Максим смотрел на них со странным чувством, словно в его сознании образовалась злокачественная брешь, черная дыра, в которой стремительно исчезал нехитрый смысл происходящего. Он выпил еще, чтобы опьянеть, но почувствовал только тошноту.
Тем временем Котов подсел к немолодой рыжей проститутке.
– Как ваше имя, прекрасная незнакомка?
– Маргарита, – пробормотала она хрипло.
Тот сразу нашел нужный текст:
– Приветствую вас, королева, и прошу извинить за мой домашний наряд. Отчего вы так серьезны? Быть может, у вас есть какая-нибудь печаль, отравляющая душу, тоска?
Та смотрела на него настороженно и хмуро.
– Ну уж если вы так очаровательно любезны, а другого я и не ожидал, так будем без церемоний. Итак, рекомендую вам, донна, мою свиту… Граф Радольф, чародей и алхимик, любитель покушать, что вы можете наблюдать по его телосложению… Мсье Жак, убежденный фальшивомонетчик, государственный изменник. Посмотрите, как красив!
Кот указал на Добрыню.
Сообразив, что его странное поведение нужно принимать как шутку, две разбитные проститутки начали хихикать. Малолетка в рваных колготках слушала, открыв рот.
– А вот, позвольте представить, – Котов, усмехаясь, посмотрел на Максима. – Этот двадцатилетний мальчуган, мечтатель и чудак, с детства отличался странными фантазиями… Его полюбила одна девушка, а он продал ее в публичный дом… Общество, как вы видите, небольшое, смешанное и бесхитростное.
– Какой пацанчик юморной, я фигею! Как по книжке чешет! – смеялись Лена и Света.
– А он в детстве попал в аварию, и ему вырезали все участки мозга, – весело объяснил Добрыня. – И вставили микрочипы. Научный эксперимент. Теперь у него встроенная флеш-память на сто гигов. Но надо постоянно подзаряжаться огненной водой.
– Ага, он всю Библию наизусть помнит, – подтвердил Радик. – Давай, сбацай чё-нить, Кот.
– Слушайте слово Господне, князья Содомские; внимай закону Бога нашего, народ Гомморский, – поднял руку Котов. – Ибо грядет день Господа Саваофа. И падет величие человеческое, и высокое людское унизится. И войдут люди в расселины скал и в пропасти земли от страха Господа и от славы величия Его, когда Он восстанет сокрушить землю.
– Во-во. А если тебя ударили по правой щеке, то подставь левую, затем уходи под локоть и ломи снизу в челюсть на добивание, – поддержал тему Радик.
Они выпили снова, и Добрыня достал из кармана пакет с россыпью цветных таблеток и плотными шариками фольги.
Потом были танцы и стриптиз, Добрынин выдал обычную порцию частушек, Лена и Света ласкали друг друга на ковре посреди комнаты, а Маргарита обслуживала Котова перед зеркалом в ванной, стоя на коленях на кафельном полу. При этом Кот смотрелся в зеркало и монотонно читал «Незнакомку» Блока.
Через какое-то время Максим оказался в спальне. Он лежал на краю широкой постели, закутав голову покрывалом, а рядом с ним кто-то шумно занимался любовью. Кровать скрипела, слышались стоны, и мир вертелся вокруг, как цветная юла.
В какой-то момент ему почудилось, что он все еще на свадьбе отца, что он случайно уснул в спальне новобрачных, а они зашли и устроились рядом на постели, не замечая его присутствия. Но затем ему стало казаться, что это Таня прямо при нем отдается какому-то постороннему мужчине и монотонно стонет, и в голосе ее звучит не наслаждение, а притупившаяся в силу привычки боль.
Максима стошнило, и стало немного легче. Потом стошнило снова, и он начал медленно засыпать, когда в комнату вдруг вошел Радик и слегка потряс его за плечо.
– Макс, пойдем со мной на минуту.
Максим приподнялся и увидел, что в окне уже стоят предутренние сумерки, что рядом на кровати между подружками Леной и Светой спит Добрынин, и они обнимают его с двух сторон, словно нежные возлюбленные.
– А что тебе нужно? Я не хочу больше пить.
– Пойдем, пожалуйста, – повторил Радик непривычным для него просительным тоном. В лице его было что-то такое, из-за чего Максим, превозмогая себя, встал и пошел за ним.
Они поднялись по лестнице в верхнюю спальню.
– Вот, – Радик показал на кровать.
На постели, целомудренно прикрытая простыней, лежала малолетняя проститутка. В жидком сумеречном свете ее лицо казалось безжизненным.
– Ну и что? – спросил Максим и в следующую секунду понял, что девочка мертва.
– Пощупай ее, – предложил Радик.
Сам не зная зачем, Максим подошел и дотронулся пальцами до ее лба. Лоб был прохладный и твердый.
– Уже остывать начала, – заметил Максим, прислушиваясь к своим ощущениям.
Он не испытывал ни страха, ни метафизического уважения, которое должен бы чувствовать рядом с покойником. Только любопытство.
– Что с ней, передоз?
– Не знаю… У нее ноги сильно затряслись, я думал, она кончает, и сам кончил. Потом лежу рядом, чувствую – вонь и мокро. Потом слышу – она не шевелится.
Максим приподнял девушку за плечи, ее голова тяжело, неестественно упала набок. На задней части шеи, у основания черепа, чернела гематома.
– У нее, похоже, позвоночник сломан.
– Она сама, – сказал Радик. – Головой о кровать. Случайно.
Он смотрел на Максима, словно шестилетний мальчик, который испортил новую игрушку и врет, чтоб избежать наказания.
– И чего ты хочешь от меня? – спросил Максим, чувствуя резкий приступ головной боли.
– Я уже все обдумал, – заявил Радик решительно. – Мы сейчас эту блядь оденем, сунем в машину и выкинем где-нибудь на трассе. Все подумают, что это дальнобойщики. Или черные слили шлюху. Да можно и не одевать – в мешок сунем. И всё.
Максим попытался усмехнуться, но смог только скривить губы от новой вспышки боли в висках. Хотелось пить, он поднял с пола бутылку минеральной воды и с наслаждением сделал несколько глотков.
– И ты меня позвал, чтобы я тебе в этом помог? – спросил он Радика.
– Ну да, – ответил тот не слишком уверенно. – А ты чего, зассал? Так я Добрыню попрошу.
– Хорошо, я сейчас позову Добрыню, только ты сиди здесь, – проговорил Максим, чувствуя, как его начинает бить похмельный озноб. – Сиди здесь. И не пей водки, понял?
Когда он будил Добрыню, одна из девушек пошевелилась и посмотрела равнодушным пьяным взглядом.
– Отвали, Макс, я сплю, – простонал Добрынин, но Максим насильно усадил его на кровати, а затем поднял на ноги.
– Пойдем со мной. У нас траблы.
Когда они поднялись в спальню, там уже находился совершенно трезвый Котов. Он осматривал труп девочки, ее опухшее лицо и шею.
– Поздравляю тебя, Жирный, – резюмировал он, оглядываясь на Максима и Добрынина. – Дадут лет пять при хорошем раскладе.
– Блядь, да я сказал, это несчастный случай! – всхлипнул Радик. – Она сама! Случайно! О кровать!
– Она сама себя душила жирными пальцами, следы от которых остались у нее на шее?
Радик обхватил голову руками и начал раскачиваться вперед и назад, издавая глухие стоны.
– Давайте без истерики, – попросил Максим. – Нужно решать, что делать.
– Лично я уезжаю, – заявил Котов. – Прямо сейчас, на электричке. Доносить я не буду, но если спросят, расскажу все как было.
Добрыня тоже подошел к мертвой девушке, заглянул ей в лицо.
– Жирный, ты чего, опух в атаке? На хера ты это сделал-то? Тебя в детстве не учили, как колготки надевать? Что две дорожки – это жопа?
– Я тоже поеду домой, – проговорил Максим. – Мне завтра на работу.
– А я? – вскинулся Радик. – Куда я ее дену? Вы чего, приссали все?
Котов пожал плечами.
– Конечно, приссали, Жирный. Это уголовное дело. Ты развлекся перед свадьбой – теперь сам решай свои проблемы. Кстати, я бы не советовал тебе сбрасывать труп на трассе. Ее скорей всего найдут, со следами насильственной смерти… покажут ее портрет сутенерам, выйдут на кого-нибудь из ее подружек, которые сейчас дрыхнут внизу. Они расскажут, как приехали с нами на дачу, а потом их коллега исчезла. Менты нас возьмут и будут разбираться, кто сломал ей позвоночник. И кто помогал вывезти труп. В общем, я бы порекомендовал ее закопать или утопить, привязав какой-нибудь груз. Нет тела – нет дела.
– Пиздец, – вздохнул Добрыня. – Отметили, бля, мальчишник. Таджикские школьники пишут сочинение «Как я провез это».
– Кто-нибудь из нас умеет копать? – спросил Максим, оглядывая серые в сумеречном свете лица.
– Кстати, у вас еще три потенциальных свидетеля, – напомнил Котов.
Радик продолжал раскачиваться на стуле, уставившись в какую-то точку на обоях. Добрыня окликнул его.
– Жирный, блядь!..
– Я вижу единственный разумный выход, – проговорил Кот, вдруг сжалившись над приятелем. – Мы сейчас увозим девиц, якобы нам надо в город, а ты остаешься здесь.
– Я не буду с ней оставаться! – воскликнул Радик.
– Ты звонишь своему отцу, – невозмутимо продолжал Котов. – И рассказываешь ему все как есть.
– Он меня убьет.
– Не убьет. У него наверняка есть люди, которые умеют копать. Поверь мне, проще и дешевле решить проблему на этом этапе, чем потом разбираться с силовыми структурами по факту трупа.
– Котов прав, – сказал Добрыня. – Это лучший вариант.
Радик поднял на Максима жалобные, полные слез глаза.
– Он меня убьет.
– Хочешь, я позвоню твоему отцу? – предложил Максим через силу. – Я позвоню, а вы разбудите девок. Только дай мне алькозельцер, Жирный.
Эта простая просьба как-то оживила Радика. Они вместе спустились на кухню, нашли в аптечке средство от похмелья.
Старшая проститутка, Маргарита, вышла к ним уже одетая. Она включила чайник и заварила свежий чай, и Максим с удовольствием выпил чашку, время от времени спохватываясь: о Господи, смерть. Смерть человека, девочки, которая смеялась и дышала еще два часа назад.
Две другие проститутки тоже вышли в кухню, зевая и пряча помятые лица.
– Извиняемся, девчата, – натужно балагурил Добрыня. – Бизнес есть бизнес. Едем заключать срочную сделку, на восемнадцать миллионов долларов. От таких предложений не отказываются… не, ну чаю можно выпить, конечно. Лучше кофе.