— Не трогай! — крикнул Левченко, когда Илюха уже протянул руку, чтобы схватить робота. — Он вполне может обладать защитным механизмом и запищать, или дать сигнал на пункт охраны. Зачем нам это?
Четыре пары глаз смотрели, как робот неспешно прополз мимо Илюхи и двинулся в долгий обход комнаты. Ро вспомнилось, как, еще ребенком, он поймал ежа и посадил в коробку у себя в комнате. Еж удрал в угол, попыхтел там, побежал в другой угол, по пути наткнувшись на кусочек сыра, брошенный юным наблюдателем. Кусочек сыра исчез мгновенно, почти не замедлив движение ежика.
Ро следил за уборщиком, так же быстро подбирающим мелкий мусор с пола, пока не понял, что остальные уже вернулись в кабинет.
— … японцы не знали, куда девать остатки со складов, — закончил мысль Левченко. — И принялись переделывать их с учетом нового времени. Робот адаптирован под человеческий мозг. У нее даже под память несколько слотов, хотя для работы ей хватает и одного. И кстати, в ее памяти наверняка есть список тех, кто умер и чьи истории болезни нам нужно посмотреть.
— Что ты предлагаешь? Чтобы кто-то из нас влез в тело этой чертовой медсестры?! — возмутился Разумовский.
— Я сам это сделаю, — спокойно откликнулся Левченко.
— Как именно?
— Мы пойдем вдвоем с Ро. Найдем нужную ординаторскую, вырубим сестру. Ро переставит кристалл и блоки памяти, я быстро сбегаю за нужными нам документами и вернусь.
— А я?
— А ты, Андрей, будешь ждать здесь.
— Опять ждать?!
Левченко схватил Разумовского за плечи и слегка тряхнул:
— Недолго, Андрей! Потерпи еще немного.
Разумовский нехорошо посмотрел на Левченко, затем расхохотался.
— Недолго, говоришь? Да черт с вами! Когда вы пойдете?!
— Завтра ночью.
— Почему не сегодня?
— Потому что сегодня пятница. Завтра, соответственно, суббота, и в больнице будет гораздо меньше народу.
Из темноты лаборатории выполз уборщик. Подполз к двери, подмигнул ей лампочкой — и дверь распахнулась. Робот прополз в образовавшийся проем. С минуту подождав, дверь снова закрылась.
— Ладно! — повторил Разумовский уже спокойнее. — Действуй. Только не тяни!
Сердце Ро бешено колотилось. Даже несмотря на знание того, что никакого сердца у него нет, оно все равно билось, эхом отдаваясь в голове. Левченко шел впереди, сосредоточенный и хмурый.
Больница выглядела неприветливо. В коридоре горели тусклые лампы, двери палат были закрыты, а номера на дверях уменьшались по мере их продвижения вперед, и это выглядело зловеще — будто кто-то запустил обратный отсчет перед наступлением неизвестности.
Остановился Левченко напротив двери, из-под которой веером разбегались лучи света. Ро по знаку Левченко замер, прислушиваясь.
Левченко отошел назад и, поманив за собой Ро, скрылся в дверном проеме по соседству. Ро вошел следом.
Это был туалет. Три кабинки без дверей, раковина, на стенах — творчество местных больных, но главное — здесь была кнопка вызова медсестры. Левченко нажал на нее и спрятался за перегородкой. Ро вжался в стену рядом с ним. Сердце колотилось, заглушая гудение в голове.
Через минуту дверь открылась и вошла медсестра. Та самая, с сайта, только теперь Ро засомневался в том, что она — робот. Приятно пухленькая, с широким лицом и черными волосами, убранными под шапочку, она осмотрела кабинки и начала разворачиваться с выражением удивления на лице. С тем же выражением она упала на руки Левченко, переключившему рычажок у нее на затылке.
Левченко осторожно усадил ее на пол и поднял глаза на Ро.
— Ну, давай, Ро, — сказал он, подставляя черноволосую голову. — Действуй.
Ро смотрел на девушку. Казалось, она спит. Глаза прикрыты, волосы чуть растрепались — вот сейчас она встанет, поправит прическу, одернет халат и пойдет к больным…
Но время шло, а девушка не вставала. В ее лице проступило что-то такое, что всегда пугало Ро: безликость — первый признак смерти.
Он хотел уже протянуть руки к затылку под шапочкой, но в голове снова загудело, и память подбросила недавнюю картинку — тело на кушетке, руки в перчатках, кровь, ошметки плоти и кости в пластиковой миске. К горлу подступила тошнота. В глазах стоял туман.
— Ро! — резкий оклик донесся будто издалека и погиб в тумане. — Ро! Действуй, Ро! Чего ты ждешь?
— Я… не могу, — сказал Ро. Он сам, кажется, упал — по крайней мере спина его касалась теперь чего-то твердого и холодного. — Я не могу. Не могу…
— Тогда иди сам, — твердо приказал голос откуда-то сверху.
— Хорошо, — согласился Ро, плохо соображая, что происходит. — Хорошо, я пойду.
И стало темно.
Ее звали Тамарой. Ро понял это сразу же, как вынырнул из водоворота воспоминаний.
В шесть утра ему нужно на обход, а до шести полагалось спать. Раз его разбудили, значит, кому-то нужна помощь…
Ро огляделся и увидел самого себя. Двух. Один — полулежал в углу, прислоненный к грязной стене, второй сидел перед ним на корточках и озабоченно разглядывал его — третьего.
— Ро! Ты в порядке?
— Кажется, да, — сказал Ро и замолчал в изумлении. Его голос стал женским. В глазах опять помутнело — уверенность в том, что этот голос — его, натыкался на не менее твердое знание, что это не так. Через некоторое время из глубин памяти всплыло понимание: так надо. Это ненадолго.
Ро потряс головой.
— Сколько времени? — спросил он.
— Четыре ночи.
— Уф… — выдохнул Ро. — Два часа еще!
— Лучше побыстрее, — покачал головой Бунтарь. Нет, Левченко. Или Бунтарь.
Несколько секунд ушло на согласование имени.
— Встать можешь? — спросил Левченко.
— Могу.
Ро поглядел на свои — Тамарины — ноги. Память электронной медсестры подсказала, что и ноги эти принадлежат Ро.
— Эй, — окликнул Левченко. — Все хорошо?
— Угу.
Ро встал. Покачнулся. Левченко поддержал его. Тело Тамары оказалось почти такого же роста как и его родное, модели Adam3f. Но все равно мозг отметил несоответствие.
— Ты должен спуститься в архив. Это двумя этажами ниже и…
— Я знаю, — перебил Ро. Он действительно знал. Он не раз и не два спускался в архив. Правда, ни разу еще ничего оттуда не брал — только относил папки.
Левченко поглядел на него с любопытством.
— Я поставил блок памяти сестры вместо одного твоего, Ро. Так что не пугайся, если обнаружишь провалы в памяти. Я вытащил самый старый блок, не думаю, что тебе понадобится эта информация в ближайшее время. Интересный опыт… Впрочем, — оборвал он сам себя, — сейчас у нас с тобой, Ро, другая задача. Система допуска должна реагировать на тело, а не на мозг, так что с тем, чтобы туда проникнуть, проблем у тебя не будет.
— Я знаю, — снова кивнул Ро.
Достаточно было поднести руку к панели.
— Тогда мне остается только сидеть здесь и ждать тебя, Ро, — улыбнулся Левченко. — Иди.
Ро подчинился беспрекословно. Он почувствовал, как тело выпрямилось и ровным шагом направилось к двери. «Иди» — так говорят люди, когда дают Тамаре задание. Это правильно.
Ро вышел из туалета и повернул направо. Он дошел уже почти до лестницы, когда на пульте завопила сирена.
Голова тут же загудела, и Ро вспомнил, что это из пятьсот седьмой, он обещал зайти туда, потому что у Голованова по ночам случаются панические атаки. Рисполепт не спасает. А Верочка наверняка забыла сделать инъекцию диазепама. Необходимо завтра же поговорить с Иваном Семеновичем об изменении лечения.
Стоп! Ро остановил себя, когда уже дошел до ординаторской и протянул руку к двери. Какой диазепам? Он, между прочим, не умеет делать уколы. Делал, много раз, но — не умеет!
Ро замотал головой, пытаясь прогнать из своего сознания память электронной медсестры. Навыки содержались в нейрокристалле, а не в памяти. От когнитивного диссонанса голова пошла кругом, и он был вынужден прислониться к стене, чтобы не упасть.
За дверью ординаторской раздались шаги.
— Тома! Уйми больного! — послышался заспанный голос Верочки.
Ро уже некогда было думать, откуда он знает Верочку. Он испугался, что его застанут здесь, а там, глядишь, отправят делать укол. Страх примирил обе его памяти и заставил тело броситься к лестнице со всех ног.
Стараясь ни о чем не думать, Ро спустился на два этажа, остановился перед знакомой дверью и приложил указательный палец к панели. Дверь послушно отъехала, и они с Тамарой уверенно зашли внутрь.
Папки лежали там, куда он их и положил. Умершие — отдельно, вот в этом шкафчике. Пока Тамара механическим движением доставала папки с полки, Ро отметил, что Левченко был прав. За последние полтора года умирать стали чаще. Намного чаще. Позапрошлый год — две папки. И до этого каждый год — не больше пяти. А в прошлом году… Он не успел начать считать, как цифра всплыла в голове: «восемь». И тринадцать уже за этот год. Проблем с родственниками умерших не было, потому что у одиннадцати из них не было родственников. С Одуваловым были проблемы — его жена угрожала подать в суд. Но так и не подала. А мужа прошили, больница заплатила из своего кармана. Еще у троих были контракты на прошивку, Ро знает точно, потому что сам вводил сыворотку, чтобы тела дождались прошивщиков. Остальные девять — просто пропали. Ро заполнял эти карточки, и знает, что причины смерти в них — вымышленные, а мертвых тел никто не видел.
Ро уронил папку. Руки были непривычно маленькие. Поднял и двинулся к выходу.
Левченко ждал его с нетерпением.
— Молодец! — похвалил он Ро, когда тот вывалил добычу ему на руки. — Давай, верну тебя на место, Ро! Садись сюда.
— Память! — Ро остановил его руки, протянувшиеся, чтобы помочь. — Моя… то есть ее память. Надо взять.
Левченко кивнул.
И Ро отключился.
Когда он пришел в себя, мозг с завидным упорством сообщил, что это — тоже не его тело. Но по крайней мере к Ро вернулась привычная четкость движений. Он почувствовал, что устал. Хотелось оказаться где-нибудь, лучше всего — в месте, которое он мог бы назвать домом, и побыть одному. С некоторой тоской подумал он о комнатке в институте мозга, где можно было уединиться. О Профессоре, Ваньке и Иване Михайловиче, о Жанне, которая приходила, рассказывала новости и позволяла себя писать… Память скользнула еще дальше, в убогую квартиру, снятую за гроши и заставленную