Лушка вновь покачала головой.
— Не надо, Серёжа. Ты ж не маленький, сам всё понимаешь. Кордон княжеский. Мужа у меня нет. Хозяйства — ни кола, ни двора. Сын малой ещё. Ну и куда князь меня, такую красивую, денет? Он меня и не видел-то никогда.
Ловчий неловко пожал плечами.
— Тут это… — сменил тему он. — Мы, конечно, на кордон за вещами ещё вернёмся, но я всё самое ценное с собой захватил — чтобы не растащили без хозяев. Там оружие в основном, посмотри…
Но Лушка и в третий раз покачала головой.
— Не буду. Продай, Серёжа. Тебе и цену нормальную дадут, не то что мне. Куда нам сейчас оно? Набор из трёх ножей оставь — Глебу на память об отце будет, да сулицу мою. А остальное всё — продай.
— Продам, — не стал чиниться ловчий. — Покупатели найдутся, Тит в оружном деле толк знал, про то всем ведомо. Погляжу, может, и себе что оставлю. Но ты не волнуйся — цену дам правильную, не обижу.
Он хлопнул себя по коленям и встал с лавки.
— Ну всё тогда. Завтра и поедем на кордон, а то мало ли что там.
Потом пристально посмотрел на молодую вдову и всё-таки спросил:
— Куда вы теперь, Анфис?
— Не знаю, — равнодушно ответила та. — Пойдём по Руси, куда-нибудь да выйдем.
— Никуда вы не пойдёте.
Это подал голос промолчавший весь вечер батюшка.
Глава 23«И каждый пошел своею дорогой…»
— Нечего вам по Руси шастать, — несколько мягче повторил отец Алексий. — Здесь будете жить.
Все посмотрели на священника, а тот только улыбнулся в свою уже почти седую бороду и вытер лысину.
— Ну, что вылупились? Ты ж сама меня пилишь постоянно, что я бабьей работой занимаюсь. Вот и будешь ей заниматься ты. А я тебе ещё и платить буду. Что ты так смотришь? Чтобы у попа да денег не было? Такого не бывает!
Батюшка опять засмеялся. Потом серьёзно добавил.
— Когда моя Марья померла, я, честно говоря, в монастырь собирался — вдовым священникам же служить запрещается. Да, видать, никого желающего ехать в наш медвежий угол начальство моё церковное не нашло. Ну и отписали мне — мог, оставайся на приходе в порядке исключения. На Руси, известно, нет ничего более постоянного, чем временное. Так что окормлять мне Гранный холм, судя по всему, до гробовой крышки. А силы у меня, к сожалению, уже не растут, а тают, как сахар в кипятке. Мне по-любому служанку брать надо было, чтобы хозяйством моим занималась, так почему бы и не ты, Анфиса? Ты хоть воровать не будешь, изучил я тебя за столько-то лет.
Смешливый батюшка опять захохотал. Судя по всему, он был очень рад, что смог оказаться полезным людям, давно уже ставшим ему родными.
— Заодно и Глеба твоего поучу кой-чему. А то растёт он у тебя на природе, дикий, аки тунгус лесной!
На том и порешили. Хозяйственная Лушка выгребла с кордона всё нажитое, включая кур и коз, и четверо егерей едва доволокли всё это добро до батюшкиного двора. Правда, и из того, что было на кордоне до её появления — даже иголки не взяла. Ждан вообще заметил, что окружающие его люди в большинстве своём были… Честнее, что ли? Может быть, искренняя вера в Бога не позволяла развиться у них махровому цинизму, этой настоящей чуме XXI века, разъедающей души людей подобно ржавчине и делающей жизнь невыносимой. Да, да, именно так. Верить во что-то доброе и светлое — это внутренняя потребность человека. А быть циником, воспринимать всё в штыки, подозревать плохое и скептически относиться ко всему услышанному — трудное, почти невыносимое давление на психику. Не случайно в бывшем мире Ждана у огромного количества людей «подтекала крыша», достаточно было почитать анонимные комментарии в интернете, чтобы в этом убедиться.
Зато верным было и обратное — если в этом мире человек переходил «на Тёмную сторону», то слетал с тормозов полностью, и не было в мире злодейства, на которое он с лёгкостью бы не пошёл — тех же Антипу с князем взять. Наверное, опять всё дело было в искренней религиозности людей. Человек, несмотря на всё своё злодейство — внутренне оставался всё тем же религиозным человеком, он по-прежнему верил. Человек понимал, что душу свою он уже погубил, и начинал жить по принципу: «А!!! Сгорел сарай — гори и хата!».
Однажды Ждан даже поделился этими соображениями с отцом Алексием во время одного из уроков. Священник выслушал его очень внимательно, а потом очень серьёзно сказал:
— Все злодеи — в первую очередь дураки. Им просто не хватило ума понять одну простую вещь. В твоих рассуждениях, верно всё, кроме одной фразы — и именно эта фраза рушит всё. Фраза эта — «Душу свою он уже погубил». Милосердие божье бесконечно, и отыграть назад не поздно никогда. Даже самому, казалось бы, пропащему человеку.
Потом он очень внимательно посмотрел на своего ученика и добавил:
— Однажды, в очень важный для тебя день, я тебе расскажу про двух разбойников. Не сейчас — через пять лет.
«Великолепно. Фигня какая — „через пять лет“. Чуть меньше того, сколько я прожил», — подумал семилетний Ждан.
Но вообще уроки с батюшкой были пока лучшим, что случилось с ним в этой жизни.
Старый священник оказался и впрямь блестяще образованным человеком по мерках этого мира, и можно только гадать — за какие грехи этого «академика» сослали в невозможную глушь. Пока Лушка маленьким трактором впрягалась в домашние дела, а маленький огородик священника расширялся за счёт окружающего пространства опережающими темпами, батюшка учил Ждана читать и писать — и этому пришлось учиться фактически заново. Потому что слова писались без пробелов, цифры писались буквами, активно использовались всякие верхние и нижние подчёркивания — и это всё без учёта грамматических форм, которые заставили бы рыдать любую учительницу русского языка.
Неразберихи добавляли изменившиеся значения слов.
Слово «изумлённый», к примеру, обозначало сумасшедшего — однажды на уроке ему пришлось под диктовку учителя записывать фразу «Кого плетями долго бьют, тот часто изумлён бывает». «Ряха» была вовсе не необъятной рожей, а аккуратным, чисто одетым человеком. К XXI веку в языке осталась только противоположная по смыслу «неряха», а сама «ряха» — мутировала. А вот «прелесть», наоборот, имела однозначно отрицательное значение. Она происходило от слова «лесть», и однозначно связывалось с дьявольскими кознями в значении «соблазн» или «совращение». Вот такая вот «Моя прелесть!».
Кроме грамоты, отец Алексий учил отрока сразу трём языкам — церковнославянскому, греческому и даже латыни. Ждан неиллюзорно выл и брыкался, но священник фигурально бил его волшебной палочкой промеж ушей, невозмутимо раз за разом объявляя, что «дворянину (всё-таки отец Алексий был единственным человеком, знавшим об истинном происхождении мальчика) невможно быть без знания древних языков!».
Немного отдохнуть удавалось только на уроках арифметики, которые для Ждана были семечками, и географии. На последней, правда, батюшка иногда нёс какую-то несусветную пургу, вроде рассказов на голубом глазу про Царство пресвитера Иоанна[1], которого он называл «царём-попом Иваном». Но Ждан учителя не поправлял и образованность свою демонстрировать не торопился.
[1] Царство пресвитера Иоанна — лучшее фентези Средневековья. Выдуманное безвестным монахом могущественное христианское государство, описание которого стало главным бестселлером Средних веков, ходило в многочисленных списках и было переведено практически на все мировые языки, от арабского до русского. Несколько столетий это Царство искали везде — от Африки до Центральной Азии, и лишь потом с сожалением убедились, что это выдумка. Мой очерк об этом феномене так и называется — «Лучшее фентези Средневековья».
Но больше всего Ждан любил уроки истории. Лушка и Тит были идеальными родителями, но их знания о прошлом мира, в котором они жили… Их, по сути, не было вообще. И лишь сейчас, на уроках весёлого лысого священника, его туманные догадки начали обретать плоть, и мальчик наконец-то стал понимать — куда же он угодил.
Первое — и главное! — отличие от привычной нам истории он уже и сам давным-давно заметил. Наверняка его заметили и внимательные читатели этой книги.
В этом мире не было огнестрельного оружия.
Очень похоже, что здесь просто не изобрели пороха. Ну не родился здесь безвестный гений, додумавшийся смешать уголь с серой и селитрой. Или родился, но помер в младенчестве от крупа, то есть дифтерии — более чем обычная судьба в те времена. А второго такого гения так и не родилось.
Тоже — вполне житейская история. Ничего удивительного — и в нашем мире такое случалось. Например, за много столетий на огромных пространствах обоих Америк так и не родилось второго гения, который изобрёл бы колесо. И ничего — приспособились как-то жить без колёс, даже несколько «бесколёсных» цивилизаций создали.
Здесь не изобрели пороха. Но при этом история не поменялась радикально — до определённого периода здесь даже присутствовали исторические персонажи, знакомые Ждану по прошлой жизни. Понятно, что Александр Македонский, Карл Великий или Владимир Красно Солнышко жили задолго до изобретения пороха и поэтому вполне себе наличествовали и в здешней истории.
Но, разумеется, история здесь изменилась и изменилась глобально.
Как известно, именно порох, по большому счёту, уничтожил в Европе и на Руси феодальную раздробленность и породил империи. Именно пушки стали «универсальным отмычкой», высокоэффективным тараном, вскрывавшим замки мятежных баронов как консервные банки. Вместо небольших ажурных, устремлённых ввысь замков, чьи высокие стены не позволяли использовать штурмовые лестницы, теперь надо было строить приземистые мощные крепости из дикого камня с толстыми стенами и внутренним пространством, засыпанным землёй.
Началась гонка вооружений «пушки vs стен» и вскоре строительство мощных фортификационных сооружений какому-нибудь плевавшему на всех соседей барону стало элементарно не по карману. Выражаясь сегодняшним языком, развитие технологий вымыло с рынка мелких игроков, а уцелевших вынудило начать проводить политику слияний и поглощений.