13. Бладхаунд
Бладхаунд ждал.
На пороге появилась Тоша.
— Как она? — спросил Бладхаунд.
— У нее сотрясение мозга. Пришла в себя, чувствует себя плохо. Для лечения таких недомоганий моих знаний может не хватить. Для таких случаев существуют больницы.
— Сотрясением мозга она могла и не отделаться.
Бладхаунд поднялся.
— К ней нельзя, — Тоша преградила ему дорогу. В режиме сиделки она была чересчур заботлива. Но модуль подключался только полностью, и, значит, к медицинским умениям прислуги прилагались определенные паттерны поведения. Пришлось оправдываться.
— Мне нужно поговорить с ней. Ей может угрожать более серьезная опасность.
Тоша зависла на минуту, взвешивая все «за» и «против», и, наконец, медленно отступила.
— Я прилепила на нее датчики. Если изменятся показатели, я не допущу дальнейшего разговора.
Бладхаунд согласился. Подумал было, не перевести ли Тошу в рабочий режим на время разговора, но потом решил, что не стоит. В конце концов, девушке досталось, а ухудшение ее самочувствия вовсе не в его интересах.
Он зашел в комнату. Жанна лежала, отвернувшись к стене, но, почувствовав присутствие чужого, повернулась и попыталась встать. Выглядела она плохо. Слишком бледная, дышит неровно. Слабая.
— Лежите. Вам надо лежать.
Он ждал вопросов, или обвинений, но она просто молча смотрела на него. Она все-таки приподнялась и теперь полулежала, не сводя с него глаз. Бладхаунд уселся на пол в дальнем от кровати углу — пусть видит, что он не собирается причинять ей вред.
— Как вы себя чувствуете?
Молчание.
— Я должен извиниться, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал мягко. — Мы незнакомы, и ваше появление здесь должно казаться вам как минимум странным. Я готов объясниться.
С минуту просто молчание, затем — легкий, едва уловимый кивок.
— Меня называют Бладхаунд, — сказал он. Имя ей, похоже, ничего не говорило. — Мне пришлось некоторое время наблюдать за институтом мозга. Были обстоятельства. Я знаю о ваших друзьях. Вам не стоит меня опасаться. Я обнаружил вас и привез сюда. Мог бы — в больницу, но вы сами понимаете, что в данных обстоятельствах это было бы небезопасно. Мой домашний робот обладает нейрокристаллом сиделки. Я постоянно обновляю модули. Вам удобно?
Он нехотя кивнула.
— У вас есть вопросы? — спросил Бладхаунд. — Задавайте, я отвечу.
Она снова кивнула. Задумалась. Потом спросила, хрипло и коротко:
— Стас?
— Не понял вопроса.
— Это вы вытащили кристалл Стаса? Зачем?
— Это был не я.
Есть еще Стас. Бладхаунд мысленно сделал пометку.
В комнату бесшумно вкатилась Тоша, дала Жанне что-то выпить и удалилась.
— Жанна, — успокаивающим тоном заговорил Бладхаунд. — Мы с вами на одной стороне. Я никого не разбирал.
Это правда.
— Я — искусствовед. Занимаюсь нейрокристаллами. Их эстетической ценностью. И ничем больше.
Диплом даже демонстрировать не надо — вон, стоит на полке. Тоша поставила, «для красоты». Бладхаунду было все равно.
— Я занимаюсь поисками одного редкого кристалла.
Верит. Бладхаунд убедителен.
— Поиск привел меня к институту мозга.
Открыла рот. Бладхаунд замолчал. Ждал. Она наконец заговорила.
— Этот ваш кристалл оказался живым? Но ведь они же… как люди…
— У меня нет уверенности, — сказал Бладхаунд, — в том, что я напал на верный след. Я надеюсь, вы поможете мне это выяснить.
— Вы их… убьете? Ради кристалла?
Бладхаунд сам не знал. Он, как собака, должен пройти по следу. Привести хозяина к добыче. А что хозяин с ней будет делать — не его забота.
— Нет, — сказал он, наконец. — Кристалл в теле — даже интереснее. Для искусствоведа.
— Их… надо защитить. Они сбежали и будут делать глупости… Они же вне закона! Их надо найти…
— Это моя работа, — сказал Бладхаунд. — Я ищейка со стажем. У меня большие связи. Я смогу защитить их. И вас.
— Меня?
— Вы говорили про некоего Стаса. Его поменяли. Не вы, и не я. Кто? Значит, кто-то еще в курсе.
Жанна кивнула.
— Теперь роботы сбежали. Цели их неизвестны, но вряд ли они собираются сидеть тихо. Значит, будет шум. Те, кто имеет к ним доступ, могут обвинить в этом вас. Вы не думали об этом?
Не думала. Побледнела, позеленела даже. Руку к горлу поднесла — тошнит?
Влетела разъяренная Тоша.
— Я же говорила — не беспокоить больную! Ей нужен покой. Хватит разговоров!
— Нет! — это Жанна. — Нет, пожалуйста… мне надо знать…
— Чуть-чуть осталось, Тоша, — примирительным тоном сказал Бладхаунд.
Тоша не сразу, но скрылась за дверью.
— Вам не надо бояться, — сказал Бладхаунд. — Я могу защитить вас. И ваших друзей тоже. Но мне понадобится помощь.
— Какая?
— Когда заменили кристалл Стаса?
— Недели… дайте вспомнить… с месяц, наверное… чуть меньше.
Как раз тогда пропал кристалл Разумовского.
— Вам известно имя того, кто появился вместо него?
— Имени… нет, он не говорил… Мы звали его Бунтарем.
— Тот, кто бежал сегодня — Бунтарь?
— Да.
— Ему кто-то помогал?
— Не знаю.
— Еще вопрос. Вы сегодня пришли к роботам. У вас был с собой нейрокристалл одного из них?
— Откуда вы… да, был.
— Я так и думал.
Бладхаунд поднялся.
— Спасибо, Жанна. Больше я не стану мешать вам отдыхать. А то Тоша меня побьет, — он растянул губы — улыбнулся. — Как только Тоша позволит, я отвезу вас домой.
Он приканчивал третью чашку кофе, когда раздался, наконец, звонок.
— Что там? — коротко спросил он.
— Вышли. Точнее, сначала один вошел, через час где-то как вы уехали, а только что вышли. Трое.
— Можешь их описать?
— Невысокие, щуплые и какие-то… одинаковые, что ли. Лиц пока не видел — темно, а они в капюшонах. У одного проблемы с левой рукой.
— Проследи за ними. Узнаешь, куда они пошли — дашь знать.
В следующий раз телефон зазвонил под утро.
Бладхаунд записал адрес и расхохотался отрывистым, похожим на собачий лай смехом.
— Бладхаунд? — собеседник явно не ждал подобной реакции.
— Все в порядке, — ответил Бладхаунд, прекращая смех. — Отличная работа. Продолжайте слежку за домом и… всеми его обитателями.
Бладхаунд активизировал терминал и открыл папку с аудиозаписями. Новая информация автоматически сортировалась по времени поступления. Бладхаунд сперва решил разобраться с самыми свежими данными.
Откинулся на спинку кресла, потянулся, хрустнув суставами и позволил себе еще несколько глухих смешков. Разумовский и Левченко. И Кривцов, который одного полагает своей домашней прислугой, а о присутствии другого за стенкой даже не догадывается.
Задание выполнено. Положение объекта установлено. За домом ведется круглосуточная слежка. Бладхаунд может закончить охоту в любой момент.
Бладхаунд проснулся рано, но чувствовал себя выспавшимся. Первым делом потянулся к терминалу и прослушал записи из квартиры Кривцова. Ничего важного там не происходило, никто не звонил, и Бладхаунд с некоторой долей неудовольствия отметил, что делать ему нечего.
За стенкой зашевелилась Жанна. Бладхаунд слышал, как Тоша осматривает ее.
Бладхаунд встал, оделся и прошел в кухню. На плите в кастрюльке булькала каша, рядом лежали поджаренные ломтики бекона. Пахло свежемолотым кофе.
Появилась Тоша, забрала у него кастрюлю и налила кашу в тарелку.
— Девочку надо кормить.
— Как она?
— Лучше. Но несколько дней ее не стоит тревожить. Я бы настоятельно рекомендовала осмотр доктора в больнице.
— Подожди, — попросил Бладхаунд. — Я проясню обстановку и решу, насколько это безопасно.
— У нее мама. Волнуется.
— Пусть позвонит и что-нибудь придумает. Я не шучу про опасность.
Тоша удалилась к Жанне. Из приоткрытой двери донесся женский голос.
Странное ощущение. Женщин в этом доме не было никогда.
Раньше, еще когда он не был ищейкой, он коллекционировал женщин. Коллекционирование было его страстью, оно же сделало его искусствоведом. Картины, скульптуры, нейрокристаллы… Потом — женщины. Он коллекционировал их взглядом и памятью, не желая обладать. Понимал, что красотой владеть нельзя. Красота существует в другом измерении, она обладает властью, и не стоит пытаться подчинить ее себе.
Он коллекционировал одних и спал с другими.
Так было до тех пор, пока он не предпочел первым нейрокристаллы, а вторым — проституток. Это случилось после после того, как Бладхаунд повзрослел и, неожиданно для себя, сам стал объектом охоты. Это было странно — Бладхаунд с детства привык не выделяться. Среднего роста и телосложения, самой обычной внешности и без особых примет — он был таким сколько себя помнил. Даже в подростковом возрасте стремление выделяться обошло его стороной. Ему нравилась его неприметность, она позволяла замечать больше других, оставаясь в стороне. Ему нравилось замечать. И не нравилось пристальное внимание к его персоне.
Такое отношение к красоте позволило ему стать тем, кем он стал. Это — и умение решать задачи. Он любил складывать, сопоставлять, находить ниточку — и тянуть за нее, вытягивая очередной кусочек. Сколь сложна ни была задача, он стремился отыскать изящное решение. Это была его дань красоте. Найти, увидеть, причаститься — и передать тому, кому больше нравится владеть.
Бладхаунд вернулся к себе и снова потянулся к терминалу, когда зазвонил телефон. Высветился номер Емельянова.
— Наконец-то, — сказал Бладхаунд в трубку.
— Это невероятно! — затрещал Емельянов. — Я бы раньше позвонил, но тут, понимаешь ли, такая штука вскрылась, я же просто не мог не проверить! Слушай, я уж и так его, и эдак, и ничего, я уже отчаялся, ну, думаю, подведу Бладхаунда, собрался тебе звонить, а тут осенило меня! Я подумал, а проверю-ка я на органику раствор. Ну, это, который из него выходит, значит. А он — выхолощенный, ну как будто после прошивки только что!
Емельянов замолчал. Ждал ответа. Бладхаунд молчал. Емельянов заговорил снова: