– Ничего себе разряд! – сказала Синтия, чувствуя, как от тревоги ее сердце сжимается все сильней.
Уандрей с ней согласился, но дальше развивать тему не стал.
«Кейтлин Р. Кирнан» под управлением Хестер закладывала такие виражи, что Синтия едва справлялась с приступами тошноты. Судорожно схватившись за ремни безопасности, она отчаянно сглатывала подступающие к горлу комки.
– Хестер – лучший пилот из всех имеющихся, – доброжелательно сказала Мередит.
– Когда я была маленькой, мечтала пробраться на корабль на станции Ленг и стать механиком, – весело сказала Хестер. – Пару раз даже попробовала, но они всегда отправляли меня домой.
Катер летел по широкой дуге вдоль передних щупалец «Лазарета „Чарльз Декстер“», и вскоре они увидели: Уандрей оказался прав. Экипажу «Калико» удалось открыть один из шлюзов «Лазарета», маленький корабль наполовину вошел в буджум.
Синтия надеялась, что архамерцы найдут способ получше.
Как оказалось, другого способа попросту нет. Синтия забеспокоилась еще больше, когда Мередит и Хестер начали прилаживать к скафандрам оружие. Неужели от экипажа «Калико» стоить ждать проблем? Разве у конкурентов нет законного права первыми обследовать корабль? Или первыми должны быть они, ведь именно архамерцы засекли сигнальный буй?
Синтия никогда раньше не сталкивалась с мертвым буджумом, поэтому приготовилась к любым неожиданностям. Но ни объем изученного материала, ни моральная подготовка не могли защитить ее от запаха разлагающейся плоти «Лазарета „Чарльз Декстер“». Вонь была настолько сильной, что Синтия могла поклясться: она слышала запах сквозь скафандр еще до того, как покинула катер. Как это характеризовало готовность катера к космическим полетам, ей даже в голову не приходило.
То, что она увидела, когда дверь шлюза наконец‑то раскрылась, шокировало ее еще больше. Обычно блестящие и упругие у здорового буджума мембраны между раздвижными опорами выглядели тусклыми и склизкими. Увиденное особенно впечатляло в сочетании с запахом смерти, от которого Синтия безнадежно пыталась избавиться, водя языком по зубам. Эта вонь, вызывающая головокружение и головную боль даже при наличии шлема с кислородной маской, заставила ее задуматься. Каким образом происходит процесс разложения буджума? Он самопереваривается? Или притягивает влагу и растворяется? А может, гниет и распадается?
Никаких других признаков разложения не наблюдалось. Лишь тяжкий смрад.
Неповрежденные внутренности, больше похожие на извилистый коридор, исчезали в чреве мертвого корабля. «Не хватало только, чтобы меня стошнило в шлем», – подумала Синтия. Случись такое, все стало бы еще хуже.
Определить качество воздуха не представлялось возможным, однако внутри «Лазарета „Чарльз Декстер“» сохранилось нормальное атмосферное давление, и Синтии не пришлось прибегать к интеркому скафандра, чтобы другие ее услышали.
– Думаете, хоть какую‑нибудь вещь с этого корабля можно будет использовать? Ведь все заражено…
Мередит сказала:
– Если вещи запакованы, проблем, думаю, не будет. А медицинские препараты мы все равно не собирались распечатывать.
– Я чувствую вонь даже сквозь скафандр.
Уандрей с большим любопытством посмотрел на нее.
– В самом деле? – спросил он, подняв бровь. – Я ничего не чувствую.
– Может, в вашем скафандре плохой фильтр, – предположила Мередит. – Мы их тщательно проверяем, но…
Она пожала плечами. В скафандре жест получился не слишком выразительным, но Синтия поняла.
Все, чем владели архамерцы, начиная с экипировки и заканчивая кораблем, было из вторых рук, эвакуированное с других кораблей. Ничего с этим не поделаешь.
– Наверное, так и есть, – сказала она, хотя не была убеждена.
По взгляду Уандрея, который он бросил на нее перед тем, как отвернуться, стало ясно, что и он не слишком‑то в это верит.
– Посмотрим, сможем ли мы найти экипаж «Калико», – сказал он.
«Я иду по мертвому телу», – время от времени напоминала себе Синтия, но единственным признаком смерти, кроме вони, от которой слезились глаза и которую другие члены команды не ощущали, была тьма. Все помещения для экипажа и пассажиров в буджумах, какими Синтии довелось летать, освещались с помощью биолюминесценции. Внутри «Лазарета „Чарльз Декстер“» царила тьма.
Они продвигались медленно. Синтия помнила, что, по словам Хестер, где‑то на борту мертвого корабля еще могли оставаться выжившие члены экипажа. А еще в голове крутился вопрос насчет команды «Калико». И чем дальше они шли, тем настойчивее он звучал. До сих пор они не заметили никаких следов.
– На борту «Калико» они не остались, это мы точно знаем, – пробормотала Хестер. – Коринн вызывала их, пока не охрипла.
– И вряд ли они разбирают корабль, – сказала Мередит. – Кроме шлюза, ни одной вскрытой двери.
– Интересно, – сказала Синтия, – сколько времени они здесь уже провели? И если они не собирают имущество, то чем вообще занимаются?
Вообще‑то это были два вопроса, но, на самом деле, существовал и третий. О чем Уандрей не рассказывал ни ей, ни Хестер с Мередит? Синтия заметила, что он не особенно беспокоился и не торопился, но явно знал, куда идти. Она решила промолчать. Болтать языком – не слишком хорошая идея для чужачки, которую и так едва терпят.
– Что еще можно делать на мертвом буджуме? – спросила Хестер.
– Может, – Синтия задумалась на миг, – может быть, они прибыли сюда вовсе не ради добычи. Возможно, им нужен был госпиталь. Не все врачи придерживаются политики невмешательства, как капитан Даймшуллер.
– «Калико» слишком маленький, он не может быть пиратским, – возразила Мередит. – Но я согласна с вашим ходом мыслей. Только если они пришли не за добычей, как мы найдем операционный блок?
Ее вопрос так и остался неотвеченным, потому что они подошли к месту пересечения коридоров и заметили человека.
Без скафандра. На нем была темно‑синяя форма Межпланетного госпитального корпуса с красным кантом и вышитой эмблемой «ГЧД» на рукаве. На груди висел ряд значков: кадуцей, красный крест и китайский иероглиф, означающий «сердце». Синтия на малый миг отвлеклась на медицинские значки, но почти сразу почувствовала: с человеком что‑то не так. Что именно, она поняла лишь через несколько секунд. В свете фонарей стоял моложавый, высокий мужчина с белой, как рыбье брюхо, кожей и смотрел на них. Его лицо ничего не выражало. Ни облегчения, ни гнева, ни страха, ни даже любопытства. Именно это и настораживало.
– Здравствуйте, – нарочито громко сказала Синтия, словно желая компенсировать его отсутствующее состояние, и сделала шаг вперед. – Я доктор Фейерверкер с «Ярмулович астрономики». Ваш капитан…
Она подошла достаточно близко, и можно было разглядеть, что пятно, показавшееся ей сначала тенью, оказалось зияющей дырой с рваными краями на том месте, где раньше был живот. Бледная кожа отдавала зеленью.
– Он мертвый. – Свой тонкий скрипучий голос она услышала словно со стороны.
– Что? – воскликнула Хестер.
– Он мертвый. Умер несколько недель назад.
– Он же стоит! Тело не может…
Голос Хестер угас, когда послышался едва заметный щелчок и мертвец повернулся, словно давал им возможность получше рассмотреть свое тело, лишенное внутренностей. А затем пошел по коридору, удаляясь от них. Его координацию нельзя было назвать совершенной, но для человека, умершего примерно три месяца назад, она оказалась чертовски хорошей.
Хестер выругалась, и Мередит не слишком вежливо предложила ей заткнуться. Не стоило в подобном месте привлекать к себе лишнее внимание.
– Возможно, это паразит, – сказала Синтия, лихорадочно пытаясь вспомнить, существуют ли способы оживить мертвое тело. – Может, кто‑то проник сквозь дыру в пространстве‑времени, когда «Лазарет „Чарльз Декстер“» погиб. Нам нужно отправить сообщение на «Ярмулович астрономику». – С удивлением Синтия вдруг осознала, что беспокоится не о себе, застрявшей в чреве мертвого буджума, а о Джейме, о стеснительных архамерских детях и чеширах, которых она не могла сосчитать. – Можно с ними связаться отсюда? Как далеко…
– Успокойтесь, доктор Фейерверкер, – сказал Уандрей. – Перед вами не паразит, а стремление к знаниям.
Это ее добило. Она посмотрела на его спокойное потное лицо за щитком шлема, сглотнула, чтобы справиться с подкатившим к горлу горьким комком.
– Вы знали?..
Он дернул уголками губ, и это было пострашнее, чем мертвец, уходящий в темноту. Она попыталась как можно скорее взять себя в руки. В университете ходили байки об ужасных деяниях архамерских врачей. Синтия никогда не относилась к ним всерьез, считая их порождением нетерпимости к архамерцам и предубеждений, которые встречались в высших учебных заведениях так же часто, как и в тавернах при космопортах.
Возможно, она была слишком наивной и так хотела относиться ко всему непредвзято, что совсем забыла – дыма без огня не бывает. «Задумались об этике, доктор Фейерверкер? Полезно посмотреть на себя со стороны».
Она шагнула вперед, следуя за живым мертвецом. Уандрей и остальные кинулись догонять, скафандры шуршали при движении.
– Когда «Лазарет „Чарльз Декстер“» подписал контракт с архамерским врачом? – спросила Синтия, заметив, что Уандрей идет рядом.
Уандрей не ответил.
– Значит, именно это убило корабль? – продолжила она. – Именно поэтому мы здесь?
– Обычно мы не занимаемся проблемой оживления, – сказал Уандрей. – Но если… если кто‑то смог запустить этот процесс… Только подумайте, какой прорыв для человечества! Для медицины.
– Для перевозок, – отозвалась Мередит.
– Да мало ли можно найти применений, – начала Хестер.
– Вы совсем с катушек слетели? – почти прокричала Синтия, перебив ее. – В каждой страшной истории, которые я когда‑либо слышала, говорится, что воскрешение из мертвых сводит людей с ума. Вы на самом деле предлагаете…
– Вы же вроде ученый, доктор Фейерверкер? – спросил Уандрей. – Тогда я предлагаю подождать с выводами, пока вы не получите данные.