– Я не больной через таможню везти. Правда, трубку там купил.
Рослик принес вино и какую-то особую трубку, напоминающую реторту для химических опытов. Заодно постучал в дверь ванной застрявшему там Севочке. Тот появился в комнате в одних полурасстегнутых джинсах, надетых, судя по всему, на голое тело, сразу прыгнул на кровать.
– Я думал, Звягинцев, тебя тут уже в третий раз девственности лишают, а они пыхают… э, мне-то дайте!
Пить крепленое вино после виски было крайне неразумно, но Георгий разлил марсалу по стаканам. Рослик раскурил трубку и передал по кругу.
– Я один раз так накурился, что идти не мог, – задумчиво сообщил Севочка. – Когда выпускной был в училище. Меня до автобуса Клочкевич тащил. Мы с ним даже целовались.
– Не стошнило? – покривился Рослик.
Тот хмыкнул.
– Георгий Максимович, а вы верите в любовь с первого взгляда?
– Это к чему? – спросил Георгий, наконец чувствуя, как виски, вино и конопля закружили хоровод в его черепной коробке.
– Так, интересно. Мне тут сказал один, что любовь – это просто слово из шести букв, излишне нагруженное значениями. А я вот верю, – после паузы добавил Сева. – Вы не смотрите, что я некрасивый. Зато талантливый. Особенно в сексе.
– Он, главное, приезжает ко мне и говорит – я влюбился! – воскликнул Рослик, который тоже вдруг оказался изрядно пьян. – Да пошел ты, Измайлов! Как будто ты знаешь, что такое любовь.
Пересиливая головокружение, Георгий взял в свои его холодные руки.
– Хорошо, детка, только не кричи.
– Любовь – это очень больно, вот здесь, внутри, как будто тебя ест злая крыса! – Рослик вырвал руку и толкнул его в грудь кулаком. – А ты – самодовольная скотина с толстой шкурой. Ты даже ни разу не пробовал покончить с собой!..
Немного обескураженный этой филиппикой, Георгий Максимович попытался погладить его по голове, но тот уткнулся лицом в диванную подушку и заплакал, сотрясаясь всем своим худым узким телом.
– Почему ты такая скотина? Ты хоть знаешь, Измайлов, что сломал мне жизнь?!
Севочка уже дремал, вытянувшись на кровати, с погасшей трубкой в руке. Глядя на него, Георгий пережил приступ дежавю – угнетающей уверенности в том, что сидел уже когда-то на этом ковре, смотрел на плачущего Рослика и чувствовал только равнодушие и легкую дурноту. Дальнейшее развитие событий представлялось достаточно ясно: что бы он ни сделал сейчас, наутро будет муторно и стыдно, и значит, можно делать почти все.
Поднявшись, Георгий отыскал среди одежды, аккуратно развешанной в шкафу, свой пиджак. Включил телефон и набрал номер.
Игорь сразу снял трубку, словно ждал звонка.
– Это я. Ты спишь?
– Нет, – ответил мальчик.
– Я сейчас заеду за тобой.
Тот заторопился.
– Подожди, я не дома, я у Дениса. Я поругался с теткой…
– Ты с Марковым? – приставив к холодной стене кулак, спросил Георгий Максимович.
– Нет, – пробормотал тот упрямо и обиженно. – Можешь не верить… Он правда меня просто подвез тогда… Ничего не было.
Его голос звучал так чувственно и близко, словно они оказались рядом в постели.
– Ты, конечно, врешь, но пусть. Бери машину и приезжай на Мытнинскую. Я там буду через полчаса.
Рослик умывался над раковиной. Георгий обнял его сзади и поцеловал волосы, пахнущие цветочным одеколоном.
– Собирайся, поедем ко мне.
Глаза у него были пьяные, мутные, словно студень.
– А Севка? – пробормотал он. – Я его не оставлю. Он встанет и подожжет мне квартиру.
Собственное лицо в зеркале – бледное и обрюзгшее – показалось Георгию чрезвычайно неприятным. Он умылся ледяной водой, сильно забрызгав рубашку на груди.
Одеваясь, Рослик напомнил:
– А Севка?
Георгий вернулся в комнату, завернул безжизненного Севочку в плед, взвалил на спину. Рослик еще сообразил сунуть в пакет вещи приятеля – свитер, куртку и ботинки. И словно опомнился, уже стоя в дверях.
– Как ты сядешь за руль? Ты же на ногах не стоишь!
– Я вызвал такси, – успокоил его Георгий. – Лучше помоги загрузить его в лифт.
На улице накрапывал дождь, но машина уже подъезжала к подъезду.
– У вас там что, труп? – спросил таксист.
– Труп, – подтвердил Георгий, укладывая Севочку на заднее сиденье. – Нам нужно на Мытнинскую набережную, это сразу напротив Петропавловки, я покажу.
Рослик сел рядом с Севой, придерживая его голову.
– Господи, Измайлов, как я устал от всего этого, если бы ты знал! Я уже твердо решил – хочу уехать отсюда. Найду себе какого-нибудь спокойного немца лет пятидесяти. А что? Буду там преподавать, у них наши специалисты ценятся. Разведу цветы… Зачем мне этот гнилой мертвый город? Тут нельзя жить, хорошо только сдохнуть!
Игорь стоял у въезда в арку – продрогший, с голой шеей, в безобразной вязаной шапке. Георгий подошел к нему, ощущая в груди какой-то клокочущий кипяток – ненависть и одновременно жгучее желание.
– Замерз?.. Ничего, сейчас согреешься. Познакомься, это Рослик… Ростислав Евгеньевич, мой давний и очень близкий друг. А это еще один наш приятель… и пойдем.
Таксист помог внести Севочку в подъезд, где тело принял невозмутимый консьерж.
Оказавшись в квартире, Георгий сразу прошел в кухню, открыл бутылку коньяка, налил и выпил. Он действовал машинально, не зная, что сделает в следующую минуту.
– Я тоже хочу выпить, – заявил Рослик, отбирая у него бутылку. – И кофе. И нужно поесть.
– Конечно, детка, всё для тебя.
Распахнув холодильник, Георгий начал выкладывать на стол сыр, ветчину, помидоры.
– Да, нужно поесть… Это просто необходимо. Только подожди минуту…
Он взял Игоря, так и не снявшего своей шапки, за руку и повел в хозяйственную уборную, где хранились чистящие средства и необходимый домашний инвентарь – гладильная доска, пылесосы, стиральная машина.
– Ну, что ты мне скажешь, малыш?
Мальчик смотрел на него испуганно и пристально, словно не узнавая.
– Давай скажи, как ты скучал. Как ты меня любишь и хочешь.
Он отпрянул было, но Георгий обхватил руками его голову, прижался лбом к его лбу и зашептал:
– Какой ягненок, сейчас заблеет… Ну, обнимай глупого дядьку. Он же верит всем твоим сказкам.
Опрокидывая какие-то коробки и бутылки с моющими жидкостями, Георгий повалил его на пол на четвереньки.
– Ну, давай – бе-бе-бе… Ты овечка, я баран. Как тебе игра?
– Не надо, – выдохнул он.
– Смешно? И мне смешно.
Он не сопротивлялся, и Георгий сделал все грубо и быстро. В последний момент сомкнул пальцы на его горле и успел подумать: «Сейчас убью его», – и что вот так, наверное, умирают от инсульта.
Затем, постепенно приходя в себя, услышал, как Игорь судорожно кашляет под ним. Запоздало сообразил, что чуть не придушил мальчишку и сильно напугал.
– Жив?..
Тот торопился натянуть джинсы, отползая, громко клацая зубами.
– Ну ничего. Извини.
Георгий встал, повернул кран и подставил голову под холодную воду. Это прояснило сознание, но не рассеяло туман, в котором спуталось происходящее.
Рослик в прихожей надевал пальто.
– Куда ты? – спросил Георгий.
– Какая тебе разница? Домой.
– Подожди. Пойдем выпьем.
Рослик покривился.
– А потом? Спать вместе? Чтобы твой мальчик посмеялся надо мной, тебе этого хочется? Ему семнадцать лет, а мне двадцать девять, у меня вот такие вены на ногах и изуродованные пальцы! Нет уж, развлекайтесь без меня! Старую куклу надо выбросить, когда купили новую!
Игорь тоже вышел в прихожую, бледный как покойник.
– Я не буду над вами смеяться, – проговорил он, не сводя с Рослика глаз.
Тот резко обернулся.
– Только вот не надо меня жалеть, зайка моя! Пожалей себя, вернее будет!
– Ты можешь меня послушать? – с нажимом потребовал Георгий. – Я хочу, чтобы ты остался, и ты останешься. Я ничего подобного не имел в виду.
– Вот ему рассказывай, что ты имел в виду, – Рослик ткнул в Игоря пальцем. – А я тебя не первый год знаю!
В этот момент Севочка, вероятно, разбуженный шумом, появился в конце коридора, хватаясь за стены, раскачиваясь с угрожающей амплитудой. Увидев их, он негромко изумленно воскликнул:
– Твою мать, люди! А где я?
В ответ на это Игорь громко икнул, и Георгий Максимович вдруг почувствовал себя балаганщиком, которого взбунтовавшиеся куклы втягивают в хоровод своей жестокой буффонады. Икающий Пьеро, полуодетый Арлекин и разъяренная Коломбина сговорились повеселиться на его счет.
– Так! – возвысил он голос. – Никто никуда не уходит. Ты раздевайся, ты надень мой халат в ванной за дверью. А ты прекрати икать! Все – марш на кухню, я варю кофе.
Рослик не сразу, очень медленно, стащил пальто. Игорь пытался сдержать икоту – в кухне Георгий налил ему воды.
– Это тебя кто-то вспоминает, – пояснил Севочка, впопыхах или же с умыслом натянувший на себя неизвестно где добытый халат Нины Ивановны, цветастый, отделанный тесьмой. – Кстати, ты кто? И что мы тут делаем?
– Меряемся, у кого член длиннее, – зло прокомментировал Рослик.
– А если у кого-то самый маленький?
– Тот и будет дежурить по кухне, – попытался пошутить Георгий, но никто не улыбнулся.
Единственный трезвый из них, Игорь, видимо, решил исправить упущение и налил себе сразу полстакана коньяка.
– Да, а почему мы не пьем? – спохватился Севочка.
– Пей, кто тебе не дает, – покривился Ростислав. – Здесь будут только рады. Может, трахнут тебя наконец красивые мужчины, а не Клочкевич с Кондрашовым, как всегда. – Затем он вдруг переключился на Игоря: – А ты что моргаешь, зайчик-одуванчик? Думаешь, кусок счастья урвал? Дядька богатый, не жадный, с горячей морковкой между ног? Только запомни мои слова, дорогуша! Сейчас он тебе сигаретки прикуривает, вино дает пить изо рта. А когда наиграется – подотрется тобой, бросит в унитаз и спустит воду. И тебе будет хуже, чем мне! Потому что я-то знал это с самого начала, а ты до сих пор думаешь, что в сказку попал.