконец настиг беглянку на рыбном рынке в западном конце Бродвея, неподалеку от старого манхэттенского моста. Она попыталась скрыться от меня в лабиринте киосков, среди блестящих груд осьминогов и кальмаров, угрей, тунца и трески, выложенных на постаментах из колотого льда. Джет бросилась к задней двери и почти успела выскочить, но поскользнулась на мокром бетонном полу и полетела кубарем в витрину с брикетами лапши и жестянками куриного бульона Я не могу точно вспомнить все детали, помню только девчонку и запах рыбы, стук банок по бетонному полу, сердитые и испуганные крики продавцов и покупателей. Но в подробностях – в осьминогах и лапше – я не уверен. Мне кажется, я стараюсь забыть, что это не выдумка, что это произошло на самом деле, что я не придумываю детали. Что я принимал в этом участие.
Иногда.
Иногда я дикарь.
При просмотре записи видно, что я приставил дуло пистолета к ее правому виску. Девчонка упрямо сжала губы и молча смотрела на меня. На изображении она выглядит грязно‑серой, как нью‑йоркский снег, и мне даже не требуется смотреть на тревожный красный сигнал генетиграфа. Она больна, как больны носители длительно действующей заразы, и это видно по ее глазам, по сильной испарине на лице, по легкому синеватому оттенку губ. Возможно, она заразилась еще несколько месяцев назад. Если бы она не инфицировала хоть одного из своих родителей, это оказалось бы просто чудом. Я показал ей экран генетиграфа, объяснил, что это значит, и сказал, что должен сделать дальше.
– Ты и сам знаешь, что не можешь это остановить, – сказала она, горько улыбаясь. – Не важно, скольких людей ты еще убьешь, все равно уже слишком поздно. С самого начала было слишком поздно.
– Прости, – сказал я, хотя и не уверен, что сказал, и спустил курок.
Девятимиллиметровый пистолет оглушительно громыхнул, и внезапно она перестала представлять проблему. Она стала просто еще одним мертвым телом.
Я стал ненадежным рассказчиком. А может, всегда таким был. Наверно, я всегда был трусом и лицемером. Есть вещи, которые мы помним, есть вещи, которые предпочитаем забыть. Как говорит одна старая поговорка, это всего лишь кино.
Я не убил Джет Мийаки.
– Ты сам знаешь, что не можешь это остановить, – сказала она. Эта часть была правдой. – Не важно, скольких людей ты еще убьешь, все равно уже слишком поздно. С самого начала было слишком поздно.
– Прости, – сказал я.
– Мы привезли это сюда. Мы пригласили его к себе, и ему понравилось то, что оно увидело. Оно намерено остаться.
Девушка не улыбалась, но на ее лице явно читалось тайное удовлетворение. Я отступил на шаг назад и опустил пистолет. На ее коже осталась глубокая вмятина.
– Мистер Пайн, отойдите, пожалуйста, в сторону, – сказала Сара, а когда я обернулся, она уже стояла в нескольких футах от нас и целилась в девочку из крохотного черного пистолета.
Сара выстрелила дважды, подождала, пока тело перестанет дергаться в конвульсиях, а потом сделала третий выстрел – в голову Джет Мийаки, чтобы быть уверенной в ее смерти. Сара всегда была аккуратной.
– Темплтон говорил, что ты можешь засомневаться, – сказала она и опустилась на колени, чтобы исследовать мертвое тело, – А это означало бы, что тебя отстранят от работы.
– Она ведь была права, верно? – пробормотал я. – Рано или поздно мы потеряем этот мир.
На мгновение мне захотелось послать несколько пуль в череп Сары и разбрызгать по бетонному полу рыбного рынка ее кровь, мозги и силикон. Это было бы убийство из милосердия. Но, боюсь, я любил ее не так сильно, как мне казалось. Кроме того, Агентство может собрать все осколки и снова слепить из них Сару.
– Всего понемногу, мистер Пайн, – сказала она. – Это единственный способ не сойти с ума. Всего понемногу.
– Ни прошлого, ни будущего.
– Если хочешь, можешь думать и так.
Сара поднялась и протянула руку. Я вытащил обойму из пистолета и отдал ей оружие вместе с патронами. Потом отстегнул от пояса генетиграф, и она взяла его тоже.
– Мы пришлем кого‑нибудь в отель за остальным оборудованием. Будь добр, сложи все заранее. А у тебя останется билет до Лос‑Анджелеса.
– Да, – отозвался я. – У меня есть обратный билет до Лос‑Анджелеса.
– Ты продержался немного дольше, чем я думала, – заметила Сара.
И я ушел, оставив ее у мертвого тела докладывать об убийстве и вызывать команду санитаров. На следующий день я улетел в Лос‑Анджелес и отыскал бар, где никто меня не знал. Я начал с текилы, продолжил шотландским виски и проснулся два дня спустя, лежа лицом вниз на песчаном пляже в Малибу, совершенно разбитым. Солнце уже садилось, на горизонте бушевал закат, потом на небо выплыли звезды. Метеор прочертил след по небу и исчез. Мне понадобилось не больше секунды, чтобы отыскать Юпитер, Повелителя Небес, Тучегонителя, – маленькое яркое пятнышко рядом с Луной.
Аластер Рейнольдс«НАЙТИНГЕЛ»
Я еще раз сверила данный мне адрес Томаса Мартинеса, прикрывая листок бумаги от дождя, пока разбиралась в собственных каракулях. Номер, записанный мною, не соответствовал номерам давно устаревших офисных зданий, но зато полностью совпадал с цифрами, указанными на одном из сдаваемых за небольшую плату особнячков, которые располагались на уровне улицы.
В этом районе вертикальные поверхности каньона Тредфолл на высоту шести или семи этажей были изрезаны и застроены всяческими зданиями, занимавшими также и все свободное пространство внизу котловины. Большую часть стен покрывали строения, громоздившиеся на крышах друг у друга и поддерживаемые хаотично расположенными системами стоек и шаткими бамбуковыми мостками. С одной стороны улицы на другую протянулись перекидные мостики со ступеньками и веревочными лесенками, змеящимися в темных расщелинах между домами. Там и здесь стремительно рассекали воду колеса транспортников, гоня мутные волны коричневатой жидкости по собственным следам. Изредка над головами плавно скользили клешнеобразные «летуны». «Летуны» были техникой из внешнего мира, и поэтому не многие жители Края Неба могли позволить себе такую роскошь.
М‑да, хотя и выглядит неправдоподобно, но очевидно – это то самое место.
Я шагнула с залитой водой улицы на деревянную платформу перед зданием и постучала в стеклянную входную дверь. Струи дождя обильно поливали меня сквозь прорези полосатого навеса над крыльцом. Я откинула волосы с лица, и в этот момент дверь отворилась.
Я видела достаточно фотографий Мартинеса, чтобы сообразить, что передо мной не он. Крупный, быкообразного вида мужчина занимал весь дверной проем. Он скрестил руки на мощной груди, прикрытой только черным жилетом с застежкой на талии. Мыщцы его выпирали столь рельефно, будто он натянул на себя нечто вроде обтягивающего костюма с накладной мускулатурой. Массивная и полностью лишенная волос голова покоилась на толстой и бугристой, как древесный ствол, шее. Кожу вокруг правого глаза украшало четко видимое бледное пятно, отличающееся цветом от остального лица.
Очень большой человек оглядел меня с высоты своего роста, как грязь, намытую дождем.
– Ну? – произнес он голосом, напоминавшим отдаленный грохот артиллерийской канонады.
– Я к мистеру Мартинесу.
– Мистер Мартинес перед вами, – заявил он.
– Как вам будет угодно. Но я здесь, чтобы увидеть мистера Мартинеса. Он назначил мне встречу, и я…
– Диксия Скэрроу, – голос, произнесший мое имя, был намного приветливее и принадлежал невысокому пожилому мужчине, которой, сдернув изящное пенсне с носа, появился позади перегородившего дверь великана. – Впусти ее, Норберт. Ее ожидают. Просто она немного опоздала.
– Я задержалась в районе Арместо, мой взятый напрокат «колесник» угодил в яму и перевернулся. Я не смогла снова его завести, и поэтому пришлось…
Невысокий мужчина жестом прервал мои извинения:
– Вы уже здесь. Так что все это не имеет значения. Если хотите, Норберт высушит вашу одежду.
– Было бы неплохо.
Я сняла пальто.
– Норберт также позаботится о ваших галошах. Желаете что‑нибудь выпить? Чай уже приготовлен, но если вы предпочитаете что‑нибудь другое…
– Чай – это замечательно, мистер Мартинес, – сказала я.
– Пожалуйста, зовите меня Томас. Мое искреннее желание, чтобы мы сотрудничали и общались по‑дружески.
Я вылезла из галош и вручила громиле забрызганное дождевыми каплями пальто. Мартинес сухо кивнул, по‑птичьи склонив голову, и затем церемонно пригласил меня пройти в помещение. Он оказался худощавее и старше, чем я ожидала, но все же походил на свои фотографии. В его поредевших волосах обильно проступала седина, лицо было чисто выбрито. Серый плащ поверх серого же цвета рубашки – манера одеваться придавала Томасу Мартинесу вид унылого, скучного клерка.