— Нет, — ответил Игорь и, поколебавшись, добавил: — Он мне только написал письмо на почту. Ну, что не обиделся… Что желает мне счастья.
— И как? — спросил Георгий, подзывая его и усаживая рядом на кровать. — Напутствие сбылось? Ты счастлив?
— Ну, типа того… полный пакет.
Георгий притянул его к себе, с наслаждением ощущая горячую тяжесть его тела.
— Знаешь, кто ты у меня? Мальчик-праздник. Почему с тобой всегда так хорошо, скажи-ка? Вот возьмут и отнимут у меня бизнес и все деньги, и останусь я гол и бос на радость конкурентам. Что тогда будем делать, а, любимая наложница?
— Я всё равно тебя буду любить, — ответил тот. — И очень-очень скучать.
Георгий усмехнулся, вспомнив анекдот, который сам же и рассказывал ему.
— А без шуток? Упакуют нас с Сашкой года на два, и что с тобой будет? Ты ведь пропадешь.
— Не пропаду, — заявил он. — Сделаю себе силиконовые сиськи и буду зашибать по две тыщи баксов за ночь.
— На силиконовые сиськи тоже ещё надо заработать, — возразил Георгий Максимович, вдыхая запах его волос, скользя рукой по его спине под свитером — по бархатистым лопаткам и плавному изгибу поясницы.
Тот передернул плечами.
— Фигня вопрос, мне откроют кредит. А что, хочешь меня с силиконовыми сиськами?
— Нет уж, оставайся как есть, — решил Георгий. — Хотя, две штуки за ночь… Хороший бизнес. Может, самому вложиться?
Игорь вздохнул, позволяя снять с себя джемпер.
— Да я знаю, что ради денег ты готов на всё.
— У меня расходы, — возразил Георгий, — жена, любовник, адвокаты… Но тебя я никому не отдам. Ни за какие деньги.
— Потому что я один стою целого зоопарка?
— Потому, что ты один.
Уже начав любовный труд, Георгий Максимович краем глаза заметил какое-то движение на полу — это котенок шмыгнул в приоткрытую дверь и побежал в сторону окна.
Глава 7. НЕЖНОСТЬ ВОЛКОВ
Я думаю, что оказался в аду,
Значит, я и в самом деле в аду.
В машине пахло бензином и незнакомым резким мужским одеколоном. Громко звучала музыка, блатной шансон: «Гоп-стоп, Зоя, кому давала стоя? Начальнику конвоя, не выходя из строя»… Машину вел человек с бритым затылком и со шрамами на голове; рядом с Игорем сидел такой же бритый, широкоплечий, с недобрым бычьим лицом.
Игорь почему-то подумал, что он всё ещё живет на Владимирской с Бяшкой, и что они вляпались в какие-то неприятности, о которых постоянно предупреждал Филипп. Потом он вспомнил, что уже осень и в его жизни всё хорошо, и Георгий Максимович, и завтра они должны лететь в Женеву. Но теперь он ехал с незнакомыми опасными людьми по разбитой грунтовой дороге вдоль разрушенных овощехранилищ, за которыми чернел лес.
Мысли путались, в затылке пульсировала боль. Подняв руку, он ощупал голову и увидел на пальцах сукровицу и засохшую коричневую грязь. Бритый бугай равнодушно следил за его движениями.
Смутно, словно сквозь похмелье, Игорь начал припоминать, что по дороге с курсов заехал в супермаркет, потом припарковался во дворе, вынул пакет с покупками из багажника, вошел в подъезд… Когда он вот-вот был готов восстановить в памяти цепочку дальнейших событий, машина остановилась у бетонного здания с узкими щелями окон.
— Приехали, — коротко обронил бритый.
— Куда? — спросил Игорь, с трудом ворочая непослушным, опухшим во рту языком.
— Завали хавальник и вылезай, — приказал тот.
Водитель тоже вышел из машины, придержал дверь. Игорь выбрался наружу. Бритый крепко взял его за руку выше локтя и повел по бетонным ступенькам к главному входу в здание.
Это был заброшенный дом культуры или спортивный комплекс — щербатая мозаика на стене изображала бегуна с олимпийским факелом. Они свернули в темный коридор, прошли через пустой тренажерный зал, напомнивший о школьных уроках физкультуры.
Чтобы не думать о причинах и вероятных последствиях происходящего, Игорь начал цепляться за мелкие подробности жизни: на ходу рассматривал пыльные маты на полу, шведскую стенку, мясистые уши бритого шофера, который бодро шагал впереди. Одновременно он почему-то сожалел о своем незаконченном чертеже, о чёрном котенке и ещё о чем-то важном, что нужно было и никак не получалось вспомнить. Потом он услышал душистый горячий запах сауны.
Они миновали ещё один коридор и действительно оказались в сауне, вернее, в предбаннике — просторном помещении, отделанном белым, местами осыпавшимся кафелем. Там за накрытым столом трое мужчин ели жареную курицу. Простыни драпировались вокруг их жилистых тел, как одеяния ангелов на старинных иконах. Увидев их, Игорь почувствовал, как сердце подскочило вверх и застучало где-то в горле — тяжело и быстро.
— Гляди, какая фея нас удостоила, — проговорил сухопарый человек лет пятидесяти, с седой щетиной на щеках, со впалой грудью и с синими от татуировок пальцами.
Двое других молча жевали и смотрели на Игоря. Лица у них были грубые и хмурые.
— Ну что, зеленоглазый, — продолжал старик притворно-ласково. — Ходи ближе, не стесняйся. Ты как, шамать хочешь? Нет? Ну, водочки-то хапанёшь?
Он разглядывал Игоря с умильной усмешкой, как домашнего зверька. Но в черных глазах под густыми бровями, ледяных, как замороженные ягоды, не было ни добродушия, ни улыбки.
— Ишь, какой нежный. Вот бы заслать посылку честным босякам… Кожа аж бархат. И попа как орех, так и просится на грех, — неспешно поднявшись, он потянулся рукой к щеке Игоря. Тот отдернулся. — Небось, покушать любишь сладко, поспать подольше? Бумажки хрустящие любишь, подарочки? А работать не хочется… Так, мурзилка?
Глядя в его лицо, Игорь испытал тоскливое, больное предчувствие. Ему представилось, что он уже жил когда-то раньше, и в той прошлой его жизни уже был и этот предбанник с облупившимся кафелем, и мигающий тусклый свет дневной лампы высоко под потолком, и замороженные глаза старика — умные и злые звериные глаза с татарским разрезом.
— Вот вы сейчас в школе Маркса не проходите, — уже без усмешки продолжал тот, — а зря. Скажи-ка ему, Костян, что Ленин с Марксом про это говорят?
— Грабь награбленное, — заявил бритый шофер.
— Ну, где-то так, — согласился старик. — Давай-ка, Костян, плескани ему нашего чемергесу. Может, поласковее будет с тобой.
Под недружный смех сидящих за столом, бритый налил в стакан водки, поставил перед Игорем.
— За что ж нам выпить с нашей люсей? — притворно озаботился старик. — А выпьем мы за этого… не знаешь, как и назвать.
Двое за столом снова засмеялись хриплым, каркающим смехом.
— Чего их звать-то, Лёня? Сами придут… Пидор, он и в Гондурасе пидор!
— Ну, значит, пей за своего пидора жирного, — вкрадчиво потребовал старик. — Чтобы он уяснил себе, как не надо быть паскудой и кидать людей. И чтоб эта харкотина своё плоскожопие подняла рывком и сделала, что ему скажут. Бодро и без фокусов. Ну, глотай, чего мнешься? Водка сладкая — лекарственная вещь.
Отступив назад, Игорь мотнул головой, показывая, что не будет пить. Старик перевел взгляд на бритого шофера.
— А что пацан, глухонемой по жизни? Или слабослышащий?
— Вроде нет, — пожал плечами тот. — Ехать с нами не хотел. Уговаривать пришлось.
— Значит, сильно гордый? Не уважает компанию? Ещё не понял, что попал в финал без конкурса?
Расхрабрившись от отчаяния и страха, Игорь заявил:
— Если вы меня хоть тронете, Измайлов вам такое харакири устроит!.. Вас же всё равно найдут! У него в фирме работают люди из спецслужб!
Отвернувшись от него, старик налил себе водки и выпил. Поморщился.
— Кошмары… По-моему, пацан не догоняет, а, Юрец? Он думает, мы тут для хохмы собрались. Что мы тут клоуны… Пропишите-ка ему лекарство какое-нибудь. Водные процедуры.
Повинуясь приказу, бритые парни подхватили Игоря подмышки, протащили по мокрому кафелю и спихнули в глубокий и узкий как колодец бассейн с ледяной водой. Он ушел под воду на глубину своего роста, и хотел выплыть, оттолкнувшись от дна, но наверху кто-то пнул его ногой по голове, продолжая бить снова и снова, не давая вдохнуть воздуха. Казалось, что это продолжается мучительно долго. В последней попытке спастись, Игорь поднырнул под топчущие его сверху ноги, и ему, наконец, позволили выплыть у бортика, дали откашляться и отдышаться. Шофер даже подал ему руку, но когда Игорь поднялся на ступеньку железной лесенки, пинком в грудь столкнул его обратно.
Всё же как-то выбравшись из бассейна, Игорь привалился спиной к стене, решив, что если бритые ещё приблизятся, он схватит скамейку и будет отбиваться. Он кашлял и дрожал, вода текла с него ручьём. Происходящее слишком напоминало нелепый сон, но Игорь знал, что не спит. В школе, на уроках ОБЖ, их учили, что, оказавшись в заложниках, нужно всеми силами стараться сохранять спокойствие. Но сделать это не получалось. Всё его тело сковывал страх.
— Как водичка? Не лётная? А как Герасим утопил свою Муму? — смеялся старик. — А то давай сто грамм для профилактики? Ещё подцепишь насморк, ребятам будет некомфортно.
Один из сидевших за столом мужчин, сутулый, с черными волосами на груди, поднялся, прощаясь со стариком. За ним встал и второй.
— Бывай, Лёня. Отдыхай, нам ехать надо. Спасибо за хлеб-соль.
Старик вытер о простыню жилистую руку и протянул сутулому.
— Завтра кашляни мне на мобилу. Привет пехоте.
Они ушли, и старик вернулся к столу, выпил ещё водки и сказал, уже не глядя на Игоря, тяжело прокашливаясь:
— Сука, мокрота не выходит, как бы снова не воспаление… Ну что, Костян, будем дело делать? Чего откладывать? А потом тоже поедем с богом.
— А как с этим? Всё уже или добавки? — спросил бритый шофер, кивая на Игоря.
— Ну, добавь по малой, чтоб посмирнел, — хмуро кивнул старик. — А потом мешок на голову. И тряпку сунь ему в рот.
Глядя, как бритые снова приближаются, Игорь вдруг почувствовал упрямое, инстинктивное нежелание сдаваться. Отступая к стене, он поднял за ножку деревянный табурет и кинул в ноги шоферу. Тот споткнулся и громко выматерился. Второй, Юрец, проговори