Звонок оборвался.
Серебров схватил телефон, повторно набрал незнакомый номер…
– Аппарат абонента выключен…
Охотник поднял глаза на Леонида. Спец несколько секунд смотрел в пустоту, будто что-то просчитывал, а затем вскочил и, доставая свой мобильный, вышел из комнаты. Борис рванул за ним, но тут же пожалел – свежие раны отозвались режущей болью. Хватаясь за перевязанное плечо, Борис последовал за Леонидом.
– Куда вы собрались? – уточнил Седов, оборачиваясь.
– Вы же не… Я могу помочь… послушайте!
Но Седов уже говорил с кем-то по телефону, ускоряя шаг, – Борис не мог его догнать. По жесту спеца к Сереброву поспешил охранник, останавливая в коридоре.
– Отцепись, – рявкнул Серебров, сильно дернувшись и зажмурившись от боли. Это заметила проходившая мимо медсестра.
– Борис Алексеевич, пожалуйста, вернитесь в палату, – она осторожно коснулась его здорового плеча.
– Вы не понимаете… Мне нужно поговорить с начальством.
– Хорошо, хорошо, – закивала медсестра. – Только вернитесь в кровать, я вколю вам обезболивающее, и мы принесем вам телефон. Ладно?
Борис чуял подвох, но жжение в плече и боку нестерпимо нарастало, так что он кивнул.
Медсестры долго не было. Серебров терпеливо сидел на стуле, облокотившись на стол, и буравил взглядом дверь. Когда надоело ждать, а боль наконец прошла, охотник решился выйти из палаты, чтобы все проверить. Около дверей никого не было. Коридор вроде и пустынный, но до охотника долетали обрывки разговоров, шум передвигаемого оборудования. В воздухе застыла тревога. Врачи и медсестры готовились к приему пациентов, и… судя по всему, немалому числу.
Но хотя бы этот самодовольный индюк все передал. Спец, мать его.
Борис посмотрел в окно – на небе сгустились свинцовые тучи, отчего стало темно, как поздним вечером. Казалось, что свет зажгли во всей больнице. И даже в небольшом одноэтажном доме, стоявшем поодаль.
Морг.
Борис невольно вздрогнул, вспоминая, как стоял под ноябрьским ливнем около входа в здание и не мог заставить себя войти.
Это все в прошлом.
Но не поддаться общему волнению было сложно. Особенно когда было за что… за кого переживать. Борис начал измерять шагами коридор. От дверей палаты к окну и обратно.
Он ничего не мог сделать… Почему он не мог ничего сделать?!
Эхом раздались шаги – разительно отличавшиеся от суетливых перебежек медсестер или уверенной походки врачей. Тяжелые, медленные. Темноволосый смуглый мужчина в черной куртке шел, уставившись в пол, ничего не замечая.
– Кир? – не верил своим глазам Борис, но это действительно был Кир Чонаев! Хоть его рука и не была в гипсе, но он по привычке держал ее согнутой.
Кир же все знает!
Наверное, еще никогда в жизни Серебров не был так рад коллеге.
– Пришел охранять?
Кир молча пожал плечами: в движениях не было привычной легкости, на губах – обычной приветливой улыбки. Но Борис не посчитал это странным – в голове крутились совершенно безумные идеи.
Некоторые были достойны авантюризма Цветковой.
– Идем, – Серебров кивнул на палату. Кир, как робот, поплелся за ним.
Борис плотно запер дверь, впрочем, никому из персонала все равно не было до них дела.
– Слушай, что там происходит?
– Не знаю, – Кир снял куртку и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. – Всех сорвали в учебный отдел. Из действующих охотников остались только Сева с Саней, и Колю с Риточкой к ним аналитиками-координаторами поставили. Они мониторят весь юг. Света за главную. Девочек, ну… типа Аллы… вообще срочно домой и не высовываться. Тут так жарко…
Лоб охотника действительно покрыла испарина. Рубашка прилипла к телу.
– Ты сюда бегом понесся? – уточнил Серебров.
– Нет.
– Может, врача…
Кир, заметив на столе графин с водой, буквально накинулся на него и принялся жадно пить, пока не закашлялся.
– Кир?
Борис осторожно коснулся его плеча – охотник резко дернулся, выронил графин. Раздался грохот; брызги и осколки разлетелись в разные стороны, окатив брюки охотникам. От шума Кир взвыл, хватаясь за голову.
– Это все бесполезно, ты понимаешь, это все бесполезно, это конец… – Серебров с трудом разбирал, о чем бормочет Кир. Коллегу затрясло, и в следующую секунду на его пальцах сверкнули искры. Стол вздрогнул и полетел в дверь, едва не задев Сереброва, больничная койка и прикроватная тумба впечатались в стену, а стул – в окно. Стекло потрескалось, но выдержало.
– Мы все сдохнем! – заорал Кир. Мебель задрожала, разваливаясь на части.
Борис никогда ничего подобного не видел… Вместо того чтобы упасть, обломки мебели зависли в воздухе и кружили вокруг охотника.
Непроглядная тьма расползалась по палате, словно кто-то разлил банку густой черной краски. Ни пола, ни потолка – ничего не стало. Казалось, они оказались посреди черной дыры, лишь осязание напоминало, что Борис был в палате. Искры на пальцах Кира и их отражение в потрескавшемся стекле, в металлических частях кровати слабо освещали комнату.
Серебров отступил назад, уперся спиной в дверь и нащупал холодную металлическую ручку. Изо всех сил дернул – заперто.
Тончайшие энергетические нити искрились в щелях между дверью и косяком. Присмотревшись, охотник заметил такой же блеск у окна.
Пространство запечаталось.
Кир обращается.
Его накачали энергией, и он не смог с этим справиться.
Кир откинул голову, сжимая виски так, будто готов был раздавить собственный череп. Лицо молодого охотника исказила неестественная безумная улыбка. Он, шипя, втягивал воздух сквозь сжатые зубы.
– Передай Бо, что это только начало… – заговорил он не своим голосом, уставившись пустым взглядом в потолок. Борис вздрогнул. Мог он ослышаться? Чонаев говорил невнятно, но…
Бо…
Кир издал слабое сипение: словно ему не хватало кислорода, схватился за горло.
Борис выставил руку, создавая защитную сферу.
Кир закричал; искры ослепляюще сверкнули – Борис прикрыл лицо рукой.
Куски кровати разлетелись в разные стороны, прошивая стены, застревая в стекле. Серебров в последний момент успел откинуть металлический прут телекинезом, и тот прошил насквозь дверь в ванную.
Кир упал на колени, сжавшись.
– Я не хочу… не хочу, выключи это… они в моей голове… они засунули это в мою голову… это не мои мысли…
Его глаза расширились. Тихий хрип. Чонаев распластался по полу на животе и застыл.
Нити исчезли, рассеялся мрак – «закрытое пространство» лопнуло. Ничто больше не удерживало растрескавшееся стекло и дверь. В палату ворвались врачи, оттесняя Бориса. Они перевернули Кира на спину. Отточенными движениями врач начал делать массаж сердца.
– Идем, идем, – взволнованный голос медсестры.
Она помогла Борису встать и увела. Но в ушах все еще звучали слова коллеги…
Это только начало.
Москва
30 июня, 2017 год
Голос Лили дрожал, она говорила тише и отойдя в сторону, чтобы Оля и Кирилл не услышали ее паники:
– Их много… Боря, пожалуйста, нам нужна помощь… Ты слышишь?
Телефон издал странные гудки, и повторный набор ничего не дал – связи не было.
Глушат.
– Кто этот Боря? – уточнил Кирилл, забирая телефон и пряча в карман.
Парень зябко поежился – едва накрапывавший дождь усиливался.
– Охотник, – отрезала Лиля.
Цветкова шла медленно, вглядываясь во мрак, – стало слишком темно. Будто наступила ночь. Лиля едва разбирала что-то дальше вытянутой руки. Да еще и похолодало – изо рта вырывался пар.
Мори передвигаются быстро и почти бесшумно. Это в стадии кризалиса человек неуклюж, но как монстр… Ох, вне помещения они еще опаснее… но живут меньше…
Лиля содрогнулась от подобной мысли – они все-таки были людьми, но и то, что острые когти могли в любую секунду полоснуть из непроглядной темноты, пугало не меньше.
Лиля покосилась на Кирилла и Олю – оба не в себе от ужаса, с трудом переставляют ноги.
Видимо, из-за печати эманация не действовала на нее.
– Это какое-то безумие… – нервно бормотал Кирилл, взъерошивая насквозь промокшие волосы.
– Мне кажется, что на нас смотрят, что они везде, – не скрывая истеричные нотки, всхлипывала Оля. Она вцепилась в руку Кирилла, но тот даже не отреагировал.
Нужно говорить, успокоить.
– Та девушка, – тема была не из лучших, и Лиля это понимала, но думала лишь о несчастной незнакомке, не пережившей обращения. Если описать все сухим языком, может, получится отстраниться от ярких образов?
– Это был аддикт класса «Ай ар». Мы называем их «Амоки». Из-за того, что они впадают в крайне опасное состояние…
Лиля говорила ровно, но сама была сосредоточена и тщательно осматривала пространство. Один из кустов черемухи впереди странно вздрогнул – против порыва ветра. Цветкова остановила новичков и жестом велела присесть.
– Амоки копят в себе энергию, негативные эмоции, а затем срываются. Впадают в неистовство и нападают на окружающих, – продолжала шепотом охотница, подбирая камень. Она метнула его в противоположную от себя сторону, в заросли сирени. Кусты задрожали, и… нечто черное рвануло туда. Незримая тень, от которой отлетали капли. Оля зажала себе рот, чтобы не взвизгнуть. Лиля даже не вздрогнула. Она приподняла низко растущую ветвь, присматривая путь, чтобы срезать. Кирилл с ужасом уставился на нее.
– Я не полезу… нет, а если там еще твари?
– Аддикты и мори не ходят по своим следам. Амоки избегают себе подобных. А если и встречают, то пытаются оторвать друг другу головы. Мы бы их уже услышали, – отчеканила Лиля одно из основных правил слежки: – Все подвижные аддикты и мори избегают дорог, где проходили ранее. Не становятся на собственный след.
Благодаря этому правилу охотники учились не только находить жертв аддикции, но и загонять их, ну а в случае Лили – спасаться. Если бы она только смогла рассмотреть след… Хотя Оля!