— Сплошная конспирация, — проворчал Сажин.
— А ты как хотел? Остальное сделает Даша. Общаться с твоей «вдовой» мне не запрещено. Я по-прежнему друг семьи.
— Взаправду или роль такая?
— Иди, — сказал он сердито. — Хорош трепаться, не на митинге. Авось увидимся когда-нибудь.
— Увидимся, — уверенно сказал Сажин и, крепко пожав ему руку, поправил на плече лямку модного рюкзака и двинулся к турникетам. Этот рюкзак Алексей покупал сам, лишняя запоминающаяся деталь, отвлекающая внимание, не помешает. Всем ведь не заплатишь, не дай бог какая-нибудь ретивая девчонка, из новеньких, забьет тревогу.
Глядя, как уверенно Сажин шагает на паспортный контроль, Алексей с удовлетворением подумал, что за эти три дня Дмитрий Александрович изменился. Какая-то новая его ипостась в черных ботинках, черных брюках и белом свитере.
«Переходный период», — с измученной улыбкой подумал он. «А свитер на нем все-таки белый…»
«Порядок», — получил он эсэмэску через полтора часа. Это означало, что самолет, в котором сидит сейчас Сажин, готовится к взлету. Алексей, который сам сидел в это время в машине на стоянке у аэропорта, устало закрыл глаза. Некстати вспомнился фильм про Штирлица, как тот спал также в машине на обочине.
«Тоже мне, разведчик», — обругал он сам себя. «Ночью от страха почти не спал. Все могло в любой момент сорваться. Похоже, ничего не боятся только мертвые. А у меня и сейчас еще мандраж…»
Он все-таки уснул, прямо в машине. А когда проснулся, подумал, что пора начинать новую жизнь. Его прошлое стремительно набирало сейчас высоту в почти что новеньком аэробусе, чтобы улететь навсегда. Алексею даже показалось, что он видит его в вечернем московском небе.
…Они стояли у выхода из зоны выдачи багажа, Сашка жался к матери и, не узнав отца, который был в парике с густой челкой, закрывающей шрам над левой бровью, и с усами, застеснялся и спрятался совсем. Сажин улыбнулся и, нагнувшись, взял сына за руку:
— Привет!
— Усы тебе не идут, — серьезно сказала Даша.
— А что идет? Пластическая операция? — подмигнул он.
— Надеюсь, до этого не дойдет. Здравствуй, Дима. Ты вернулся?
— Как видишь, — он крепко прижал к себе сына, который узнал наконец отца и пошел к нему на руки.
— Ты не понял. Я спросила: ты вернулся?
— Да, — сказал он твердо и наконец решился ее обнять.
Так они и стояли вдвоем, обнявшись, с ребенком на руках, и не обращали внимания на суету в зоне прилета. Зимой в Италии был не сезон, но желающие побродить по солнечному Неаполю все равно находились. А некоторые приезжали сюда зимовать, на Амальфитанское побережье, где жила сейчас Даша. Сажину никогда не нравилось на юге Италии, и он не планировал здесь надолго задерживаться. Все надо начинать сначала. Встречаться с людьми, организовывать бизнес, возобновить тренировки…
Но главное — вернуть себе семью. Как только он потерял надежный тыл, все и посыпалось. Ему нужен сдерживающий фактор, чтобы не терять головы. Мнение, которому он доверяет. И это счастье, что Даша нашла в себе силы выслушать его. А уж он попытается убедить жену отменить решение о разводе. Отсюда, из Италии, они должны уехать вместе.
Эпилог
Прошла неделя. Алексей отъелся после того, как несколько дней перебивался одними только бутербродами, отоспался после пышных «похорон» Дмитрия Александровича Сажина и решил наведаться в «БуЗу». Он ожидал, что огромное здание опустело, спортивный клуб закрылся, оргтехнику вывозят, люди разбежались. Но, к его несказанному удивлению, в «БуЗе» жизнь кипела.
В огромном «аквариуме», юридическом департаменте, отделенном от основного помещения оргстеклом, царь Тигран важно прохаживался между столами, за которыми сидели погруженные в работу юристы. Увидев Алексея, Кочарян демонстративно отвернулся. К нему подошла знакомая Алексею блондинка и протянула папку с документами. Под понимающими взглядами сотрудников пара уединилась в кабинете начальника.
На втором этаже, где Алексей вышел по привычке, деловито сновали нагруженные папками работники бухгалтерии. В дверях Алексей столкнулся с розовой от волнения Вандой Бруновной Суве и спросил:
— Переезжаете?
— Расширяемся, — озабоченно сказала она. — Мне дали отдельный кабинет.
— Чайник не забудьте.
— Что? Ах, да, — она поправила челку, и Алексей заметил, что Ванда Бруновна покрасила волосы. Видать, в сетевом гипермаркете вчера была распродажа краски для волос. И косметичку Суве даже не раскрывала, когда собиралась сегодня на работу.
— А что здесь вообще происходит? — с интересом спросил он.
— Мне некогда, спросите у начальства, — отмахнулась Суве и подлетела к уронившей папку сотруднице: — Осторожнее! Это же копии платежных поручений!
«А где начальство?» — сам себя спросил Леонидов и шагнул в лифт. На третьем этаже его остановила охрана:
— К кому?
— К начальству!
— Пропуск есть?
— А как же! — он достал из кармана пропуск.
— Это старый, — презрительно сказал прыщавый хлыщ в черном костюме.
— А что, уже есть новые?
— У нас есть. А у вас?
— А у нас старая информация. Странно, что меня вообще сюда пропустили.
— Да, странно. Видать, вы все еще в списке. Надо сказать, чтобы вычеркнули. Ждите здесь, — велел хлыщ и сунулся в приемную.
Алексей замер у дверей.
— Проходите, — нелюбезно сказали ему минут через пять.
В приемной у президентского кабинета по-прежнему сидела Даша.
— А там кто? — кивнул он на заветную дверь.
— Это хорошо, что вы сами пришли, — сурово сказала Даша.
— Не понял?
— У нас реорганизация. Впрочем, сейчас вам все скажут. Одну минуту, я доложу, что вы ждете в приемной, — и Даша направилась к белой двери с табличкой, на которой все еще было написано «Президент Дмитрий Александрович Сажин».
«Вообще-то, я не жду», — разозлился он, слушая барабанную дробь, которую рассыпали по ламинату Дашины каблучки. На ней сегодня было нарядное платье, лицо тщательно подкрашено, волосы уложены.
— Проходите, — сверху вниз кивнула ему Даша, вернувшись от шефа.
Он вошел.
— Приветствую, — проскрипел Гербер, не поднимаясь из-за стола.
Алексей усмехнулся. После Сажина — Гербер, которому этот кабинет идет как корове седло. Паникер и почти что состоявшийся самоубийца. Интересно, что сказал на это его психиатр? Гербер устроит ему кабинет прямо здесь, за ширмой?
— Я, собственно, собирался отдать распоряжение секретарше, чтобы вас вызвали. Вы отсутствовали на рабочем месте несколько дней.
— У меня были уважительные обстоятельства. Как вы знаете, Сажина убили.
— На этот счет были оставлены соответствующие распоряжения.
— Да вы что? Так это вы наняли киллера?
— Я не так выразился, — оскорбился Гербер. — Я имел в виду, что в случае устранения президента и председателя правления по какой-либо причине полномочия оных переходят ко мне. Это записано в уставе.
— Поздравляю, — скептически сказал Алексей. — Но боюсь, боксерские перчатки Дмитрия Александровича будут вам великоваты.
— У меня другие методы, — нашелся Гербер. — У нас реорганизация. В связи с чем ваша должность упразднена. Вы уволены, — злорадно сказал Яков Карлович. — Формальности уладите в отделе кадров.
— Это совпадает с моим желанием, — усмехнулся он. — Один вопрос: а что здесь теперь будет?
— Общественная организация «Будущее за нами», — торжественно сказал Гербер.
— И чем заниматься будете?
— Консалтинг, девелопмент, развитие детского спорта, организация спортивных соревнований…
— Военно-патриотическое воспитание…
— Ирония неуместна, — поджал и без того тонкие губы Гербер. — Вы отнимаете у меня время. А я еще не вполне вошел в курс дела, — Яков Карлович поправил похожий на жирную селедку серо-голубой галстук.
— Еще одна шарашкина контора, — тяжело вздохнул Алексей. — Отмыв бабла. Значит, сыщики вам не нужны?
— Покиньте помещение, а не то я вызову охрану.
— Не трудитесь. Мне здесь делать нечего, — и он вышел в приемную.
— Уволили? — злорадно спросила Даша.
— Я всегда знал, что женщины злопамятны. Тебе злость не идет, у тебя лицо стареет. Сразу видно, что тебе тридцать.
— Мне двадцать восемь!
— Никогда бы не подумал, — и он положил ей на стол пропуск. — У тебя взгляд старухи, купи себе имиджевые очки. Счастливо оставаться.
…Когда жена пришла с работы, он был дома.
— Ты разогрел мне обед? — удивилась Саша.
— Все равно делать нечего. Давай поедем куда-нибудь, погуляем?
— На улице холодно. И сегодня вторник.
— А что, в Москве по вторникам не подают к столу спектаклей или каких-нибудь концертов? Ну, уж выставка какая-нибудь завалящая обязательно найдется? Жоп-арт какой-нибудь.
— Леша, перестань. Ты неуважительно относишься к искусству!
— Купить билет на концерт — какое же это неуважение? А я готов потратиться в честь такого дня.
— Леша, что с тобой? — Саша присела на диван и посмотрела ему в глаза. — Что опять случилось?
— Я уволился из органов.
— Вот новость! Ты еще в начале ноября уволился!
— Ты не поняла. Я действительно уволился из органов. Я не вернусь на работу в полицию.
— А тебя что, опять позвали?!
— Долго объяснять, — он тяжело вздохнул. — Когда-нибудь я наберусь смелости и расскажу тебе эту историю. Но не сейчас. Сейчас я очень устал, Сашенька. Мне надо вернуться.
— Откуда?
— Из того ада, в котором я прожил почти год. Когда я опять начну спать по ночам, я подумаю о том, что делать дальше.
— Такое лицо у тебя обычно бывает, когда ты разгадал очередную детективную головоломку. И мы обязательно куда-нибудь едем. Или идем в ресторан.
— А что? Давай рванем. Я тебя приглашаю. Мне дали выходное пособие. Можем кутнуть. Если хочешь, поедем отдыхать.
— Куда?
— Допустим, в Италию.
«Мне надо улучить момент и поговорить с Алисой, — подумал он. — Это последнее, что связывает меня с прошлым: дочь Сажина. Надо грамотно вывести ее из того состояния, в котором она находится. Начнем с того, что обсудим с Алисой Дмитриевной эскиз памятника для семейной могилы. А там, глядишь, и до сути дойдем. Как только я пойму, что Алиса печалится о смерти отца, я скажу ей правду. А сдается мне, Алиса Дмитриевна долго не сможет его ненавидеть. В ее жизни должен быть мужчина, рядом с которым она может хоть немного побыть слабой. Просто потому, что она — женщина».