Лиля тихонечко выдохнула и вновь посмотрела на дату.
Она так долго приходила в себя? А это значит, что Вику…
– Должно быть, ее уже…
Охотница вздрогнула – это все неправда. Не могло быть правдой. Вика же должна быть дома, спать в такой поздний час… А через несколько дней они встретятся…
Нет, прекрати!
– Этого не будет, – спокойно проговорила Лиля, убирая мобильный. Она не готова была говорить с Катей. По крайней мере, не сейчас.
– Нужно двигаться, – приказала сама себе девушка.
Да. Точно. Ходить. Хоть как-то отвлечься от тяжелых мыслей.
Может, пора прогуляться подальше?
Заметив на стуле белый халат, девушка накинула его поверх больничной пижамы и вышла в коридор.
Лиля шла медленно, глядя перед собой. Девушка ни о чем не думала, просто заставляла себя идти вперед, превозмогая слабость. В теле ощущалась странная легкость, казалось, для нормальной ходьбы ей необходимо привязать к ногам груз. Какая-то безумная идея…
Откуда-то из старого приемника, работавшего в сестринской комнате, еле слышно доносились полузабытые аккорды и голос солиста, чуть с хрипотцой из-за помех: «…Девочка с глазами из самого синего льда, тает под огнем пулемета. Должен же растаять хоть кто-то…»
Чуть дальше по коридору Лиля заметила человека у окна. Его силуэт, подсвеченный синим фонарем с улицы. Мужчина слегка ссутулился, прислонился к стеклу, бесцельно всматривался в темный пейзаж, не замечая никого. Да и кто мог оказаться поздно ночью в коридоре больницы? Лиля сначала хотела пройти мимо, не привлекая внимания, но затем застыла.
Она поняла, кто это был…
Внутри проснулось странное, давно забытое ощущение. Последний раз она испытывала нечто подобное… да, год назад. Лиля вспомнила день, когда она въехала в квартиру отца и начала делать ремонт. Девушка разобрала всю квартиру и уже под вечер второго дня добралась до балкона. Уже уставшая, охотница без разбора закидывала копившийся десятками лет хлам в черные пакеты, пока чуть не выбросила старый ящик для инструментов. Лиля остановилась, бережно стряхнула грязь. Старый пластмассовый ящик ярко-красного цвета с двумя защелкивающимися замками.
– Это же папин…
Когда папа умер, ящик отвезли в квартиру и закинули на балкон, в груду ненужных вещей. Лиля медленно села на ступеньку балкона, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.
Она так любила играться в детстве с этим ящиком. Он казался настоящим пиратским сундуком, полным сокровищ! Необычных, ярко блестящих на солнце штуковин! Всякий раз малышка Лиля с таким восторгом открывала крышку, предвкушая новую игру… Девушка потянулась к замкам. Левый знакомо щелкнул, а правый поддался не сразу… Лиля поспешила открыть, но внутри лежали обычные ржавые инструменты – болты, гвозди; на стенках – разводы от грязной воды. И в тот момент по щекам Лили побежали слезы. Она бережно взяла старый ящик и прижала к груди.
Гораздо позже девушка поняла, почему невольно заплакала, почему так противно сжималось сердце, когда она смотрела на старые инструменты.
В нем не осталось больше той детской магии. Нет, не так… не осталось и в самой Лиле.
Как и сейчас…
Лиля не сводила взгляда с Сереброва и будто смотрела впервые. Охотница никогда не видела его… таким. И дело было вовсе не в одежде – да, напарник обычно не ходил при ней в майке или спортивных штанах… и даже не покоробила его щетина и немытые взъерошенные волосы. Нет… дело было не в этом…
Но в чем? Почему Борис Серебров так отличался от самого себя? Почему казался чужим? И откуда эта странная тень усталости на его лице? Борис словно стал старше.
Смешавшись, Лиля хотела было потихонечку отступить, но охотник, почувствовав ее присутствие, обернулся.
И взгляд чужой. Не тяжелый, хмурый, а другой.
Борис сначала удивился, затем на губах охотника появилась едва заметная улыбка.
Лиля лишь отвела взгляд, пытаясь скрыть волнение. Борис, поняв ее, также отвернулся и прислонился к стене. Лиля успела заметить, что его правая рука была забинтована еще плотнее и прижата к телу.
Только бы не было хуже…
– Привет, – тихо поздоровался он.
– Привет, – в тон поприветствовала Лиля. Поняв, что нет смысла уходить, девушка подошла ближе и встала у соседнего окна, сделав вид, что всматривается в тихую летнюю ночь. Девушка видела только очертания темных крон деревьев близлежащего леса и темно-синее небо над ними. Ничего интересного в этом пейзаже не было, но Лиля готова была смотреть на все что угодно, лишь бы не встречаться взглядом с Борисом.
Эти перемены, эти ощущения, откуда это все? Почему так происходит?
– Ты обижаешься на меня? – спросил Борис.
– Не думаю, – покачала головой девушка, силясь подобрать слова. Впервые в жизни это было так сложно. Сложнее, чем перед комиссией в «Оке».
– Ты… Вы поверили в меня. Первый человек, наверное, кто поверил меня. Ну, из тех, кто…
Лиля запнулась, едва не сказав «из тех, кто еще жив». Уняв нервную дрожь, она продолжила ровным тихим голосом:
– Я все понимаю. Вы никогда ничего не обещали. Это были лишь мои идиотские мечты. Хотя, если бы я знала про вашу жену раньше…
Лиля замолчала, на щеках появился едва заметный румянец.
Действительно, а что было бы, узнай она о Нине раньше? Может, она не позволила бы себе фантазий. Может, поняла бы все быстрее.
Хотя сослагательное наклонение… «Если бы», «может». Легче от него почему-то не становится.
Лиля опять надолго замолчала. Раньше с напарником было так просто, она, даже не задумываясь, начинала разговор, но теперь… Лиля просто не понимала, о чем говорить.
Борис первым решился нарушить молчание, хоть и не был уверен, что стоит сейчас говорить о случившемся. Но он должен был поговорить. А Лиля – Лиля всегда готова была выслушать.
– Я только сейчас понял – то, что с нами случилось, почти все, было его планом. Пожар. Он мог уничтожить данные любым способом. Но выбрал пожар, – Серебров устало закрыл глаза, запустил пальцы в волосы. – Видимо из-за этого… да.
– Из-за чего? – тихо спросила Лиля. Она не думала, что напарник ответит, он частенько игнорировал уточняющие вопросы, да и Лиля задала его даже быстрее, чем осознала. Но, к ее удивлению, Серебров не отмахнулся и спокойно объяснил:
– Он напоминал о себе. Во время пожара погибли мои родители. Оба. И тогда мы с Костей действительно… стали друзьями. Он был со мной все это время. Помогал с похоронами и документами. Помог разобраться и с моим «дядюшкой», который пытался присвоить квартиру, а меня выкинуть на улицу. Киреев знал, что у меня будут ассоциации. Пожар, в котором могла погибнуть напарница. Да и после встречи с мори…
Наверное, впервые в жизни Серебров разговаривал с ней так откровенно. До этого момента Лиля не знала ни о семье Бориса, ни о том, что он пережил. Они говорили о работе, иногда о хобби или учебе, но никогда Цветкова не позволяла себе спрашивать о личном. Считала, что охотник не ответит.
Да и зачем знать подробности о прекрасном герое?
Но сейчас этот человек, в котором она с трудом узнавала Бориса, так спокойно говорил с ней… И с каждым словом он становился… настоящим. Ореол загадочности безвозвратно растаял, а Лиля… так и не могла понять, как же ей быть дальше.
Вот в чем было дело…
Это понимание ошеломляло.
Лиля растерянно слушала знакомый голос, слегка осипший, видимо, Борис простыл из-за холодной воды:
– Вроде наводил меня на мысли. И то дело с Дмитрием Царевым. Он подкинул его не просто так. Там было все готово для нас… а несчастного парня накачали, я уверен, чтобы он реагировал именно на тебя. Помню, он даже не напал на меня во второй раз, хотя я представлял большую угрозу. Не удивлюсь, если рецидив неслучаен. И думаю, сам Киреев и позвонил Дмитрию на работу, накрутил и спровоцировал перед встречей со мной. Киреев знал, что я буду его выслеживать, сам показал мне, где находится карточка с данными…
Лиля вздрогнула – слышать о Диме было все еще больно. А тем более когда она узнала, что все это был чей-то план. Получается, что бы она ни делала, как ни старалась – итог был предрешен.
– Значит, все было бесполезно, – пробормотала Лиля. – Артур… то есть Киреев… когда мы были в машине, он показал мне знак маскировки. Рассказал, что нужно повторно излечить. Я думала, он хочет помочь, а он просто… Какая же я была дура.
– Перестань, – внезапно мягко проговорил Борис. – Ты не могла знать. Не казни себя.
Лиля прикусила губу, чувствуя, как опять накатывают слезы. Вздохнув, она все же справилась с эмоциями. Но оставался один вопрос, который ей так важно было задать:
– Борис Алексеевич, – наконец девушка смогла посмотреть на напарника.
Да, Борис Алексеевич больше ему подходило. Охотник, старший оперативник, в прошлом ее наставник. Взрослый женатый мужчина.
И как ей пришло в голову звать его просто Боря? Будто одноклассника.
Охотнику не очень понравилось обращение девушки, но он промолчал. Тогда Лиля продолжила:
– Мне лучше уйти.
Серебров нахмурился и осторожно уточнил:
– Из «Ока»?
– Нет. Из отдела. Перейти в другой отдел, – Лиля старалась держаться ровно.
– Ты не хочешь работать со мной?
– Нет.
Борис замолчал, а затем отрезал:
– Нет. Я против.
Лиля вцепилась руками в подоконник. Ну зачем? Почему он так говорил? Разве так не будет лучше? Разве после всего, что произошло, не проще разойтись по разным углам и никогда не видеться?
Лиля зажмурилась, с трудом удерживаясь от резких слов. Серебров опередил ее. Он заговорил в своем обычном тоне, таком знакомом.
– Это опасно. Ты думаешь, Киреев не узнает, что ты жива? Не попытается до тебя добраться?
– Почему?! – чересчур громко спросила Лиля и пошатнулась. Борис сделал было шаг к ней, но охотница остановила его жестом.
Нет, надо успокоиться. Надо прийти в себя.
– Почему? – переспросила она уже спокойней. – Почему я? Разве, например, ваша жена не в опасности? Простите, Борис Алексеевич, но мне кажется, вы запутались…