Лиля почувствовала себя в безопасности, только когда закрыла за собой дверь в библиотеку. Сегодня точно никто не придет за книгами, а завтра ее уже здесь не будет.
Девушка села на рабочее место, схватила «Собачье сердце» Булгакова. Лиля бездумно вертела томик в мягком переплете, не сводя взгляда с фотографии напарника. Будто искала поддержки.
– Ну почему все так? – Лиля отчаянно сражалась с гнетущим чувством ужаса. Она встречалась с мори, дралась с несколькими аддиктами, с подростками, которые напоминали зомби, но ничто не напугало так, как другие люди. Такие же охотники.
Неужели она опять станет для всех дурочкой? Неумехой, не способной ни на что?
Воспоминания резко встали перед глазами, на секунду затмив собой реальность.
Полутемная кухня, старая, обшарпанная, с пузырящейся пленкой на дверцах шкафов. Две полные женщины сидели за белым раздвижным столом с металлическим кантом. Обеим едва минуло за сорок, но обе выглядели значительно старше. Мама Лили, когда-то красавица, сильно располнела в последние десять лет, опухшее лицо избороздили глубокие морщины.
– Ну что ты хотела? Тонь, ты не обижайся, – прокуренным голосом заговорила подруга Лилиной мамы – блондинка с выжженными сухими волосами, – но девка у тебя – дура. Ну что ей остается делать в жизни? Вот, девятый класс с трудом закончила. Никуда не поступит.
Слова маминой подруги, конечно, задели, захотелось демонстративно выйти на кухню и сказать что-нибудь вроде: «О, шматок сала от бабы Нюры привезли… Ой! Простите, тетя Зина, не узнала». И после этого немедленно смыться, но… тут заговорила мама:
– Да… хоть мордашка. Если бы не характер. Ведет себя как королевна, а сама… В школе двойки, из танцевальной школы выгнали. Да, дура ее преподша, это ясно, племяшку свою тащила, но Лилька не могла потерпеть, что ли? Теперь ни черта нет. А что сегодня учудила, да еще и врет, засранка…
Звук громких шагов, доносившийся из коридора, вырвал Цветкову из мира воспоминаний.
– Цветкова, что ты себе… – разъяренная Нина влетела в библиотеку. Судя по ее виду, она готова была наорать на Лилю, но как только хлопнула дверью, скривилась от боли, схватилась за голову и тихо застонала. Будто от резкого звука начался приступ мигрени.
Неужели Арина Валерьевна так жестко отчитала ее?
Лиля попятилась, глядя на Нину. Что-то было не так. Женщина ссутулилась, вцепившись тонкими пальцами в волосы. Кожа краснела на глазах, словно Нина стояла посреди парилки, а не библиотеки.
– Вы в порядке? – тихо спросила Лиля. Как бы она ни относилась к преподавательнице, но ей нужна помощь. Не выпуская книгу из рук, Лиля поспешила к Нине.
– Как же ты меня бесишь! Ты все портишь, – прошипела преподавательница.
– Что?
Нина исподлобья смотрела на девушку, затем взгляд упал на фотографию на столе.
Зрачки сузились, лицо скривилось. Женщина выхватила из рук Цветковой томик и со всей силой ударила девушку по лицу.
Глухой звук разлетелся эхом по помещению. Спас мягкий переплет, но Лиля не удержалась, завалилась на коробки.
Губа саднила, пульсировала. Лиля, дрожащей рукой коснулась свежей ранки. В тот же миг в голове будто что-то щелкнуло…
Больше бывшая охотница себя не сдерживала. Девушка вскочила и отвесила преподавательнице пощечину, вкладывая в удар всю злость, всю обиду.
Получился болезненный звонкий удар. Основанием ладони Лиля попала по носу преподавательницы. Нина вскрикнула и отвернулась, пряча лицо. Сквозь пальцы на линолеум закапала кровь.
– О боже… – вид красных капель немедленно привел Лилю в чувство. Девушка испуганно прижала руку ко рту, соображая, что сделать.
– Простите, я сейчас принесу аптечку…
Нина не слушала. Она размяла руку…
Стекла витрин покрылись паутиной мелких трещин, коробки задрожали, разлетелись в стороны.
Лилю подхватил незримый поток. Она не могла ни пошевелиться, ни вскрикнуть. Нина подняла ее над полом и резко откинула девушку к стене. Как ударной волной. Лилю распластало звездой на шершавом выкрашенном бетоне. Казалось, что ее давило огромной плитой. Еще немного, и затрещат ребра. Нина наступала, буравя Лилю взглядом, полным ненависти. Подбородок залила кровь, но женщина словно не замечала этого. Она усилила знак.
Горло сдавило до боли. Лиля хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. В глазах потемнело, в ушах зазвенело, а затем, как через радиопомехи, раздался давно забытый голос…
Воспоминания вновь захлестнули Лилю.
– Зачем ты приперлась?
Перед глазами возник Кирилл. Пятнадцатилетний мальчишка, в которого была влюблена добрая половина девочек класса, но ответил взаимностью он лишь ей. Обычно он мягко улыбался, смотря на нее, но в тот миг лицо было искажено.
У девушки перехватило дыхание, от волнения закружилась голова. Лиля стояла на лестничной клетке. Было холодно, а на ней лишь ветровка.
– Мне некуда идти, я сбежала из дома…
– Совсем дура? Приперлась в полночь…
– Ты не понимаешь, мамка записала меня на какой-то вшивый кастинг, они выгнали, а потом в коридоре был этот «продюсер»… Я убежала, а потом мама сказала… Пожалуйста, я не могу это пересказывать, мне некуда идти… – сбивчиво объяснялась Лиля, но Кирилл не хотел слушать.
– Ты вообще в курсе, что у меня родители дома? Совсем сдурела? Иди к себе. Приходи на выходных, если они на дачу уедут…
– Серьезно?
– Иди домой. Блин, идиотизм какой. Ты меня иногда поражаешь.
Хлопок дверью.
– Лиля!
Лиля очнулась – давление исчезло, – она смогла глубоко вдохнуть. Через секунду девушка рухнула на пол. Ушиб был болезненный, но терпимый.
– Вы спятили! – крикнула Оля. Девушка подбежала к Цветковой, помогая встать. Лиля уставилась на Нину… женщина в ужасе смотрела на собственную руку, словно не верила, что натворила. Женщина моргнула, и из глаз потекли слезы.
– Вон отсюда, – пробормотала она, пряча окровавленное лицо в ладонях.
– Ни… – начала было Лиля, но женщина уже истерично вскрикнула:
– Пошла к черту! Вон! Обе!
Лиля вытащила Олю из библиотеки и поспешила на улицу.
Воздух, ей нужен был воздух.
Девушки вышли через боковую дверь во внутренний дворик, утопающий в зелени. Тротуар с фонарями по бокам вел прямиком к общежитию, но Лиля не спешила вернуться в комнату. Воспользовавшись свободой, она свернула на неприметную гравийную дорожку, начинающуюся у клумбы. Оля поспешила следом.
Девушки вышли к небольшой аллее, тянувшейся вдоль забора. «Закуток влюбленных», как называли это место, – обычно здесь уединялись парочки. Сидели на лавочках, прячась за ветвями акаций и низкорастущих деревьев. Вместо серых бетонных плит здесь было несколько пролетов с толстыми прутьями. За ними начинался лесопарк.
Лиля присела на скамейку и, согнувшись, словно от рези в животе, тихо застонала. Все было неописуемо плохо, настолько, что страх улетучился, оставляя усталость и ломоту в мышцах. Оля робко коснулась ее спины.
– Почему она это с вами сделала?
Вместо ответа Лиля показала руку.
– Прости, Оля, не хочется тебя разочаровывать, но на самом деле меня отстранили, и здесь я отбываю… не знаю… подобие наказания. Из-за моих действий погиб человек, а мой напарник оказался в больнице. Нина Михайловна говорила правду.
Наплевать. Пускай все поскорее закончится. Хоть выговор, хоть прилюдная лоботомия.
Задул холодный ветер, над притихшим лесом прогремели первые раскаты грома; стало совсем темно, но, видимо, для фонарей было еще слишком рано. Лиля заставила себя выпрямиться и посмотрела на учебный корпус – все окна темные, кроме первого этажа. Столовая. Точно, все собрались там…
– Тебе надо возвращаться, – тихо посоветовала она Оле. – Пока не хватились.
– А как же вы?
– Я в норме.
– Нет… я видела, что она с вами сделала. Вы должны подать жалобу или… Почему? Почему она вас так ненавидит? Лилия Витальевна, я не испугаюсь, если бы не вы… я буду свидетелем, если эта женщина…
Лиля осторожно коснулась холодных рук абитуриентки.
– Все хорошо, Оля. Я смогу со всем разобраться. Поверь, Нина Михайловна… она обычно не такая… Может, из-за меня Нина не может быть там, где она должна быть.
Лиля говорила об этом спокойно и уверенно, хотя еще недавно сама гадала, что происходит с преподавательницей. Но теперь картинка так четко и ярко сложилась в голове. Может, дело было в воспоминаниях?
Да еще и Оля. Она так похожа на нее саму, несколько лет назад.
– Почему вы ее защищаете? – насупилась Оля.
– Потому что… сама была на ее месте. Знаешь, люди порой делают ошибки. На нервах, запутавшись… «контракт» стал для меня шансом на новую жизнь, а в ней я хотела делать все правильно, потому что… в прошлой нечем было гордиться.
Лиля замялась, странно было говорить об этом с Олей – она почти не знала девочку, но молчать не было сил. Цветкова не рассказывала о школьной жизни подружкам, стыдясь, и еще больше боялась, что узнает Серебров. Но никто в «Оке» не спрашивал ее о прошлом.
– Это случилось, когда мне было пятнадцать. Тогда почему-то казалось, что я одна, а мир вокруг – это дикие джунгли, где притаились хищники, мечтавшие распотрошить меня на кусочки. Распотрошить или… – Лиля замолкла, отвела взгляд в сторону, невольно вспомнив потные волосатые руки «продюсера», что пытался залезть под майку пятнадцатилетней девочки. – У меня не было друзей, в нормальном понимании этого слова. Просто в какой-то момент я поняла, что нравлюсь мальчикам, и если правильно попросить, то они сделают для меня что угодно. На этой почве я и поссорилась со всеми девочками. Кроме парочки, что держались около меня и подпевали.
Лиля горько усмехнулась.
– Я была так зла на весь мир, на людей, которых считала близкими, что принялась мстить. А мстила я всем подряд. Этим мальчишкам, которым я нравилась. Считала, что они сами виноваты, пускай страдают. Над одноклассницами – за обидные прозвища и сплетни. Над девочками из моей танцевальной школы – за то, что меня выгнали, а они танцуют. Сначала это были невинные розыгрыши, но… с каждым разом мои выдумки становились изощренней, а претворяла их в жизнь я чужими руками. Одного парня по имени Андрей я уговорила высыпать упаковку швейных лезвий в сменку девочке, которую поставили на мое место в танце и из-за которой я ушла. Коробку же подкинули ее «заклятой подружке». Других подговорила троллить в соцсетях и заваливать спамом. Одна девочка назвала меня девушкой легкого поведения, и я сделала ее страницу на похабном сайте для знакомств и оставила телефон ее отца, – Лиля вновь запнулась. Наверное, не стоило все же рассказывать обо всем, что мог выдать мозг обиженного подростка.