Она отвернулась к окну, закурила. Максим поставил диск китайского диджея, привезенный Добрыниным из Гоа, начал переключать семплы. Ему было приятно досадить ей в ответ на полученную в зале душевную ссадину, но ссориться он не хотел.
– Правда, как ты играла, мне в целом понравилось, – добавил он, смягчая тон. – Хотя не понимаю, зачем было раздеваться и натурально целовать ноги этому хиппи. Надеюсь, он хотя бы их предварительно помыл.
Таня хмыкнула. Двери служебного подъезда наконец распахнулись, выпуская компанию актеров. Гриша в коротком пальто, в намотанном вокруг шеи красном шарфе увлеченно что-то говорил на ходу, размахивая руками. Остальные слушали, забегая вперед, стараясь заглянуть ему в лицо.
Таня открыла окно и крикнула:
– Ребята, мы здесь! Кого подвезти?
Гриша повернулся на ее голос, но, встретившись взглядом с Максимом, высокомерно вскинул голову.
– Мы пройдемся пешком, тут рядом, – отозвался кто-то из актеров. – А вы что, тоже едете?
– Конечно, едем! Садитесь, у нас три места, – Таня обернулась к Максиму. – Они тебя стесняются. Пригласи их, пожалуйста…
– Это же твои друзья. Уговаривай их сама.
Две девушки наконец отделились от компании и направились к машине. Таня обрадовалась им, как сестрам, с которыми не виделась годами.
– Садитесь, девчонки! Берите сигареты, хотите? Знакомьтесь, это Максим… А это Люба, она делала костюмы, а Настя просто ее подруга…
Ресторан, где намечался банкет, больше напоминал студенческую столовую, но девушки, которых они подвезли – обе некрасивые, коротконогие, – из робости не решились войти и остались ждать остальных перед входом.
– Ты собираешься здесь что-то есть? – спросил Максим. – Лично я пас. Не хочу подхватить дизентерию.
Таня взглянула на него огорченно.
– Слушай, почему ты так со мной сегодня разговариваешь? Ну пусть не понравилось, но можно же из вежливости что-то приятное сказать. Люди старались, работали, хотели донести свои мысли… Это же заслуживает уважения, даже если получилось не всё!
– Лучше я все-таки поеду домой, – проговорил Максим. – Мне здесь не по себе.
– Как хочешь.
Она обиженно повернулась к нему спиной, села за стол, взяла меню. Поколебавшись, Максим все же решил остаться.
Компания во главе с Гришей появилась минут через пять. Суетливо, шумно они начали раздеваться, рассаживаться за столом.
Их было человек двенадцать. Рассматривая их, Максим вспомнил рассуждения действующего политика и отцовского приятеля Владимира Львовича о деградации отечественного генофонда. Наконец наступила тишина – это Гриша обвел своих апостолов кротким, но повелительным взглядом.
– Ребята… сегодня особенный день. Мы шли к нему долго, непростыми путями. Но мы преодолели все преграды – невежество, гордыню, лень ума… и сегодня подводим итоги. Сказано – по плодам их узнаете их.
Они потянулись к рюмкам.
– За нас! За тебя, Гриша!
– Давайте, ребята… За вас, вы такие молодцы!
На столе были приготовлены закуски – обветренная ветчина, бледный сыр, нарезанные кружками апельсины и подпорченные бананы. По плодам их узнаете их…
Перебивая друг друга, они начали делиться впечатлениями.
– Самый сильный момент был, когда…
– Главное, Олег весь монолог держал напряжение, а в конце форсировал…
– И я смотрю в зал и чувствую этот энергетический столб…
Максим видел, как старательно они игнорируют его присутствие. Таня тоже словно забыла о нем. Она быстро захмелела, распустила волосы.
– Ребята, я хочу сказать за себя… Мне было так интересно работать с вами! За это время я поняла очень многое… такие вещи, о которых раньше даже не задумывалась. Эта роль очень изменила меня. Спасибо вам!
– Это взаимосвязанный процесс. Ты изменилась сама и перестроила образ, – негромко, проникновенно произнес Гриша. – Твоя Мария привнесла в спектакль живое женское тепло.
– И живое женское тело, – добавил Максим желчно.
Гриша обратил к нему бледное лицо.
– А для вас, господин Паратов, женщина – это только животное тело? Которое щекочет вашу похоть? С такими жизненными установками мне вас искренне жаль.
– Если я Паратов, вы, соответственно, – бедный чиновник Карандышев? – зло усмехнулся Максим. – Что ж, вам идет эта роль.
Тот побледнел еще сильнее, но ответил почти спокойно:
– Кто и когда вас так сильно обидел, что вы до сих пор мстите всем окружающим? Неужели вы не понимаете, что, никого не уважая, вы теряете и уважение к себе?
Максим ощущал, как в нем разгорается злость. Он мог бы уложить Гришу одним ударом в челюсть, но не хотел выглядеть смешно. Он встал и кивнул Тане.
– Поехали отсюда. Эксперимент по сведению разных пород животных закончен.
Гриша вдруг вскочил, сжав кулаки.
– Эй, ты! Татьяна тебе не крепостная девка, чтоб ей приказывать!
Максим взял Татьяну за руку выше локтя и повел к двери, но режиссер догнал, преградил ему дорогу.
– Отпусти ее, ты!.. Видишь, она не хочет ехать!..
Максим отпихнул его плечом. Актеры вскочили с мест, окружили своего пророка. Чувствуя поддержку, тот закричал, обращаясь уже к Тане:
– Посмотри, кого ты выбрала! Отними у него его папашу с ворованными деньгами, что останется? Избалованный барчонок, самодовольное ничтожество. Олово для пуговиц!
Гриша вдруг схватил со стола стакан и выплеснул в лицо Максиму какую-то жидкость. Тогда Максим скрутил свитер на его груди и поволок его на улицу.
Тот не оказывал сопротивления, и, чувствуя физическое превосходство, Максим несколько раз шлепнул его по щекам ладонью, как нашкодившего пса, а затем плюнул ему в лицо.
– Теперь ясно, кто здесь ничтожество, ты, Мейерхольд? А если узнаю, что ты с ней спишь, получишь по всей программе!
Гриша стоял перед ним бледный, напуганный, но с мученическим выражением на лице. Актеры наблюдали эту сцену с ужасом.
Таня наконец опомнилась и закричала:
– Тебе лечиться нужно, Максим! Ты совсем озверел от наркоты!.. Что ты творишь?
– Поехали отсюда, – он снова крепко взял ее за руку.
– Я никуда с тобой не поеду!..
– Я сказал, поехали! – крикнул он и выругался.
Они сели в машину и отъехали от ресторана. Максим гнал, глядя прямо на дорогу. Таня молчала. Он включил музыку.
– Ладно, извини. Не знаю, что на меня нашло. Этот ублюдок меня вывел. Строит из себя пророка, а сам обыкновенный неудачник. Ноль, помноженный на ноль.
Она продолжала молчать, и он убавил звук приемника.
– Что такое олово для пуговиц? – спросил он примирительно.
– Это Ибсен. Пер Гюнт, – ответила она.
– И что это значит? Я не читал.
– К Пер Гюнту приходит пуговичник, чтобы переплавить его в ложке… с другими пустыми и мелкими душами, которые не заслужили ни ада, ни рая. Выключи эту музыку, пожалуйста.
– И ты согласна с этим?
– С чем?
– Что у меня пустая мелкая душа, которая не заслуживает ни ада, ни рая?
Он не видел ее лица – только часть щеки, которую закрывали волосы, – но почему-то ясно представлял себе его выражение, упрямое и сосредоточенное.
– Нельзя так относиться к людям. Как будто все, кроме тебя, – грязь под ногтями. Как будто деньги действительно значат все.
Максим выключил радио.
– Не все, но очень многое. И знаешь, что я тебе скажу? Если ты хочешь, чтобы мы и дальше были вместе, не надо раздеваться на публике. Мне это не нравится. Можешь считать меня самодуром. Я понимаю, что ты актриса, но этот Гриша не Стенли Кубрик и не Михалков. И я не хочу, чтобы он лапал мою девушку – даже на сцене.
Несколько минут они мчались по безлюдной улице в молчании и в тишине. Потом Таня спросила:
– То есть я твоя девушка? С каких пор? Ты же так дорожишь своей свободой.
– Я думал, это не обсуждалось с самого начала.
– Ты, может, еще предложишь выйти за тебя замуж?
– Не исключено. Если будешь выполнять условия, которые я ставлю.
– А, так условия наконец-то начались?
Они уже подъезжали к ее дому. Когда Максим притормозил у светофора, она повернула к нему разгоряченное лицо.
– Знаешь что, мальчик, гуляй-ка ты по холодку! Он мне будет ставить условия! Что ты о себе возомнил? Если хочешь знать, мне не нужен ни ты, ни твои деньги! Мы просто приятно проводили время, вот и все. И ты мне ничего не можешь запрещать или разрешать, я живу сама как хочу! А если что-то не нравится – до свидания, никто не будет плакать!
Максим остановил машину перед ее подъездом. Он понимал, что она говорит это не всерьез, а из пьяного азарта, но все равно чувствовал кипящую злость.
– Что ж, тогда до свидания, – проговорил он жестко.
Она взялась за ручку двери.
– Пока.
– Ты хорошо подумала? Я ведь уеду и больше не появлюсь.
– Ой как страшно! – ответила она, заливаясь пьяным хохотом, заставившим Максима скрипнуть зубами от ярости.
Когда она захлопнула дверь машины, Максим сразу рванул с места, но тут же сдал назад, подъехал к ней, еще не успевшей войти в дом, и крикнул:
– Это твой Гриша и все твои приятели – олово для пуговиц! Нищие ничтожества с раздутым самолюбием. Лузеры, которые всю жизнь барахтаются в собственном дерьме и корчатся от зависти к тем, кто преуспевает! Сиди вместе с ними в нищете, обслуживай их забесплатно, как эта твоя Магдалина. Но не надейся, что кто-то явится вас вознаградить, а нас покарать!.. Потому что нету никакого пуговичника! Ясно тебе? Нету и никогда не было!..
В ответ она снова засмеялась, а он с силой вдавил педаль газа в пол.
Глава девятая. Холодное сердце
Бог сказал: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь, Исаака; и пойди в землю Мориа, и там принеси его во всесожжение на одной из гор, о которой Я скажу тебе…
Компаньоны заняли отдельный кабинет с окнами на Неву.
– Чем кормят? – спросил Георгий после приветствий.
– Национальное русское блюдо – напицца, – хмыкнул Марков.