– Вы же вроде с Юрием дружили, инспектор…
Инспектор нагнулся к уху собеседницы.
– Поверьте, синьора, в ваших интересах об этом не вспоминать. Никогда!
Ева заморгала как кукла с заевшим механизмом.
– Вы теперь богаты. Постарайтесь обо всем забыть. Отхватить такое состояние… разве молодой и красивой нужно для счастья что-то еще?
Ева не ответила.
Молодой человек отошел от кровати, стянул резиновые перчатки. Посмотрел на инспектора, спрашивая разрешения заговорить. Инспектор повернулся к Еве спиной.
– Ну?
– Не верить словам синьоры оснований нет. Вероятно, он это сделал сознательно. Следов насилия нет. Заставить его выпить целую упаковку таблеток она не могла. Следовательно, она невиновна.
– Выводы я сделаю сам. Что еще?
– Уверен, версию синьоры подтвердит вскрытие.
Инспектор посторонился, пропустил к кровати санитаров с носилками, вернулся к Еве.
– Проблем постараюсь вам не создавать, синьора. Думаю, дело можно даже не открывать. Самоубийство налицо.
– У вас еще нет результатов вскрытия…
– Даже если таблетками его накормили вы, и это можно было бы доказать, я дело не открою.
– Понятно…
Инспектор схватил Еву за локоть, увлек в коридор.
– Ни черта тебе не понятно! Еще раз намекнешь на мое знакомство с твоим мужем – пеняй на себя.
Из спальни показалась спина санитара и рукояти носилок. Инспектор отпустил локоть Евы, улыбнулся.
– До свидания, синьора! Не забывайте – у вас появился шанс начать новую жизнь. Прошлое забудьте.
“Скорая” и машина инспектора отъехали. Ева метнулась к почтовому ящику.
*
*
Гвидо оделся, причесался, надушился. У двери раскрыл портмоне. Довольная улыбка осела как гриб подошедшего сдобного теста, когда его проткнешь.
Вытряхнув на ладонь мелочь, Гвидо порылся в потайных отделениях, достал купюры, кредитку. Тощая пачка банкнот вызвала на лице Гвидо смятение.
Гвидо ринулся к гардеробу, вывернул карманы пиджака. Пачка банкнот в руке Гвидо не потолстела ни на бумажку. Гвидо хлопнул дверцей гардероба так, словно с одного удара хотел забить ею длинный гвоздь.
– Вот стерва!
Гвидо схватил телефон.
– Ты! Ты…
– Успокойся.
– Как ты могла оставить меня без гроша?!
– Эти деньги мои. Забыл?
– Но, Марион… Ты все поняла не так!
– Пожалуйся своей Еве. Она поймет. Ты же ее любишь.
– Ты… Как ты могла подслушивать?! Это же так низко!
– Кто это там вякает о морали? Ты, Гвидо?
– Марион, любимая…
– Мой номер забудь. Сопли утри. Не сможешь сам – у тебя, как у настоящего мужика, куча баб. У них есть жилетки.
Оконные стекла вздрагивали от сочных ругательств Гвидо, пока в стену не постучали соседи. Гвидо прошелся и по соседям. Вполголоса. Монолог закончился утиранием мокрых глаз и носа.
Гвидо набрал номер.
– Ева?
– Я же тебе сказала не звонить!
– Не бросай трубку, Ева, прошу тебя. Мне очень тяжело.
– А мне – нет?
– Как-то неправильно все получилось…
– Ты просто показал себя с истинной стороны.
– Не говори так возвышенно.
– Знаешь, куда идти? Вот и отправляйся!
Гвидо швырнул трубку на подушку, примостился рядом, скорчился и застонал. Человек с улицы мог подумать, что парню двинули ботинком между ног.
Пикнули часы. Тусклый электронный циферблат подсвечивал цифру “10”. Гвидо закинул руку за голову, уставился в потолок.
В четверть одиннадцатого Гвидо вскочил. Холодильник поделился с Гвидо бутылкой пива, микроволновка – остатками пиццы.
Гвидо щелкнул пальцами.
– Вы еще обо мне вспомните!
Перед выходом Гвидо нацепил улыбку преуспевающего человека.
На середине квартала Гвидо остановился у киоска с прессой. Юркий парнишка-продавец улыбнулся, как приветствуют старого знакомого, протянул журнал.
Гвидо бросил на прилавок мелочь.
– Газету.
– Тебя покинула очередная пенсионерка?
– Следишь за моими бабами?
– Когда ты при деньгах – ты покупаешь журналы…
Киоскер протянул газету.
– Утренняя.
– Дай ту, где объявления о работе.
– Не чуди, Гвидо. Посмотрят на твои нежные пальчики и пошлют.
– Не твое дело.
– Ты прав.
Киоскер поджал губу, бросил газету на прилавок. Гвидо хмыкнул.
– Не выпендривайся. А то буду покупать газеты у твоих конкурентов.
– Должен же кто-то с самого утра портить им настроение.
Гвидо доплыл до бара, выпил кофе, присел на чужой мотороллер, что стоял у входа в бар.
Рубрику “Требуются” Гвидо пролистал за пять минут. Следующие полчаса посвятил изучению фото желающих познакомиться. Объявления женщин старше сорока пяти Гвидо выделил ручкой.
*
*
Над журнальным столиком клубился едкий дым тлеющего фильтра. Ева плевком погасила забытый окурок, сбила свежий пепел в переполненную пепельницу.
Зазвонил телефон. Ева подпрыгнула, словно под кресло закатилось пушечное ядро с горящим фитилем. Дождалась, пока кончатся звонки, выдернула вилку из телефонной розетки. Потом приоткрыла штору, осмотрела улицу.
В ванную Ева вошла с таким видом, словно разгрузила вагон чугунных болванок. Скинув одежду, повертелась перед зеркалом, рассматривая рыхлые бедра. Приняла холодный душ, растерлась грубым полотенцем до красноты. Попыталась улыбнуться своему отражению. Получилась кислая гримаса.
Звонок со стороны входной двери прозвучал для Евы выстрелом. Ева закрыла уши полотенцем. Звонок продолжал заливаться трелями.
Ева чертыхнулась, на цыпочках подкралась к двери. Застыла, перевела дыхание, прильнула к глазку.
– Кто?
– Это я, синьора Иванова. Вы же видите.
– Твоя работа окончена, Кристина. Иди домой.
– Но…
– Синьор Иванов умер.
– Боже! Синьора, я не знала. Примите мои соболез…
– Мне надо побыть одной, Кристина.
– Я понимаю. Может, откроете? Я заберу свои вещи.
– Приходи через неделю. Заодно получишь зарплату.
– Я вам не помешаю, синьора. У вас остались мои иглы, кремы, мази… Как я устроюсь на другую работу без инструмента?
– Считай, что я отправила тебя в оплачиваемый отпуск. Зарплату и свои пинцеты заберешь через неделю.
– Но синьора…
– Через неделю, Кристина.
– Но…
– Через неделю!
Ева закрыла глазок, проверила дверные запоры.
*
*
Гвидо перечитал анекдоты, повеселел. Раскрыл газету на странице с частными объявлениями, замер. Взгляд Гвидо застыл на фотографии.
– Ева…
Гвидо прочел объявление под фото, напрягся. Перечитал. Дыхание Гвидо сбилось. Пробежал объявление в третий раз.
Гвидо рассматривал фотографию, словно не верил глазам.
Гвидо покинул бар, у газетного киоска поманил пальцем парнишку-продавца.
– Одолжи сотню.
– Когда-нибудь шеф меня за это уволит.
– Он меня знает. Я долги возвращаю.
– Как в последний раз? Через полгода?
– Это было всего один раз. Не тяни резину.
Паренек выложил на прилавок два полтинника, накрыл купюры ладонью.
– Когда вернешь?
Гвидо усмехнулся.
– Через неделю. С процентами.
– Да ну!
– Проценты возьмешь себе. Твоему шефу я не скажу.
Гвидо вытянул банкноты из-под ослабшей ладони паренька, вернулся в бар, с разрешения бармена позвонил. Через четверть часа подъехал мотороллер. Гвидо вручил водителю газету.
– Видишь, ручкой обведено объявление?
– Угу.
– Там указан адрес. Доставь газету туда, как ты это делаешь за деньги. Кстати, сколько?
– Полтинник.
– Не жирно?
– В самый раз. Оплата по факту.
– Годится.
*
*
Шум лифта оборвался. Батталья отложил газету, затянул пояс халата, отчего брюхо стало походить на рыбий пузырь, надел тапочки.
Дважды звякнул дверной звонок. Попугай нахохлился, прохрипел ругательство. Батталья погрозил птице кулаком.
– Заткнись, старый петух!
Батталья открыл дверь. На пороге стоял щуплый человечек в форме посыльного.
– Вызывали?
Батталья протянул две газеты.
– Да. Вот, держите.
Посыльный замялся.
– Без конверта?
– Что может быть секретного в обычных газетах?
– Как пожелаете, синьор. Куда доставить?
Батталья продиктовал. Посыльный записал, проставил номер на бланке. Батталья расписался в месте, где посыльный ногтем поставил метку.
– Это будет стоить…
Батталья протянул двадцатку.
– Хватит?
Посыльный кивнул, достал мелочь, отсчитал монеты. От сдачи Батталья отмахнулся.
– Газеты надо доставить… э… не совсем обычным способом.
Посыльный не отреагировал. Батталья раскрыл портмоне. Посыльный покосился на деньги, улыбнулся.
– Каким скажете, таким и доставлю.
*
*
Визг покрышек, через секунду звон разбитого стекла и вой набирающего скорость мотороллера.
Ева подкралась к окну. Через узкую щель в шторах открылась пустая улица. Смотреть в окно мешали паутинки трещин. Переведя взгляд правее, Ева увидела дыру в стекле размером с апельсин. На подоконнике лежала смятая в комок газета. Сквозь надорванную бумагу проглядывали тупые края булыжника.
Нижний край тяжелой материи Ева приподняла так, чтобы с улицы не заметили шевеления штор, сняла булыжник с подоконника.
Ева развернула газету. На сером фоне листа выделялось объявление, обведенное шариковой ручкой. Губы Евы задрожали. Пальцы, державшие булыжник, разжались. Камень с глухим ударом врезался в длинный ворс ковра.
Свою фотографию над газетным объявлением Ева рассмотрела в деталях, подняла взгляд на зеркало. Изображения различались – с фото смотрела молодая, веселая женщина; зеркало показывало постаревшую от страха, бледную параноичку.
Ева подняла булыжник двумя пальцами. Ощупала тупые грани, выругалась, запустила камнем в стену. На стене остался рельефный отпечаток граней булыжника.
Ева воткнула вилку в телефонную розетку, набрала номер.
*
*
Гвидо перевел взгляд на дорогу. К бару на большой скорости приближался мотороллер. В