Аддикт — страница 58 из 70

– Ты на редкость упертая, – Костя выдохнул дым. – Значит, хочешь поговорить?

Интересно, как давно он следил за ней?

– Хочу, – твердо ответила Катя.

Киреев поковылял к квартире и, открыв дверь, пригласил незваную гостью войти. Снимая на ходу туфельки, Катя прошла в комнату. Вся решимость исчезла, как и те слова, что она бережно подбирала. Она сняла ветровку, чувствуя спиной его испытывающий взгляд – он ждал, что она заговорит первой, но Катя будто онемела.

– Ну, так чего ты хотела? – Костя, ковыляя, прошел к любимому креслу и, усевшись, не сводил взгляда с Кати.

А девушка не могла собраться с мыслями. Все слова, как корова языком слизала, руки и ноги одеревенели.

Что ей делать? Что сказать?

Хоть девушка наконец и вошла в квартиру, стояла перед Костей, но ее не покидало ощущение, что между ними непробиваемая стена и что бы Катя ни сказала – все будет тщетно.

Тогда девушка медленно завела руки за спину, нащупала молнию платья и, расстегнув, позволила легкой ткани соскользнуть.

Она стояла перед охотником в одном черном кружевном нижнем белье и чулках, не решаясь поднять взгляда. На этот раз это была не игра в застенчивость – Катя действительно ощущала, как горели мочки ушей.

Что Костя скажет на такую дерзость?

Костя молчал. Тогда девушка подошла к мужчине, наклонилась, чтобы поцеловать, но встретилась с циничной усмешкой.

– Катюш, тебе сколько лет? Не поздно для таких подростковых выходок?

Девушка застыла, не понимая его тона.

– Катя, ну не смотри на меня так, а? Думаешь, я должен сейчас кинуться на тебя? – Костя сглотнул, коснулся ее лица и заставил посмотреть в глаза. – Я вижу, что ты молодая красивая девушка. Ты будешь такой и через пятнадцать лет, и даже через двадцать, уверен, а я… уже через десять начну разваливаться на куски.

Он горько и как-то зло усмехнулся.

– Это сейчас я в твоем воображении – крутой охотник. Ветеран. Никто не понимает, чем он пожертвовал, а я понимаю, да, Катя? Пойду на край света, в пропасть, все дела… А знаешь, что будет уже через год, после окончания учебы? Правильно, Катенька. Ты поймешь, что я списанный неудачник, который живет только на таблетках, а вокруг столько симпатичных, главное, здоровых парней, твоих ровесников. Ой какая веселая жизнь после этого начнется…

– Не говори так, – отчеканила Катя.

– Как? Не говорить правду? Катюш, ты хоть себе не ври…

– Я не вру себе! – Катя отскочила, сжала кулаки от возмущения. К щекам прилила кровь.

– Да ты себя слышишь?! – Киреев со всей силы ударил по подлокотнику. – Ты что, думаешь, я идиот?

Он судорожно стянул рубашку и кинул на пол. Катя невольно отступила и прижала руку ко рту.

– Как я тебе? – заметив ее реакцию, Киреев ехидно усмехнулся. – Не очень тяну на прекрасного принца, да?

– Это неважно…

– Ах даже так… Что, думаешь, будет этакая сказка? «Красавица и чудовище»? Сейчас мы поцелуемся, карета превратится в тыкву и жизнь наладится?

– Как будто люди с этим не живут…

– Я пытался жить нормально. Но каждая тварь будет мне напоминать, что со мной что-то не так! Я чувствую их жалость, отвращение, я все это чувствую. Знаешь, да, так и будет, – Костя заговорил тихо. Что-то было зловещее в его голосе. – Очень скоро ты освоишь знаки, приемы, и я стану для тебя бесполезен. Не смогу быть хорошим учителем… даже… не смогу дать тебе нормальной семьи… не смогу быть нормальным… мужем. И все закончится. Ты либо уйдешь, оставив меня с единственным желанием – пустить пулю в лоб, либо будешь рядом из жалости. Надеясь, что я скоро сдохну.

– Это неправда! – выкрикнула Катя. Она зажмурилась, лишь бы не видеть его уверенный взгляд – Костя искренне считал, что все будет так. Девушка поспешила схватить платье.

– Как хорошо ты все расписал… Жаль только, меня не спросил…

– Так и будет, – голос Киреева прозвучал уже грустно. – Поэтому тебе лучше уйти. Пока…

– Пока что? – резко спросила Катя. – Пока ты не придумал еще какого-нибудь бреда? Например, что я уже составляю списки, с кем переспать. Ах да, и примеряюсь на твою квартиру.

– Пока я еще могу тебя отпустить…

Катенька опешила. Как ни старалась она храбриться, но почувствовала, как по щеке потекла слеза. Катя неуклюже попыталась расправить платье, но ткань путалась. В сердцах девушка кинула проклятую тряпку на пол и поспешно спрятала раскрасневшееся лицо в ладонях.

Костя поднялся. Девушка слышала, как он неуклюже подошел к ней, а затем почувствовала его сильные теплые объятия. Он сжимал Катюшино платье, видимо, поднял знаком.

– Ну что ты делаешь? А? – тихо спросил он. – Глупенькая, ты же нормально можешь жить. Закончи учебу, найди нормальную работу, нормального мужа, забудь ты про это проклятое «Око» и про такого тупого идиота, как я. Так будет лучше…

– Кому? Кому так будет лучше?

Мужчина протянул ей одежду. Девушка медленно надела платье, а Костя застегнул молнию, сначала было отстранился, но в следующий миг прижал к себе Катю.

– Что мне сделать, чтобы ты поверил? – тихо спросила девушка, прижимая его руки к себе.

Костя долго молчал.

– Три дня, – наконец проговорил он. – Когда я не знаю, что делать, я откладываю это на три дня… Если после трех дней это еще имеет смысл…

– Тогда ты поверишь мне? Если через три дня я буду стоять у тебя на пороге?

Костя колебался, Катя чувствовала это, ощущала, как он напрягся, а затем сказал:

– Только, ради бога, не жалей меня. Никогда не смей меня жалеть. Если ты придешь из жалости, это будет гораздо хуже, чем… если ты просто исчезнешь из моей жизни.

На душе немного потеплело, девушка прикрыла глаза, но все же ощущение чего-то плохого не оставляло. Словно на них двигалось незримое цунами, готовое снести, разбить в щепки и растоптать.

– Три дня, – повторил он.

– Обещаешь?

– Обещаю.

* * *

Москва

20 июня, 2017 год

Воспоминания застилали внутренний взор, и на секунду Катеньке показалось, что она смотрит в светлые глаза Кости. Но морок не продлился долго – перед ней был Валер. Он отвернулся, а вместе с этим исчезло и проклятое ощущение, что охотник видит ее насквозь. Мужчина ослабил хватку.

– Два дня я держала обещание, – ровно проговорила Катя. – А на третий… была практика «сферы». Я ошиблась… перерасходовала силы…

Звучало так буднично, но на самом деле в те три дня жизнь Кати изменилась раз и навсегда.

Девушка все время думала о Косте, о его словах и… чувствовала беду. Лишь обещание удерживало ее от того, чтобы набрать знакомый номер. Обещание и… страх.

Когда эмоции поутихли, девушка впервые задумалась над тем, о чем говорил Костя. И, к своему ужасу, поняла, что ей страшно. Она не хотела расставаться с Костей, но внезапно веселые посиделки и общение теперь стали означать что-то пугающе серьезное. Занятая бесконечными переживаниями и вопросами, на которые, казалось, нет ответа, Катя отдалилась от подруг.

Вика не смогла ни разу вызвать искры и решила переводиться, а Лиля отстранилась, видимо растерявшись…

Кате казалось, что весь ее мир рушился и чем крепче она пытается удержать вместе рассыпавшиеся куски, тем сильнее они дробились.

– Когда я проснулась в медпункте, – сдавленно проговорила Катя, – было уже поздно. Его телефон был отключен. Когда я доехала до него, когда билась в его дверь…

Когда вжимала до боли кнопку сломанного звонка, когда сбивала кулаки, когда сидела под дверью на холодном полу…

– Его хоронили на другом конце города…

Катя всхлипнула и, спрятав раскрасневшееся лицо в ладонях, зарыдала в голос.

– Если бы я приехала к нему, если бы осталась, если бы не ушла…

Как часто думалось об этом эфемерном «если бы». Снилось во снах, грезилось наяву. Порой, проходя по знакомым улицам, тому самому парку перед Костиным домом или площади перед торговым центром, Катя пыталась разглядеть знакомые черты в толпе прохожих. Даже недели спустя девушка приходила к запертой двери, продолжала стучать и ждать. Сидела до поздней ночи на крыше. Но никто так и не появился…

– Я не знала, что он умер. Я думала, что он не хочет меня больше видеть, что уехал и однажды вернется… Я боялась набрать номер. Боялась услышать сброшенный звонок. Не писала ему… А потом перестала приходить…

Те дни слились в один. Катя замкнулась в себе, ни с кем не разговаривая. «На автомате» ходила на задания, выполняла упражнения и писала лекции, а после запиралась в комнате. Почему-то девушка не могла заставить себя рассказать хоть кому-нибудь о Косте. На самом деле ей вообще не хотелось разговаривать.

Порой Кате казалось, что какую-то часть всего ее существа вырвали, оставив зияющую черную дыру, поглощающую все эмоции. Не было даже слез – только неприятное, давящее чувство, не проходящее ни ночью ни днем.

И она думала лишь об одном: это была ее вина?

Со временем улыбаться стало проще, но все же… Не было и дня, чтобы Катя не думала об охотнике. Надо было жить дальше, а значит, отгородиться от всего. Запах мяты стал противен, Катя перестала любить кино и спешно переключала песни «Наутилуса» в плеере. Правда, так и не собралась с духом, чтобы их удалить.

Костя Киреев превратился в запретную тему не только для окружающих, но даже для самой Катеньки.

Ведь она столько раз могла спросить преподавателей о Косте, но не решалась. Могла попытаться разузнать что-то у первой наставницы, но всякий раз тушевалась.

О том, что же случилось с Константином Киреевым, Катя узнала в первый день в «Южном» отделе. Когда набрела на стенд с погибшими оперативниками.

Она не плакала. Какая-то часть ее уже знала, что это произошло. Девушка всю ночь гуляла в одиночестве по центру, в сотый раз прокручивая песни с альбома «Крылья», а придя домой, без сил рухнула в кровать и уснула крепким сном, лишенным сновидений…

Наутро она поняла, что все кончено.

Так и было, пока десятого июня, когда охотники сидели вместе в столовой, Кир Чонаев не проговорился. Катя узнала, как именно умер Константин Киреев.