— Да поймите, молодой человек, — вздохнул Старшина. — Вода ледяная.
— Но Варяг сказал, что это был плавающий танк, — подал голос Сквернослов. — Правильно я говорю?
— Совершенно верно, — кивнул Варяг.
— Так вы сами видели, как его льдиной огромной ударило, — ответил комиссар.
— Ну и что? — сказал Яхонтов. — Вы хоть танк нашли?
— Нет. — Комиссар мотнул головой. — Говорят же вам, район поиска огромный. Это безнадежное дело. Ну, смиритесь… Мы потеряли в бою почти триста человек. А тут из-за одного такие поиски.
Николай нервно расстегнул ворот бушлата и сорвал с себя шарф. Ему словно вдруг стало не хватать воздуха.
— Он один, — прохрипел Васнецов. — Он один стоит десять, сто, тысячу… Он один стоит все те жизни, что остались на этой земле. Все те жизни, что он хотел спасти… Он один… Ищите его…
Старшина протянул комиссару свою трубку.
— Андреич, набей табачку, мне неудобно одной рукой. — Затем он поднялся и подошел к Николаю. Положил здоровую руку ему на плечо. — Мы скорбим вместе с вами. Но люди устали очень. И замерзли. Нет смысла дальше продолжать. Река замерзла. Он может быть подо льдом. Район поиска очень большой. Он погиб как герой. И он станет героем Новой Республики.
— Мы даже похоронить его не можем…
— Его могилой стала река.
— Река… Лена… проклятый чернушный слепой старик… И правильно говорил Ветер. Лучший герой — мертвый герой… — Васнецов прикрыл лицо ладонью и тихо заплакал.
Была уже глубокая ночь. Мимо проносились наплывы свежего льда, сковавшие Лену в цепкие объятия. Николай понимал, что скоро кончится топливо, а он уже далеко от цитадели Старшины, однако душа рвалась искать друга, но вокруг были тишина и пустота. Как он ни пытался мобилизовать свои приобретенные способности, ничего не выходило. Он сейчас был не морлок. Не псионик. Простой осиротевший человек, который не хотел признавать потерю друга. Он остановил снегоход. Изо льда на полкорпуса торчал опрокинутый на бок танк. Нет… Это Т-72. Это не то, что нужно. Николай заглушил снегоход и подошел к танку. Обошел вокруг. Во льду виднелись вмерзшие трупы легионеров, собак, что тянули упряжки. Даже оленей. Вон еще что-то на полкорпуса торчит… БМП…
Васнецов аккуратно извлек из кармана пачку папирос, которые взял в вещах Людоеда. Прикурил. Сделал затяжку и залился кашлем. Какая гадость…
— Зачем ты куришь? — спросила Рана. — Это же вредно.
— Вредно. — Николай горько усмехнулся. — Илья ведь не от сигарет погиб.
— Ну, все равно… — Она пожала плечами.
— Почему он, Рана? Почему не я? Он ведь лучше бы справился с миссией.
— Не я ведь решаю. Но я ставлю на тебя. Ты сможешь… А он сделал мне больно…
— Сделал тебе больно? А я тебя вообще убил. И что?
— Ты убил одну несчастную девушку… Теперь-то ты убил много больше людей… Но он… он сделал больно всей земле. Он запустил ракеты по собственной планете, на которой жил. Зачем так?
— А какой был выбор? Может, если бы он этого не сделал, то еще больше ракет было бы запущено… — Васнецов подошел к ней совсем близко. — Рана, я хочу обнять тебя.
Девушка улыбнулась.
— Ты не можешь, Коля. Я ведь мертва. Меня нет здесь, и это не сон. Ты не можешь.
— Но я хочу, — упрямо повторил Васнецов.
— Только после того, как ты сделаешь то, что должен. После этого ты сможешь, когда освободишь меня.
— А я смогу освободить тебя?
— Конечно, золотой. Потерпи. Уже скоро…
— Хорошо. Я сделаю то, что должен. Но только ради того, чтобы обнять тебя. По-настоящему, а не во сне. — И он повернулся и пошел к снегоходу.
Варяг и Славик уже ждали его возле большого здания, где находились луноход и их новые апартаменты. Николай знал, в комнате четыре кровати. Но одна будет пуста. Васнецов поморщился от запаха алкоголя, исходившего от его товарищей.
— Вы что, пили? — строгим голосом спросил он.
— Помянули Илью, — всхлипнул Сквернослов. — Мы-то с ним не ладили особо. Но такой золотой мужик был… Больно, Колян…
— И мне больно. Но я не пьян.
— Ладно, будет тебе, — вздохнул Яхонтов. — Пойдем спать. Старшина сказал, что они заправят самолет к утру. Завтра вылетать.
Они зашли внутрь, а Николай остался. Он почувствовал на своей спине чей-то пристальный взгляд. Повернувшись, Васнецов понял, что не ошибся. Это была Лена. Она подошла к нему. Странно. У нее совсем не заплаканные глаза. И лицо спокойное. Только бледное. Без румянца. Вот у него, Николая, наверняка заплаканное лицо. У Варяга и Славика тоже заплаканные лица. А у нее нет. Она не горевала по Илье?
— Ты мне и ему говорил, чтобы мы держались друг от друга подальше, — спокойно сказала Лена. — А теперь он мертв.
Сказав это, она влепила ему пощечину и ушла.
Николай сел в сугроб и стал растирать разгоревшуюся от удара щеку.
— Странные вы существа, бабы, — пробормотал он. Затем повернул голову и крикнул: — Если любишь его, то иди и найди! Нет трупа, значит, есть надежда! А вы все его похоронили! И ты сказала, что он мертв! И эти двое уже помянули… пропили! А я не верю! Не верю! Может, он где-то живой! Далеко! Один! Замерзший! Не верю я!!! Найди его, если любишь!!! А нам лететь надо! Нам этот чертов мир для вас спасать надо!!!
Он зачерпнул ладонями снег и, прижав к лицу, снова зарыдал.
— Это же, мать его, плавающий танк, с-с-сука!
Он уже бывал в этом городе. Однажды. Хотя какой, к черту, город. Чадящие едким дымом руины. Плач среди обломков, словно плакали сами камни. Чьи-то окрики и стоны боли. Снующие в дыму тени потерянных и оглушенных шоком людей. Чистилище. Город после ядерного удара. Он неторопливым шагом прошел, наверное, целый квартал. Обломки хрустели под ногами. Хлюпала грязь. Перемешанная вода из разбитых трубопроводов, сточные воды канализационных труб, кровь и бетонная пыль. Асфальт еще не остыл после вспышки. Он испарял своим теплом влагу из всей этой жижи.
— Андрей! Макаров Андрей! — позвал Николай.
Человек, сидящий на обломке стены дома, обернулся.
— А, Колька, рад тебя видеть, — устало улыбнулся он. — Ну, в смысле, не очень рад. Ты, значит, погиб?
— Да нет пока. Еще жив.
— Это хорошо. Рад за тебя. — Космонавт вздохнул.
— Ну, как ты тут?
— Да как обычно. Ничего нового.
— Нашел дочку свою?
— Нет. — Андрей мотнул головой. — Так и не нашел. И Юру так и не встретил.
— А жена?
— Не узнает меня. Смотрит в пустоту. Больно ее видеть.
— Сочувствую, — вздохнул Васнецов. — Послушай… Ты… Ты Илью тут не встречал?
— Илью? Креста? Как! И он?!
— Ну… я даже не знаю… или просто поверить не могу…
— Блин, жалко-то как. Нет. Я его тут не встречал.
— Правда? — Николай даже отчего-то обрадовался.
— Так ведь это ровным счетом ничего не значит. Эх, Коля… Так вас трое теперь…
— Да. — Васнецов кивнул, огорченный последними словами Андрея.
— Ну да ничего. Варяг — мужик тертый. Да и вы со Славиком тоже молодчики. Управитесь. Вы ведь еще не передумали?
— Нет, конечно.
— Вот и славно. Не зря же мы все жизни свои положили. Как там трактор наш? Бегает еще?
— Бегает, — улыбнулся Васнецов.
— Вот и хорошо. — Андрей задрал голову. — А тут совсем нет неба… Скверно-то как…
Николай посмотрел на небо. Его действительно не было. Были серые, белые и черные разводы дыма и пара. И пепла… Даже затянутое тучами небо его реального мира казалось приветливее по сравнению с этим. Он опустил голову и хотел что-то сказать, но вдруг увидел в дымящихся руинах одного из зданий ползущего на четвереньках старика. Это же тот самый слепой смотритель «генератора чудес»! Сейчас он ответит!..
Васнецов вскочил и бросился к нему.
— Пока, Коля! Удачи тебе! Заходи в гости! Только не торопись сюда! — крикнул вдогонку Макаров.
— Ладно! — отмахнулся Николай.
Черт, где он! Куда запропастился этот старик?! Он же только что тут был!
Васнецов принялся метаться среди развалин. В дыму пожарищ. Расталкивал бродящих, потерянных мертвецов, и это происходило бесконечно долго. Он бы, наверное, так и бегал в поисках того старика, но вдруг понял, что находится уже за пределами города. На пустынной дороге, идущей к близкому горизонту, на котором рос густой темный лес. Справа и слева от дороги непролазные топи, а на пути, метрах в ста от него, стояли два рейдера. Может, это амбал и оборотень? Дядя и отец? Неужели и они мертвы?
Николай обернулся. Город почему-то был далеко, хотя он только что вышел из него, сметенного безудержной силой ядерного взрыва и укутанного дымом и болью людей. Васнецов направился к двум стражам, охраняющим дорогу.
— Кто вы? — спросил он.
— Стражники чистилища, — одновременно ответили они громовым басом своих фильтров.
— Вы старика тут слепого, ползающего не видели?
— А знаешь, сколько тут ползающих и слепых? — с какой-то иронией спросил тот, что слева.
— Если ты хочешь пройти по этой дороге и выйти из чистилища, то должен ответить на два вопроса, — прогремел тот, что справа.
— Первый вопрос, — медленно произнес левый. — Нашел ли ты радость в жизни?
Николай опешил. Что за вопрос? Хотя… Мудрый, конечно, вопрос, если он адресован тому, кто закончил свой жизненный путь и должен отчитаться за него пред высшими силами. А какая радость была у него в жизни? Только боль, одиночество, отчаяние и непонимание того, зачем он живет. Сплошное нытье и апатия. Какая тут радость…
— Нет, — развел он руками.
— Уходи! — рявкнул правый.
— А второй вопрос какой?
— Ты не смог ответить на первый! Зачем тебе второй!
— Но я ответил!
— Это не ответ, а констатация! Уходи обратно в город!
— Ну скажите, что за второй вопрос! — негодовал Николай. — Вам что, трудно?
— Хорошо, — смягчился левый. — Была ли твоя жизнь для кого-то радостью?
Шикарный вопрос, нечего сказать. Васнецов задумался. Для кого его жизнь стала радостью? Кому он принес радость? Он убил Рану, он не спас ту девушку в метро, он не смог уговорить несчастную девочку-проститутку избежать смерти, он доставил неприятности Лере из Вавилона и зверски убил многих вандалов. Он не уберег Юру Алексеева. Он обидел Ветра, говоря о его сыне, инвалиде. А рабыня Рита живет благодаря ему, и мучают ее все вре