— Софья Марковна, туалет там, — попытался развернуть ее Мальцев в нужном направлении.
Женщина с недоумением посмотрела на него слепыми от слез глазами.
— Все рушится, все… — пробормотала она. — Я ведь говорила ему: давай уедем… пусть в бедности, зато вместе, на родной земле… Все здесь продадим, расплатимся и вздохнем наконец с облегчением… и олигархи банкротятся…
— Ваш муж не хотел объявлять себя банкротом? — не удержался Алексей.
— Вы кто? — невидяще посмотрела на него Софья Марковна, а слева в руку вцепился Мальцев.
Алексей подумал, что участковый хочет оттащить его от Софьи Гербер в подъехавший лифт. Та близоруко прищурилась. Потом вдруг развернулась и пошла в правильном направлении, к туалету.
— Ваш номер теперь шестнадцатый, понятно? — высказался Мальцев, когда они остались вдвоем. — Это дело полиции.
— А когда тебе надо было, ты по-другому со мной говорил.
— Дружба дружбой, а служба службой. Почем я знаю, кто его до суицида довел? Может, на работе проблемы?
— Ладно, работай. — Алексей уже и так понял, что больше из этой ситуации сегодня не вытянешь.
«…вздохнул устало, повесился — и никого не стало», — садясь в машину, он вдруг вспомнил стишок из фильма «Десять негритят», снятого по роману старушки Кристи.
В самом деле: Хан убит, Кочарян прячется невесть где, Волков скрывается в дата-центре, а теперь еще и Гербер попытался улизнуть, причем безвозвратно, на тот свет. «БуЗа» разваливается прямо на глазах. Интересно, как поступит Сажин? Может, послушает все-таки жену и уедет в какую-нибудь Аргентину?
Он все-таки решил доложить о ситуации и набрал номер Сажина.
— Слушаю, — коротко ответил тот.
— Пока ничего. Гербер в реанимации, я побеседовал с участковым. Полиция на такие дела выезжает в обязательном порядке. Гербера сопроводили до реанимационной палаты. Жена говорит, что он банкрот, но боялся объявить себя таковым. Может, из гордости, а может, по другим причинам. Хан к нему домой заходил, и не только он. Похоже, криминальные элементы взяли Гербера в оборот. Он психовал и прочно сидел на транквилизаторах.
— Понятно, — напряженно сказал Сажин. — Значит, через него они решили контролировать общак, следовательно, и меня.
— Я тебе говорил: не доверяй блатным.
— А кому? Сдаться предлагаешь?
— Как там Дарья Витальевна? — сменил он тему.
— Поехала в центр, прогуляться.
— Вы поссорились?
— Нет.
— Вопросы есть или отпускаешь меня до завтра?
— Вопросов много. Но отвечать на них некому. Сколько Гербер проваляется в больнице?
— У меня нет права его допрашивать. А вот у него право есть оттягивать этот разговор насколько возможно.
— То-то и оно. Завтра я буду в офисе.
— Я хотел предложить тебе собрать правление, только собирать, похоже, больше некого.
— Да, дело встало… Говорят, ты решил пострелять? — небрежно спросил Сажин.
— Да вот, что-то в тир потянуло, — ответил он так же небрежно.
— Дело хорошее, — насмешливо сказал Дмитрий Александрович. — Завтра увидимся.
Сажин дал отбой.
«Даша поехала погулять по Москве. И Дыма на работе нет. Что там, интересно происходит, в семье у Сажиных? Как бы Дмитрий Александрович не напортачил, — заволновался он. — А не то ему опять придется надеть белое».
События ближайших двух дней показали, что Алексей был прав, подозревая неладное. Все его планы рухнули в один миг, и события все-таки вошли в активную фазу, которой Алексей так боялся.
Глава 9
— А ты уверен, что правильно делаешь? — спросил Дым, прилаживая в свой джип второе детское сиденье.
— Она мне пацана испортила, — поморщился Сажин. — Алиса из Димки воспитывает мужчину, а Дарья Витальевна из сына — красну девицу.
— А я тут, выходит, вообще ни при чем, — Дым смешно сморщил нос. — Ладно, я не обижаюсь. У Алисы Дмитриевны характер — кремень. Одно слово: Сажина! Мне остается лишь вытянуться во фрунт: «Слушаюсь, товарищ генерал!»
— Ты знал, на ком женился. И я знаю: Алисе повезло. С таким характером она осталась бы старой девой, если бы не ты. Как только ты ее уломал?
— Об этом вслух не говорят, шеф, — подмигнул Дым. — Сила-то в руках еще есть.
— Ты говоришь о моей дочери, не забывай, — Сажин шутливо встал в боксерскую стойку и поднял кулаки.
— Давайте, сэр, дождемся секундантов, — пошутил и Леня. — На ринге посчитаемся, батя. И вдруг по-мальчишески свистнул: — Пацаны, а ну сюда!
Димка с Сашей опрометью кинулись к машине. Сажин был доволен: сын вроде бы начал проявлять интерес к вещам, достойным настоящего мужчины. С увлечением смотрел, как папа разбирает и собирает автомат, дважды подтянулся на турнике, практически без помощи, утром встал под холодный душ и вытерпел, не выскочил из душевой кабины, визжа, как девчонка. Всего-то неделя прошла, а процесс воспитания из красной девицы настоящего мужика сдвинулся с мертвой точки.
Хорошо, что Даша этого не видела. Ни автомата, ни турника, ни покрывшегося мурашками, дрожащего Сашу в душе.
«Вроде не заболел», — косился Сажин на притихшего в машине сына. «Значит, не слабак. Ничего, выправится». Крепкий, как гриб-боровичок, краснощекий Димка признал-таки Сашу за своего и даже взял над ним шефство.
— А деда папке ка-ак даст! — восторженно говорил он, первым садясь в машину. — Папка тоже сильный, но дедушка сильнее!
Саша, которому пообещали, что «будет классно», — робко жался к отцу. Ребенок пока плохо понимал, куда и зачем его везут. Мама сказала, что вечером они с папой будут гулять и читать книжки.
— Долго не засиживайтесь, — сказала мама, поцеловав Сашу в лобик, перед тем как уехать.
Едва ее машина скрылась за воротами, они с папой тоже стали собираться. Приехали дядя Дым с Димкой, причем вид у них был как у заговорщиков. Саша понимал, что папа маму обманул, и это плохо. Димка же сказал: «Будет классно!» Разве врать — это классно? И ездить куда-то без мамы?
— Мы же мужики, — потрепал его по кудряшкам отец. — У нас есть свои секреты.
Сажин вез мальчишек в клуб «Три Эс» на бои кикбоксеров. А Дарья Витальевна с Алисой отправились сегодня в Большой театр на нашумевшую премьеру. Даша, конечно, хотела пойти туда всей семьей, оставив детей с няней, но Сажин был категоричен:
— На балет не пойду.
— Это не балет, а постановка в стиле модерн, на стыке жанров, — уговаривала его Даша.
— И кто зажигает? Геи, лесбиянки или трансвеститы? Или все вместе, раз на стыке?
— Дима, как ты можешь! Это настоящая культурная революция!
— Пена надстройки резвится над застывшим в граните базисом. Какая революция, Дашенька? Опомнись. Типичный хайп. Москвичи зажрались, их уже ничем не удивишь. Это ты, заграничная штучка, тебе этот модернизм в диковинку. Идите вдвоем с Алисой. А мы, мужики, дома посидим.
— А что вы будете делать? — подозрительно спросила Даша.
— Найдем чем заняться. Да хоть мультики посмотрим, — невозмутимо ответил Сажин.
Балет в Большом он придумал давно. И даже напрягся, чтобы достать билеты, потому что на премьеру обещался весь столичный бомонд. Спектакль затянется, а потом все эти шишки долго будут разъезжаться. Ближайшие к Центру улицы наверняка перекроют. И простые смертные с часок постоят в мертвой пробке.
— Не торопись, — дал Сажин инструкции Грише.
— Понял, — сдержанно улыбнулся тот.
Дым спросил:
— А если пацаны проболтаются?
— А как же мужская солидарность? — подмигнул притихшим мальчишкам Сажин. — Это ведь наш мужской секрет. Так? — Димка с Сашей дружно кивнули. — Женщины ушли смотреть на танцы, а мы поедем болеть за настоящих мужиков.
— Они пошли на балет, — поправил отца Саша.
— Что из мальчишки лепит, а? — сокрушенно покачал головой Сажин. — А не один хрен, Сашка, балет или танцы? Да хоть шапито. Надо менять этот мир, а не заниматься бесполезным и бессмысленным созерцанием.
Дым кашлянул:
— Маленькие они еще. Зря ты, батя, про созерцание. Я-то не догоняю. Но влетит нам — это уж точно. Это я как раз догоняю. Возрастной-то ценз на боях повыше будет, чем на балете. Да еще тотализатор. Спалимся.
— Ты на дорогу смотри.
Само собой, никаких детей в «Три Эс» по вечерам не пускали. Но Сажину, как президенту, дозволено было все. Это ведь был его клуб и его бойцы. А маленький Саша был единственным наследником Дела. Наследник мужского пола, другой пол бойцы не признавали, даже если сажинская дочка лихо размахивала рапирой.
Александр Дмитриевич Сажин сидел сегодня в президентской ложе впервые в жизни. Сначала ему было страшно. Но рядом были папа и дядя Дым. А движения бойцов отдаленно напоминали балет, который так любила мама. Тот же танец, только танцоры кричали, когда от ярости, а когда и от боли. Саша не мог понять, нравится ему это или нет. К тому же у него болела голова.
Пожаловаться отцу он боялся. Саша уже понял, что Димка лучше его во всем, и старался брать с нового друга пример. Не ныть, как девчонка, не закрывать глаза, когда брызжет кровь, не бояться за папу, когда того бьет дядя Дым, потому что папа сильный. Сильнее всех.
Димка то и дело вскакивал и махал руками и ногами, подражая боксерам на ринге. Сажин одобрительно улыбался и косился на сына. Саша хотел было тоже вскочить, но не смог. Ноги сделались ватными, на лбу выступила испарина.
В президентскую ложу ввалился огромный дядя, который уважительно пожал папе руку и вдруг нагнулся над Сашей:
— А это у нас кто? Никак наследник?
От дяди неприятно пахло. Саша уже знал, что это запах пива, отвратительного горького напитка, «гадости», как называла его мама. И Сашу замутило.
— Ну как, малец, впечатляет? — подмигнул ему дядя-гора. — Боец растет, а?
Тошнота подступила к самому Сашиному горлу, стало невыносимо жарко и душно, испарина выступила по всему маленькому, дрожащему телу ребенка. Мальчик сам не понял, как это случилось, но содержимое его желудка вдруг оказалось на ботинках дяди-горы.