Несколько секунд он тихо стоял, привыкая к полутьме шатра, после яркого утреннего солнечного света. Отец, сидящий чуть позади своего князя и предводителя, заметив сына, сделал знак рукой, приказывая подождать.
Адам покорно застыл на месте, жадно вслушиваясь в разговор князей.
Он сразу понял, что решают они важнейший вопрос — об избрании Старшего Князя — военного правителя на время войны с турками. И также быстро он понял, что до общего решения далеко.
Из пяти русинских князей на совете было четверо, от последнего — пятого здесь находился только посланец, его близкий родич, потому и прислушивались к нему князья-правители, заверявший остальных в том, что князь с войском вскоре будет, задержавшись со сбором и оправдываясь медлительностью передвижения обоза с пушками.
Войко заметил, что именно посланец Одрича — пятого из князей и вносит наибольшую смуту в совет. Он незаметно и с большим искусством стравливал правителей между собой, не давая прийти к общему соглашению. «А видят ли это остальные? И что тут обсуждать, ведь всем ясно, что лучшего полководца, чем князь Стефан Борут не найти. Но тот молчит, закусив ус и пристально глядя на Одрича».
Воислав посмотрел на отца и понял, что и ему не нравится то, что здесь происходит. Лица у всех были разгоряченные и воинственные. Не легко каждому из владетельных князей и в малом поступиться своей властью и честью, признать другого старшим над собой. В общем обсуждении наступило минутное затишье, слуги разнесли всем напитки, Адам заметил, что отец подзывает его к себе и, не тратя времени, проскользнул к нему, и замер, почтительно склонившись.
— Где тебя нелегкая носила, мало мне… — вполголоса осведомился воевода, видно было, что не до того ему сейчас, не то досталось бы Воиславу за самовольную отлучку куда как больше. Княжич только собрался рассказать о событиях этой ночи, как отец прервал его.
— Молчи и слушай. Возьми десяток охотников и дойди до Черной балки, проверь, нет ли там турок, что-то тревожно мне, вести путанные, никто толком не знает, где эти чертовы турки… Понял ли? Как разведаешь все, сразу назад с докладом. Все, ступай.
Войко оставалось лишь молча склонить и так опущенную голову и выбраться из шатра, последним, что он услышал, были слова отца, обращенные к Одричу.
— Так где же твой господин, где его войско, турки близко…
Воины отряда Воислава, который вот уже год, несмотря на юные лета, водил дюжину молодых русинов-охотников горными тропами, только и ждали приказа княжича, кони оседланы, сами бойцы в доспехах и при оружии, собраны и готовы к делу.
— На конь! За мной.
Большего и не потребовалось, дюжина всадников на рысях ушла из лагеря, следом за своим командиром. Привычно выдвинули вперед дозор, куда ставили самых глазастых и быстрых, их дело успеть заметить врага первыми и оповестить остальных. В дальних вылазках уже не раз обагрялись шашки его десятка, летели точно во врага меткие пули из ружей и пистолей. Немало турецкой крови пролили охотники, на счету у каждого из молодцов не по одной вражьей жизни. Научились воины понимать друг друга без слов, действовали умело и обдуманно, вести приносили и пленников брали не раз. И нынче снова задание. Все чувствовали, близок большой бой, и от того были особо сосредоточены, ни одной улыбки не мелькнуло на еще безусых, но уже украшенных шрамами, лицах.
Привыкли они во всем доверять Войко, который не раз выводил их из таких ситуаций, когда, казалось бы, смерть была неминуема. Искренне любили они своего удачливого командира, жизнь за него готов отдать был каждый, и повиновались с радостью, а не только исполняя свой воинский долг. Потому и понимали его с полуслова. И то, что необычайно мрачен был княжич, тоже заметили, но виду не показали. Солнце палило немилосердно, а до Черной Балки путь не близок. Хорошо еще, что вскоре свернули в прохладную тень леса, где Войко повел их тайными тропами, не раз уже ими изученными в предыдущих вылазках.
Тревожно было на душе у княжича. Не нравилось ему это затишье перед бурей, а что буря разразиться — он не сомневался. Прав отец, что-то слишком непонятно, куда делись турки, да еще этот Одрич воду мутит. Где их войско? Что так задержать могло?
Если бы хоть пленного взять удалось. Но для этого его найти надо, а на счету каждая минута. Войко чувствовал это и гнал свой маленький отряд с головокружительной скоростью. Насколько позволяла лесная дорога. В некоторых местах приходилось пробираться шагом, но вскоре начался глубокий овраг, который идеально подходил для них — вел прямиком к ущелью рядом с Черной балкой. Единственно, чего опасался княжич, что овраг уже занят, так как мог служить замечательным укрытием для противника. Но опасения его были напрасны. И вскоре они уже скакали во весь опор по твердому дну оврага, обмотав предварительно копыта лошадей тряпками, чтобы стук подков не выдал их врагу преждевременно.
Совсем бесшумно продвигаться не удавалось, то камень вылетит из-под копыт, то чей-нибудь конь всхрапнет, но обзор был далекий, а опасаться, что их заметят сверху, не стоило — края оврага были намного выше всадников, пригнувшихся к шеям верных скакунов, и надежно защищали от взглядов врагов, случись так, что они уже на равнине. Лишь на поворотах приходилось проявлять особую осторожность. Войко скакал впереди, надеясь, что удастся добраться до ущелья без приключений. А уж оттуда можно легко оглядеть всю округу, оставаясь практически незаметным. По мере приближения к цели тревога княжича все росла. Опасность витала в воздухе, заставляя напрягаться все органы чувств. Еще немного и впереди замаячили грозные очертания Черной балки. «Только бы никого не было в ущелье» — подумал Воислав. Ведь если враг уже там, предупредить отца просто не успеть.
Предчувствия не обманули, внизу, по дну узкой долины шел, поднимая пыль, большой отряд янычар.
— Чтоб вас! — Не смог удержаться Войко от тихого ругательства.
Но толку то? Надо что-то придумать. Враг, если ничего не предпринять, уже через пару часов выйдет в тыл войска русинов и перекроет единственную дорогу к крепости Борутов.
Войко окинул ущелье взглядом, обдумывая свои дальнейшие действия. Там, дальше, каменные стены сжимались, образуя узость, очень удобную для засады. Приняв решение, Воислав уже не медлил.
— Богумир, ко мне.
Молодой воин тут же возник перед командиром, готовый выполнить любой приказ.
— Отправляйся к воеводе и передай, что по ущелью идет отряд янычар, не меньше полутысячи, думаю, они хотят перекрыть дорогу, мы их тут задержим, сколько сможем, но… Понял?
— Понял, княжич.
— Тогда с Богом. Отправляйся.
Обернувшись к своему первому помощнику Миколе Орлику, огромному, несмотря на сравнительно молодые лета русину-воину, прославившемуся своей непомерной силой и храбростью, и особо ценимого Воиславом за сдержанный, холодный разум и толковый совет во всяком деле, он подозвал его и кратко поведал свою задумку.
Микола в ответ лишь молча склонил чубатую, размером с добрый чугунок голову, украшенную роскошными пшеничными усами, выражая полное согласие с княжичем.
— Раз ты согласен, то мешкать не будем, — и, обернувшись к отряду в который уже раз за сегодня приказал, — по коням.
Орта янычар-болюков из личной гвардии султана в полном боевом составе — почти пять сотен воинов, уже несколько часов скрытно пробиралась по ущелью в тылы позиций неверных. Чорбаджий Селим-бей (полковник у янычар) вместе с ближайшими офицерами двигался в центре походной колонны, хоть и назвать построение не соблюдающих никакого строя и шагающих как им удобнее янычар колонной — было бы слишком лестно.
Ручей, протекавший по дну ущелья, почти пересох к середине лета, выдавшегося в этом году очень жарким, и воины Аллаха могли без труда шагать по сухим камням русла, не утомляясь сверх меры. По расчетам Селим-бея идти им оставалось еще пару часов, когда тишину июльского утра разрушили взрывы и выстрелы. Первая же граната разорвалась прямо под ногами чорбаджия. Он рухнул на уже успевшие нагреться от солнца камни, и кровь из рваных осколочных ран залила гранитные булыжники, шипя и испаряясь от жара.
«Аллах, за что наказываешь нас?» только и смог прошептать, умирая, Селим-бей.
Ожидание казалось бесконечным, хотя янычары двигались довольно быстро, и скоро уже передовой отряд должен был оказаться на расстоянии выстрела. Войко сжал пистолет в руке и почувствовал, как хладнокровная уверенность вливается в жилы. Все должно получится, иначе… Нет, нельзя об этом думать. Четыре бойца затаились среди деревьев, видеть их он не мог, но знал, готовы, ждут его выстрела, не подведут.
Его выстрел прогремел первым, когда до янычар оставалось всего шагов двадцать, остальные четыре слились в один. Пятеро турок рухнули на жесткие камни ущелья. Стали взрываться гранаты, летя со склона, где затаился Орлик, внося панику в нестройные ряды противника, откуда сразу донеслись крики боли и страха, турки заметались в пороховом дыму. Начали раздаваться частые ответные выстрелы.
Оставшиеся пятнадцать человек передового отряда заметались среди порохового дыма, взводя курки и тщетно выискивая затаившегося среди зелени противника. Двое попытались броситься к кустам, но это их не спасло. Залп — и еще пятеро выбито начисто, только корчащиеся в смертной муке тела остались на камнях, окрасив воды ручья алым.
Расправа была стремительной и жестокой, враг не успел опомниться, как русины ринулись на десяток уцелевших янычар с шашками наголо.
Пистоли Войко были двуствольными и потому, разрядив один, он остался с еще двумя выстрелами в запасе, первым бросился на врага, увлекая охотников вперед.
Началась страшная сеча. Рядом рубились его верные товарищи, кромсая врага с безжалостной яростью. Нанося стремительные и неотразимые удары, княжич успевал следить за всем происходящим и дважды пускал в ход пистолет, разя тех из врагов, кто был в тот миг опаснее всего. Преимущество внезапности дало им ощутимый перевес, и вскоре последний из янычар передового дозора пал, срубленный русинской шашкой.