вники всякие писали. Все говорили, что как все плохо случилось. Конец миру. Конец человеку. Много говорили, только бы не работать. Мне не нравятся такие. Зачем скулишь, если сам жив? Делай так, чтоб ничто не погибло, что может еще жить. Но они говорили, что они о высших материях думают. Какие такие высшие материи? Старшине они надоели. Он им тюрьма сделал с каторгой. Многие успели бежать. Они его тираном назвали. А Гау тоже работать заставляет. Но у него рабы есть. Хотя у Старшины политзаключенные тоже как рабы. Но Старшина говорит, что все люди равны, но есть паразиты, которых надо воспитывать и которых учить морали труда и созидания. А Гау говорит, что люди не равны. Есть высшие избранные. Есть недочеловеки и мутанты. Выживут сильнейшие, а остальные должны на них работать. Они селекцию проводят. Женщины у Гау работать не должны, если они полноценные. Они должны только рожать и ухаживать за домашним очагом и своими мужчинами. А Старшина говорит, что все должны работать. Только женщины на женских работах, а мужчины на мужских.
— У нас в Надеждинске тоже примерно так, — покачал головой Сквернослов. — Все работают. От каждого по способностям…
— Вот тебе и глухая тайга. Целых два тирана, — усмехнулся Людоед. — А ты говорил, что у них есть топливо. Так это?
— Да. У Гау оказалась вертолетная часть. А рядом пилорама коммерческая. А они, я потом узнал, делали у себя на лесозаготовке бетонные полосы и завозили туда много топлива для самолетов. Туда американцы должны были прилетать и делать аэродром как промежуточный. Там был старый аэродром. Разогнали часть давно. После Союза. А на том месте пилорама коммерческая сделать. И они там бетонная полоса длинней делать и топливо много завозить. Враги почему бомба не бросали тут атомная? Им аэродром нужен был целый и топливо. А у Старшины зенитки все. Он не пустил первые самолеты. А потом оказалось, что всем хана. Американцы не прилетели. А Старшина много вертолетов побил, которые Гау достались. А топливо у Гау много очень.
— Топливо… — Варяг нервно почесал бороду. — Мы можем самолет свой заправить.
— Ага, только дело за малым. Договориться с этим Гау, — усмехнулся Людоед. — Слушай, дед, а людей сколько там?
— А я не считал. Тысячи там. И тысячи там. Раньше больше было. Но холод. Воюют. Болезни. Сейчас меньше.
— Значит, вы в дружбе со Старшиной? — заговорил наконец Николай, единственный из их компании обратившийся к старику на «вы».
— Да, — охотник кивнул. — Гвардейцы меня знают. Старшина знает. Они меня не трогают. К себе звали. А я привык один. Охотник я. А тут моя земля. Люди Старшины признают мою землю. Но Гау не признают. Говорят, я мутант. Недочеловек. Но сюда мало ходят они. Раньше ходили. А потом нет. Зачем им один старый якут сахалар? Им Старшина надо эльген сделать. Убить.
— А почему вы не думаете, что мы шпионы Гау? — задал следующий вопрос Васнецов.
— Я знаю Гау. Они смотрят по-другому на других. Как на мусор. Они думают, они высшая раса, а другие мусор. Или неполноценные, или мутанты. Но я мутантов не видел. Это Гау сказки придумали и пугают всех. Что они, Гау, единственная сила, которая может бороться с мутантами. Нет, вы не Гау. Вы не думайте, что если я якут из тайги, то не соображаю. Я многое понимаю. Чутье у меня сильное. Охотник я. Сначала я подумал, что это те американцы прилетели, которых Гау ждут. А потом смотрю, вроде нет. — Он вдруг засмеялся. — Для нас, азиатов, вы, пучеглазые, конечно, все на одно лицо, но я вижу, что не американцы. Славяне.
Все засмеялись, приняв шутку старика.
Людоед достал папиросу и закурил, сжимая ее зубами.
— Ну, какие будут соображения по поводу наших дальнейших действий?
— Какие тут еще могут быть соображения? — нахмурился Сквернослов. — Садимся в нашу таратайку и едем дальше, как и ехали до того. Я больше не желаю ввязываться в какие-то разборки местного значения и уж тем более не желаю лететь. Натерпелся я этого самолета. Хватит. Да еще с таким психом за штурвалом.
— Тебе зубы говорить не мешают? — Варяг уставился на Вячеслава.
— Да иди ты, Варяг. Ты бы на себя со стороны посмотрел…
— Ну а ты, Славик, попробовал бы управлять самолетом, — встрял Людоед.
Николай задумчиво взглянул на низкий потолок землянки и прикрыл глаза. Он снова видел в своем воображении чистое голубое небо и яркое солнце. Зажигающиеся в зените звезды. Ковер белых облаков внизу. Снова захотелось во что бы то ни стало вырваться из удушающего плена серого, занесенного снегом дня и безграничной власти свинцовых туч.
— Нам нужно топливо для самолета, — сказал он наконец.
— И как ты себе это представляешь? — Людоед с иронией посмотрел на Николая.
— Надо подумать. — Васнецов пожал плечами. — Ну, вспомни. Мы же еще прошлой ночью разворошили черновиков и привели их к поражению. Ты и я. Так неужели…
— Сбавь обороты, Коля. — Вячеслав был явно недоволен. — Там были рейдеры. Там была совокупность благоприятных факторов. А что тут?
— Да нет. Блаженный дело говорит, — вздохнул Людоед. — Подумать, конечно, надо. Ведь еще один рывок на самолете, и мы уже на Аляске.
— Сейчас мы много не надумаем, — возразил Варяг. — Надо поспать. Отдохнуть. Прошедшие сутки были очень напряженными.
— Согласен, — кивнул Людоед.
— Так давайте отложим до утра. Молот, не возражаешь, если мы у тебя на ночлег останемся?
— Сох, — улыбнулся старик. — Оставайтесь. Правда, тесно тут.
— Ничего, — махнул рукой Яхонтов. — Славик и Илья, оставайтесь тут на ночлег. А мы с Николаем в машине переночуем.
— Зачем вам на Аляску? — спросил вдруг охотник.
Варяг задумался на мгновение, затем улыбнулся и сказал:
— Они ведь к нам прилетали. И мы теперь их навестим. А то как-то невежливо получается.
— А тут совсем холодно, — поежился Варяг, подойдя к луноходу, припаркованному у жилища якута. — Представляю, каково на Аляске будет. Брр…
Он был прав. Морозы Надеждинска, Москвы или Урала не шли ни в какое сравнение с холодом, царившим в этой местности. Хотя, возможно, так лишь казалось, ведь от холодов пройденных территорий остались лишь воспоминания. А холод Якутии был здесь и сейчас.
— Ты спать хочешь? — Яхонтов посмотрел на Николая.
— А что? — Васнецов по этому вопросу понял, что спать им не придется. — Вообще-то не очень.
— Ну, тогда давай потеплее оденемся. Смажь лыжи парафином.
— И куда пойдем?
— Осмотримся. На вертолет поглядим. Следы, которые Славик видел. Ты же любишь шляться по поводу и без. Вот и прогуляемся.
Поверх бушлатов они надели тулупы и водрузили на головы меховые шапки. На лица натянули дыхательные маски с большим стеклом, обшитые теплой тканью для защиты лица от холода.
До реки они дошли минут за пятнадцать. Лыжи легко скользили по снегу. Единственное неудобство в пути доставлял давящий на плечи тулуп. Вскоре показался и стоящий во мраке самолет. Варяг некоторое время смотрел на него, словно приветствуя старого друга, затем двинулся в ту сторону, откуда они зашли на посадку. Довольно долго они шли по неглубокому снегу, вдоль следа, оставленного самолетным шасси при посадке. Путь мог и казаться долгим из-за монотонности движений и неизменного пейзажа покрытой льдом и снегом речной глади и полос оставленного следа. Километра через три они наконец увидели чернеющий на пробивающейся сквозь ночную темноту белизне снега корпус от БМП, который они сбросили с Ил-76.
— Отлично. — Варяг остановился и тяжело дышал. — Значит, вот там, на том берегу, должен быть вертолет. Пошли.
— Варяг, послушай, — произнес, догоняя, Николай. Голоса обоих звучали, словно откуда-то из большой бочки, искажаемые масками.
— Чего?
— Что ты думаешь о том, что этот старик рассказал?
— Думаю, что нам опять замараться придется в крови.
— Ну а кто, по-твоему, лучше? Старшина или этот Гау?
— Старшина, конечно. Он ведь не предатель, если верить словам якута. Хотя с головой у этого Старшины, возможно, что-то случилось. Вообще не просто тут судить. Ясно, что старик ему симпатизирует. Но топливо не у него, а у Гау.
— И как нам быть?
— Я думаю, надо завтра со Старшиной этим связаться. Посмотрим, что за фрукт. Может, получится у нас сотрудничество.
Николай хотел выразить сомнения на сей счет, но промолчал. Он, воодушевленный невероятным успехом в Екатеринбурге, где им удалось разгромить группировку черновиков, уверовал в то, что их миссия угодна самым высшим мистическим силам, которые покровительствуют ему. А это значило конкретно для Николая, что можно было просто покончить с Гау и забрать его топливо. Однако здравый смысл постепенно вытеснял эту самоуверенность. Две противоборствующие стороны с тысячами людей. И Старшина так и не смог одолеть Гау. Так что может сделать четверка людей? Даже если и один Людоед стоил десятка. Васнецов вздохнул. Все-таки должно быть какое-то решение.
— Вот он. — Варяг указал лыжной палкой в сторону черноты прибрежного леса.
Хищный корпус Ми-24 торчал почти вертикально, раздвинув деревья, в которые он попал, и уткнувшись носом в сугроб. Яхонтов посветил фонариком. Остекление обеих кабин было разбито при ударе. На оставшихся осколках стекла по кромке фонаря были видны следы замерзшей крови. От лопастей винтокрылой машины мало что осталось. Рубя нещадно деревья, а было видно по характерным отметинам, что он влетел в эти заросли с еще вращающимся винтом, лопасти и сами разлетелись на куски. Хвостовая балка была согнута при ударе буквой Г. Левый двигатель был разворочен, и на корпусе виднелись следы огня. Звезды давно были закрашены, вместо них были черные круги с вписанным в них треугольником. Внутри треугольника был изображен глаз.
— Кажись «Иглой» его срезали. И сдается мне, что он тут месяц, от силы два месяца лежит, — произнес Варяг, осматривая машину. — Все, что можно было тут снять, уже сняли. Тел экипажа тоже не видно. — Он посветил вокруг. — А вот и те следы, про которые Славик говорил. Да. Похоже, тут действительно аэросани были. Наверное, они и забрали отсюда все барахло и летчиков.