Под DJ Romeo молодежь показывала, что она умеет, а старички скромно стояли в сторонке. Зато под «Арабески» весело танцевали диско сотрудники всех возрастов и ступеней иерархии.
Время от времени танцующие возвращались к столам, наполняли и опустошали свои бокалы. Общение становилось все более неформальным, а поведение раскрепощенным.
И тут цепочка официантов внесла горячее: бифштексы и отбивные с гарниром, – а за горячим – крепкие напитки: водку, коньяк, виски. Нагулявшие аппетит офисные клерки набросились на мясо. Они резали его крупными кусками и проглатывали, едва прожевывая, заметно наслаждаясь трупами и чокаясь рюмками со спиртным. У кого-то по уголкам губ текла красная жидкость от бифштекса с кровью.
Вдруг один стол опустел: отдел рекламы удалился за ширму в углу залы. Вскоре они появились, переодетые в карнавальные костюмы. Костюмы были сделаны из кусков полупрозрачной ткани, искусственных перьев и кожаных ремней. Директор по рекламе изображал Диониса. Он вышел в короткой набедренной повязке и с большим, серебристым кубком в руке. Его окружали вакханки – молодые рекламщицы в бикини, украшенные цветами, приколотыми к трусикам и бюстгальтерам, и в бело-зеленых венках.
Дионис подошел к микрофону и завопил:
– Пейте и веселитесь, иначе я накажу этот город священным безумием!
Вакханки завизжали и бросились врассыпную к столам, вытаскивая коллег на танцпол и провоцируя грязные танцы. Диджей поставил сальсу, которая сменилась завываниями ар-эн-би.
Музыка становилась все громче. Народ пошел в полный отрыв. Тут и там возникали очаги разврата и непристойностей. Финансовый директор, молодая женщина лет тридцати, танцуя спиной к заведующему хозяйственной частью, терлась о его бедразадницей и временами наклонялась вперед. Начальник отдела городских продаж, обнимая за талии сразу двух девушек, целовал попеременно обеих взасос. А трое логистов зажали аппетитную девушку-маркетолога и мяли все ее прелести шестью руками.
Постепенно пары, тройки и группы уползали с танцпола в темные углы залы, где творилось нечто невообразимое.
Оставшиеся за столами участвовали в оргии по-своему, опрокидывая в себя рюмку за рюмкой и вращая остекленевшими глазами. Кто-то свалился на пол, другой уронил тяжелую голову на стол. Самый стойкий, директор по закупкам, неумолимо наполнял посуду спиртным и провозглашал все время один и тот же тост: «А теперь выпьем за наших прекрасных женщин из отдела складского учета!»
Прекрасные женщины, кто не танцевал и не исчез в углах и за шторами, стягивали с себя кофточки и, блаженно улыбаясь, пили вино и присаживались на колени к отупевшим коллегам мужского пола.
Было шумно, душно и безумно весело, как будто назавтра назначили конец света или, наоборот, собравшиеся узнали о том, что они бессмертны. Звучала музыка, громкие разговоры, падали стулья и звенела посуда. Поэтому удивительно, что все услышали крик. Как же пронзительно и долго нужно было кричать!
Сразу два десятка людей кинулись из залы на вопль. Он раздавался из туалета. Распахнув двери, увидели девушку, поднявшую руки к голове и заходящуюся в крике, едва переводящую дыхание и вопившую снова и снова, как может кричать не человек, а только зверь, от безумного, громадного животного страха и отчаяния.
Девушка стояла перед распахнутой дверью кабинки.
В кабинке, на стульчаке, неестественно выгнувшись назад, сидел мужчина.
В его груди торчала рукоять длинной вилки с тремя зубьями, воткнутой в самое сердце.
Канцона II
Когда три девы в горних небесах…
Огромная неуютная комната с немытыми окнами во всю высоту была заставлена столами с компьютерами и принтерами. На облупленной краске стен яркими пятнами блестели постеры из глянцевых журналов и модные репродукции картинок соц-арта, начиная с неизбежной в таком заведении строгой женщины, приложившей указательный палец к устам – «Не болтай!», и заканчивая смешными толстыми нэпманами, которых давил спускающийся с небес пролетарский кирзовый сапог.
Современный офисный стиль, экономия площадей и отрицание права работника на личное пространство добрались и до органов правопорядка. В прошедшем году следственное управление выделили из прокуратуры, где у следователей были свои кабинеты, пусть и по одному на двух-трех сотрудников. Всех переселили в это грязноватое помещение с картинками, новое только в смысле перемены места, как в старом анекдоте про отель, где каждую неделю меняют постельное белье – между номерами.
Воистину в этом мире изменения происходят от плохого к худшему.
Лишь в этом убедила реформа следственных органов Катаева Павла Борисовича, следователя по особо важным делам. Как иначе он мог объяснить то, что он, «важняк», вместо отдельного кабинета имел теперь стол в углу общей комнаты, где должен был работать, в шуме и гомоне, вместе с желтоперой молодежью?
Считать себя опытным, матерым следователем Катаева заставляло уязвленное самолюбие и амбиции. То, что он стал ветераном следствия и занял должность «особо важного», было возможно только на фоне текучки кадров. Выпускники юридических вузов на работе в прокуратуре не задерживались. Особенно парни. Ведь мужчина должен содержать себя и семью, а с окладом следователя это едва ли возможно. Левых денег тоже не заработать – много ли возьмешь с трупа… Тем более что большинство убийств, которые приходилось раскрывать, работая в районной прокуратуре, были результатом разборок в среде малообеспеченных слоев населения. Стандартный сюжет: пьяный мужик зарезал собутыльника в своей собственной квартире, превращенной в притон, где его и обнаружили утром, рядом с трупом. Мужика опохмелили, и он написал чистосердечное признание. Или муж убил тещу за комнату в коммуналке. Или жену, потому что достала. Или жена убила мужа, под горячую руку попался. А то и вовсе бомжи чего-то не поделили и замочили одного из своих.
Заказные убийства, связанные с профессиональной и коммерческой деятельностью или политикой были приятным, но редким исключением.
Пацаны, если не удавалось пристроиться к «экономическим» преступлениям, вообще оставляли государственную службу и шли шакалить в коммерцию. Оставались девчонки, которых содержат мужья, или хахали, или папы с мамами. Девицы и делали карьеру.
Павел Борисович с тоской наблюдал, как на его глазах феминизируются правоохранительные органы: от прокуратуры и следствия до суда.
Но в частях, несущих большие потери, лейтенанты быстро становятся полковниками. Так и Катаев стал Павлом Борисовичем, «важняком», хотя ему было всего тридцать с небольшим. Незадолго до убийства в «Алладине» Катаева перевели из Красносельского района в город. На повышение. Однако он лишился отдельного кабинета, который занимал в районной прокуратуре, и теперь работал в общем помещении.
Это Катаева расстраивало. Всем остальным он был доволен.
Не то чтобы Катаев очень сильно любил свою работу, просто вне госслужбы, вне регламентов и иерархии он плохо себя представлял. Свободное плавание его не страшило, нет. Но и не привлекало. Семьи Катаев не завел, жил скромно и особой нужды в забивании бабла не имел.
Потому Катаев, хоть и не блистал, но лямку свою тянул исправно и был у руководства на хорошем счету.
И именно ему доверили вести дело о громком убийстве в казино «Алладин». Руководитель управления, сравнительно молодой функционер, семьдесят третьего года рождения, согласно анкетным данным, выпускник Ульяновского государственного университета, сам поговорил с Катаевым и намекнул, что очень влиятельные люди заинтересованы в быстром и эффективном расследовании. Это было излишним. Катаев по привычке ко всем делам относился серьезно и добросовестно. К тому же помнил, где теперь работает.
Убийство произошло в Приморском районе, на «земле» сорок четвертого отделения милиции, что находится на проспекте Королева. Милиционеры этого отделения и оперативники Приморского УВД первыми прибыли на место преступления по звонку в дежурную часть. Звонил руководитель отдела маркетинга, уже знакомый нам распорядитель банкета, протрезвевший от ужаса. Оперативники произвели неотложные следственные действия: вызвали экспертов, опросили нескольких свидетелей. По территориальному признаку дело могло быть возбуждено и расследоваться в районе – Приморским следственным отделом, находящемся на улице Савушкина. Но, видимо, кто надо позвонил кому следует, и дело поехало с Савушкина на улицу Почтамтскую, где располагалось следственное управление по Санкт-Петербургу следственного комитета при Прокуратуре РФ. То есть важность и общественная значимость дела презюмировались. Убийства тещ и бомжей не выходят дальше района. Уж это Катаев знал точно.
С вечера ему принесли материалы, и Павел Борисович решал вопрос о возбуждении уголовного дела. Сначала Катаев возбудил дело по статье сто пятой, часть первая – убийство. Но старший референт, переведенный в управление из городской прокуратуры, посмотрев на проект постановления о возбуждении уголовного дела, сказал:
– Не пойдет… Павел Борисович, мы тут первой частью не занимаемся. Нужно пожестче, по части второй.
– Но никаких квалифицирующих признаков пока не обнаружено, – попробовал возразить Катаев.
– А вы обнаружьте… Что-нибудь всегда можно найти. Заказуха, например.
– Ага. Или мотив кровной мести.
– Или мотив кровной мести, – старший референт был спокоен и, казалось, не замечал, что Катаев ерничает. – Привыкайте, Павел Борисович. Вы уже не на районе.
Катаев не стал больше спорить и исправил постановление. И на следующее утро назначил первое следственное действие: допрос главного свидетеля.
Главным свидетелем была девушка, сотрудница холдинга «А.Д.», обнаружившая труп своего босса в мужском туалете. Катаев позвонил по ее мобильному телефону – номер нашелся в материалах – и пригласил для дачи показаний. Девушка сразу согласилась, не потребовав вызывать ее повесткой.
Часов в одиннадцать Павел Катаев разбирал бумаги на своем столе, морщась от громких голосов коллег, и ожидал свидетельницу.