- Да. Мизо показывала.
- Этот народ настолько привязал себя к цивилизации, к датчикам, связи и автоматике, что они просто как младенцы становятся, когда всё это пропадает. Думаю, если бы в зале с них всё это обмундирование сняли, они бы и до комнаты своей не дошли. А если с них всё снять и дать в руки… ну не знаю, сырые овощи, они умрут с голоду, но не смогут их даже очистить, не то что приготовить. Понимаешь? Они сами себя сделали совершенно беспомощными, чрезмерно положившись на цивилизацию. Кисейцы не такие. Мы поддерживаем в себе нечто первобытное, учимся не зависеть от цивилизации больше, чем нужно для удобства. В нашем клане считается, что мужчины должны уметь быть дикарями.
Я невольно облизнулась. Да уж, эта идея мне нравится.
- И у нас есть нечто вроде посвящения. Игры с предками.
- Ты напал один на четверых?
- Нет, конечно, дикарь не то же самое, что самоубийца. Нас тоже было четверо. Всё честно. Нам нельзя убивать предков, даже в качестве мести, если они загрызли кого-то из наших.
Я перевела дыхание. Вот уж не ожидала такого хобби. Хотя польза есть - он меня переключит от мыслей поиска выхода, которые уже взрывали голову и жутко захотелось спать.
- Ты поэтому там… на той планете так легко подошёл к зверям? – почти зевая, спросила я.
- Ну, конечно! Я привык играть с хищниками и хорошо знаю их повадки. Все они примерно одинаковы. Те двое даже голодны не были, зато с удовольствием бы поиграли.
- Хочешь сказать, опасности не было? – от удивления даже глаза сами собой раскрылись.
- Не настолько. Когда ты ведешь себя как жертва, то будишь в хищнике инстинкт охотника. Для тебя они были опасны, очень даже, поверь на слово.
Парфен перестал улыбаться и наклонился, прикасаясь к экрану пальцами. Конечно, дотронуться до него невозможно, но я тут же попыталась, и вероятно не меньше его разочаровалась, когда не удалось. Только на пальцах отсветилась его нематериальная белая перчатка.
- Иди спать.
- У меня не получается, Парфен! – как на духу призналась я, отдёргивая руку. Отчаяние вырвалось, как гейзер. Вероятно, сильная усталость ослабила самоконтроль, иначе я бы добровольно в такой слабости не призналась.
Он тоже осторожно убрал пальцы и спокойно сказал.
- Не переживай ни о чём. Я же сказал, свадьбы не будет. Мы просто соберёмся и улетим.
- А потом ты меня за это возненавидишь!
Он невесело улыбнулся.
- С чего ты взяла?
- Я, так или иначе, причина, по которой ты влип. Потому что полетел за мной и освободил Хиромэ. Потому что рано или поздно станешь так сильно скучать по своим братьям и родителям, что найдёшь виновного во всех своих несчастьях. Меня, ведь я действительно…
Я вздохнула и замолчала. Он долго и внимательно смотрел на меня.
- В нашем клане воспитывают из мужчин воинов, - внезапно сказал. – На всякий случай. Пусть даже войн в Союзе уже очень давно не было. Сильных, способных на защиту, способных принимать решения в экстремальных ситуациях. Силовые решения. Но… в нас нет хитрости, потому что хитрость – удел женщины. Я не могу найти выход. Думаешь, я не пытался? Каждую свободную минуту, но… Я сделал что мог – принял то единственное решение, которое мне доступно. Свадьбы не будет. Никто не виноват. То, что произойдет после моего возвращения к гудронцам, для меня решено. Если ты хочешь изменить ситуацию по-другому, делай то, что должна делать женщина кисейца – примени хитрость. Мудрость. Ты хочешь победить?
Я молча ждала продолжения. Ответ он и так знал.
- Значит, ты сможешь, - сказал он и отключился.
Следующий день тоже прошел безрезультатно, и к ужину я вымоталась настолько, что уронила голову на бумажные вырезки и разрыдалась. Потому что устала раз за разом перебирать одни и те же варианты, все как один бесполезные, потому что ничего нового в голову не лезло. Да и как тут что-нибудь придумать, если я не владею элементарными знаниями о Союзе и его обитателях? И за десять дней их никак не выучить!
Не знаю, сколько я мучилась самобичеванием, и жалела себя, несчастную, но тут мне вдруг пришла посылка. Нечто вроде кастрюли овощного рагу, ну, судя по запаху. К коробке прилагалась рукописная записка, что выглядело просто невероятно.
Ещё невероятней было то, что записка оказалась от матери Парфена, к счастью, написанная на общем языке, потому что кисейский я не знала.
Привожу послание дословно.
«Уважаемая Айя!
Я понимаю, что сейчас не время настаивать на личном знакомстве, потому что ты занята очень важным делом и не стоит тратить отведённое время, отвлекаясь на пустые встречи.
Всё что я могу сделать – немного подпитать твои силы.
Сделай так, чтобы мой сын не стал изгоем. Это прекрасная возможность и для тебя тоже – после высказанного в прямом эфире отказа на его предложение, которого я тебе, скорее всего, никогда не прощу (эта фраза была несколько раз зачеркнута, но я разобрала), ты сможешь показать, что исправилась, что ты можешь действовать не хуже кисейской женщины, и способна разобраться даже с самой сложной ситуацией.
Если что-нибудь понадобиться – обращайся.
Мама Парфена».
И все – ни имени, ни адреса. Впрочем, думаю, координаты в случае необходимости найти не проблема, но она правильно сказала – не время.
Кстати, я не стала терзаться сомнениями и съела порцию присланной еды. И это был первый раз за долгое время, когда у меня не заболел живот. Не знаю, в чём причина, однако невольное уважение к повару я испытала.
Вечером я вышла на крыльцо, смутно надеясь, что Парфен позвонит, но нет – тишина. Видимо, занят или просто не может остаться один, потому что он не любит, когда наши разговоры слушают посторонние. А я ему звонить не могу, вот такая несправедливость.
Я уже смирилась с тем, что придётся просто идти и ложиться спать, не услышав человеческого голоса, когда из-за дома выскользнула капсула, на которых перемещались кисейцы, и гостеприимно откинула крышку. Судя по пустым внутренностям, автоматически настроенная.
- Айка, - голос Парфена, наверняка, запись, звучал тепло и печально. – Я хочу показать тебе самое красивое место нашей планеты. Садись, маршрут я загрузил, полет займёт всего час, но зато увидишь то, за что мы ценим нашу связь с предками. Связь, которую не понимают в Союзе. А ты поймешь, я уверен. Но сейчас не думай об этом, ни о чем не думай, просто смотри. Это тебе мой подарок.
Конечно, я беспрекословно залезла в капсулу, села, пристегнулась и стала смотреть. Вначале окна были замутнены и транслировали мне урок кисейской кулинарии, не знаю, кто подсуетился его запустить. А когда через полчаса мы прилетели, куда планировалось, окна стали прозрачными, чтобы можно было любоваться окрестностями.
С первого же взгляда мне захотелось вскрикнуть, настолько открывшийся вид был впечатляющим, хотя кого можно удивить древними развалинами и деревьями? Оказалось, меня можно. Очень даже.
Развалин было всего несколько – квадратные башни разной высоты, с квадратными оконными проёмами, в которых пустые рамы без стёкол, башни из мелкого кирпича цвета тёмной глины, углы которого со временем округлились. Обычные на первый взгляд здания, кропотливо и не очень ровно сложенные из кирпичиков, но чем-то неуловимым привлекающие внимание. Такие крепкие, спокойные, уверенные… Капсула, как выяснилось, облетала какой-то холм по кругу, благодаря чему картинка быстро менялась, и новая башня оказалась расположенной на участке прямо над пропастью. Причём в воздухе висел и сам участок, вроде тонкой тарелки, приставленной к скале. Да я на такой бы и одной ногой ступить не рискнула, а уж строить огромную башню!
Капсула повернулась, уходя обратно в лес и я увидела дерево. А потом ещё одно. Собственно, мы летели по лесу, этакой увеличенной копии соснового – где лес без подлеска, с землей, усыпанной толстым слоем сухой хвои, а все деревья с голыми стволами изо всех сил тянутся вверх. И всё они были большими, судя по тому, что капсула летела почти у поверхности, а кроны располагались куда как выше.
Но именно эти деревья были просто огромными. Не все – всего несколько штук на фоне остальных относительно обычных. Этакие застывшие великаны: ленивые, уставшие. Слегка блестящая от времени, с дочиста вытертой корой древесина, свитая огромными узлами, даже на вид крепкая и прочная, как башни, которые остались наверху. И каждое дерево - такая же монолитная, неизменимая часть рельефа, как горы.
Капсула спускалась, нарезая круги, и деревья остались позади. А в конце понеслась так быстро, что дух захватило, и мы просто скользили над поверхностью крутого холма, покрытого ровной густой травой, где-то за спиной остались древние башни и деревья, и весь осмотр занял не больше минуты, но я не ожидала... такого.
Я в жизни не переживала настолько потрясающего аттракциона. И главное – ну чего необычного? Башни, деревья? Ну да, дряхлые поселения. Ну да, вековые деревья, пережившие столетия. И всё же - в чём особенность? Может, в мрачных цветах: пасмурное, строгое небо, глиняные коричневые неровные стены с налётом черноты, прибавленной временем, и много светло-зелёной травы. Вроде всё сто раз виденное… Так как тогда получилась настолько изумительная, мучительная, проникающая в каждый уголок души картина?
Наверняка, в деле замешан дух места, другого объяснения просто не существует.
У меня просто нет слов!
Пока я пыталась прийти в себя, капсула развернулась и отправилась обратно. Оказывается, я летела полчаса ради одной-единственной минуты. И – оно того стоило.
Звук недосмотренного кулинарного урока пришлось приглушить, чтобы не мешал наслаждаться остатками настроения, отголосками ощущения, когда ты часть чего-то великого, крепкого, вечного. Когда ты часть мира.
Именно тогда позвонил Парфен и, увидев моё лицо, расплылся в широченной улыбке.
- Даже не буду спрашивать, - многозначительно заявил.
Во мне тут же заговорило чувство противоречия и заодно коммерческая жилка, которая обычно молчит, как немая.