Если бы так не получилось с Борей…
– Да, дождь жуткий, – кивнул Дима, не сводивший глаз с девушки, и осторожно коснулся ее руки.
Он уже мало напоминал того мужчину, которого приводили в себя медики. Пропала излишняя худоба, кожа приобрела нормальный оттенок. Дима чисто выбрился и коротко постригся. Правда, круги под глазами не исчезли, но они были едва заметны под стеклами очков: мужчина просто походил на невыспавшегося студента. Дима не сводил с Лили взгляда ни на минуту, на губах играла улыбка.
Врачи хорошо поработали над его памятью, парень действительно верил в запой, хоть и удивлялся – в жизни никогда не пил ничего крепче пива, а тут так сразу. Лилия Цветкова для него была персональным психологом. Благодаря внушению мужчина не задумывался, что обычно соцслужбы работают иначе, и не задавал лишних вопросов. Теперь же охотнице оставалось стереть из его памяти и все воспоминания о себе. Эффект от встреч и исцеления сохранится на долгие годы. А в том, что все прошло удачно, Лиля не сомневалась. Несмотря на постоянное меланхоличное нытье, Дима уже вернулся к прежней жизни: восстановился на работе, даже перешел с «удаленки» в офис, и наладил отношения с окружающими, завел новых друзей…
– Знаешь, что самое прекрасное в ливне? – проговорил мужчина. – Наблюдать за непогодой из теплого помещения. Хорошо, что мы сюда выбрались… как такие штуки называют?
– Дайнер, – отозвалась Лиля и покосилась на часы: пора уже заканчивать всю эту историю. К тому же напарник обещал поймать у метро и отвезти на работу.
– Слушай, может, в кино сходим? – радостно продолжил Дима. – Последний сеанс, комедия, попкорн, чипсы, что хочешь. Я угощаю.
– Прости, планы.
– Завтра? Или тебе нельзя встречаться с подопечными? Мы никому не скажем, честно. Это же не их дело, чем ты занимаешься после работы.
Лиля отвернулась, неловко замявшись, – она представляла прощание иначе, – а когда опять взглянула на Диму – опешила. На секунду его лицо с рассеянной мечтательной улыбкой исказила злобная гримаса.
В кафе стало холодно. Казалось, что ненастье с улицы переползло в помещение, сосредотачиваясь вокруг Димы. Официантки обходили столик стороной, сидевшие неподалеку люди съежились и бессознательно отодвинулись. Нервно вздрогнул даже офисный работник у барной стойки.
– Все немного сложнее. Мне нужно уехать.
– Надолго?
– Дим, тут все не так страшно. Мне просто нужно навестить… бабушку. Вернусь, и обязательно… – охотница попыталась разрядить обстановку: улыбка вышла наигранной, но Дима купился. Тяжелое ощущение рассеялось: свет горел, как и прежде, люди заговорили громче, а гроза продолжала бушевать за окном.
– Просто мне довелось такое пережить… Ты же знаешь? Сначала Аня. Взяла и бросила. Я же все для нее делал… Хотя, извини, мне не стоит говорить об этом. Но, знаешь, когда все твои друзья внезапно отворачиваются… И все из-за нее… – начал было Дима, но Лиля резко схватила его за руки, не давая погрузиться в сладостный мир страданий. Он любил поныть, перебирая всех, кто его обидел. Раньше Лиля терпеливо слушала, но сейчас не выдержала. Как же надоели эти друзья, бывшие коллеги и Аня! Она уже сбилась со счета, сколько фотографий этой черноволосой девушки удалила, порвала и выбросила, чтобы мужчина перестал рефлексировать. Жаль, никто из охотников не может воздействовать на воспоминания, не тронутые стрессом, иначе она бы уже «форматнула» эту девицу, чтобы Дима жил спокойно. Хотя Лиле что-то подсказывало: свято место в Диминой голове пустым не останется.
– Мне уже надо бежать, честно, – проговорила она. – Но через парочку дней кино, попкорн – помни, ты обещал!
Держаться дружелюбной становилось сложнее.
Конечно, обманывать на прощание не очень хотелось, но теперь охотница испугалась, что вся работа пойдет насмарку. Лиля осторожно сделала взмах, пытаясь начертить в воздухе знак, но ничего не случилось. Озадаченный Дима посмотрел на нее и попытался повторить.
– Это новый способ прощаться, да? Ты позвонишь или мне самому? – уточнил он, а испуганная Лиля вскочила.
– Позвоню, – она выбежала в фойе, пока Дима не успел возразить. Встав в дверях, чтобы мужчина не видел ее, но оставался в поле зрения, охотница повторила знак. Ничего не произошло. Голова закружилась, ноги налились свинцом. Девушка приложила руку к виску, успокаиваясь, но перед глазами замерцали красные точки. Охотница зажмурилась, мотнула головой, но всполохи не исчезали. Прищурившись, Лиля разглядела алую паутинку. Трясущимися руками охотница коснулась кожи – пульсирующая нить впивалась в вену на запястье, словно тончайшая игла.
Дима все еще аддикт, а Лиля – его добровольный донор. Какая же дура, сама прибегала по первому зову, слушала нытье и ничего не заметила.
Охотница попыталась избавиться от нити. Еще раз и еще, но связь уже окрепла. От бесплодных попыток ее отвлек телефон: Борис хотел узнать, где носит напарницу.
В голову не пришло ничего лучше, чем замаскировать нить. Девушка дрожащими руками начертила на запястье знакомый символ. Сработало. Нить буквально растворилась в воздухе. И тут же вернулось головокружение. Спец был прав, действительно, дурацкий знак, но… выбора не было.
Обязательно нужно что-нибудь придумать… чуть позже.
Охотница выбежала на улицу, не увидев, что все это время глаза офисного работника едва заметно блестели.
Лиля сразу заметила синий «Субару» в переулке возле метро и поспешила к машине. Девушка уже потянулась к ручке дверцы, как замерла в нерешительности. И что она скажет? Аддикт не излечился? И что потом? Проверка и спец с безумным взглядом?
Лиля уставилась на свое отражение в стекле: девчонка со светлыми волосами, жалкая, насквозь промокшая и с такой растерянностью в глазах, как у потерявшегося щенка. Какая же из нее охотница? Лиля упустила момент, когда аддикция вернулась, но… она прекрасно знала, что скажут: неопытная, еще вчера бегала в стажерах. Ей найдут оправдание, пожурят и отправят дальше возиться с «зеленками». Найдут оправдание и врачам в больнице – тогда Дима мог балансировать на грани. Так кого назначат виноватым? Того, кто ее стажировал? Конечно. Лиля уже представила, что скажут в очередной комиссии.
Серебров был уставшим, сдерживал вырывающегося мори. Мало кто на это способен, но… не на это будут смотреть, а на то, что он мог ошибиться, проверяя исцеление.
Серебров… ошибся? Нет. Он все сделал верно. Но кто меня послушает?
Забравшись в машину, промокшая охотница включила печку, но теплее от этого не стало. Напарник покачал головой:
– Ты б сказала.
– Все в порядке. Поехали.
– Как все прошло?
– Хорошо, – Лиля соврала даже быстрее, чем осознала это.
– Сегодня за отчет засядешь? – не сдавался Борис.
Охотница зажмурилась. Точно. Отчет. Его хотел увидеть спец… И, судя по всему, он был не из тех людей, кто забудет. И что теперь делать?
– Конечно, засяду, – отозвалась девушка, отвернувшись к окну. Хоть нить и не была видна, но Лиля засунула руку в карман – холодный и мокрый, но это сейчас было не важно, главное, подальше от глаз напарника.
Борис завел машину и тронулся с места. Что-то было не так, охотник нутром чуял, но что? Не припереть же напарницу к стенке и допрашивать. Хотя она, скорее всего, будет повторять свое дурацкое «все в норме». Оставалось только полагаться на благоразумие девушки: она же скажет, если у нее действительно проблемы?
Охотник крепче сжал руль.
Лиля нарушила молчание.
– Нам говорили, что мори – очень редкое явление, что система давно отлажена и с ними работают только спецы, – девушка смотрела на улицу, на бегущих съежившихся людей. При таком порывистом ветре не было смысла даже открывать зонты. Почти все ауры потемнели – холод, усталость, злость. Чуть позже они прояснятся, но… вдруг не у всех? Вдруг у кого-нибудь она будет лишь темнеть день за днем из-за простых мелочей: поцапался с начальством, кот уронил цветок, больно ударился о край стола? И в конце концов крошечное гнетущее чувство разрастется в монстра, пожирающего изнутри. Настоящего монстра.
Может, с Димой было так же?
– Все так. Поэтому наверху так и всполошились.
– Но… ты же видел мори. Лет пять или шесть назад? – Лиля припомнила слова старого врача. Девушка заметила, что напарнику вдруг стало некомфортно от ее вопроса: то ли не хотел об этом говорить, то ли не мог.
Оперативника «собрали по кусочкам», но Борис не выглядел как человек, переживший «мясорубку» от когтей и зубов. Напарник? Ну конечно, Серебров не мог же всегда работать один.
Неужели это правда?
– Как понять, – тихо начала она, – как понять, когда можно исцелить, а когда нужно стрелять?
– Знаешь, сколько уже бьются над этим вопросом.
– И что же получается? Охотник сам себе судья, сам себе палач?
– Цветкова, все… сложнее, – Борис искал верные слова. – Есть те, кто борется, но порой им не хватает сил. А есть аддикты, люди… Сколько бы ты ни пытался – бесполезно. Они просто утянут тебя за собой. Именно эту тонкую грань нужно ощутить. И… это сложно.
Наступило молчание, прерываемое лишь стуком дождя по крыше машины и скрипом дворников. Лиля, непривычно молчаливая, наблюдала за вспышками эмоций в такой непогожий день. Охотник включил музыку, и на дисплее высветилось название песни: Empty Walls Сержа Танкяна. Девушке хватало знаний, только чтобы перевести название, и она не понимала почти ни единого слова, но что-то было в этой песне. Близкое.
От парковки до входа в отдел было всего несколько метров, но, когда охотники влетели в главный холл, с одежды стекала вода. Хорошо, что в кабинете всегда висела запасная форма.
– Доброго вечера… О, там тропический ливень? – из-за стойки в центре холла поднялся дежурный аналитик – пухленькая рыжеволосая девушка с миловидным круглым лицом. Ни Борис, ни Лилия ничего не ответили: первый – по привычке, вторая все еще думала, что же делать с Димой.