— Как прошел вечер, милая Дели? — поинтересовался доктор, поздоровавшись и теперь с тревогой всматриваясь в осунувшееся личико ЕГО девочки.
— Прекрасно! Мы с Аделаидой встретились поздно ночью в моей вилле, поговорили по телефону с моим мужем, а потом смотрели какой-то старый фильм по телевизору. — ответила вместо дочери миссис Готлиб.
— Правда? А что за фильм? — зачем-то поинтересовался Михаэль и к своему удивлению заметил, что щеки Нани и Аделаиды стали пунцовыми, а они сами нервно переглянулись.
— Э-э-э… «Касабланка».
— О! Я тоже очень люблю этот фильм. Не из-за него ли так расстроилась мисс Аделаида?
— Нет-нет, Док, со мной всё в порядке.
— Ну, что же. Не буду вам мешать. Встретимся на яхте. Часов в двенадцать вас утроит?
— Простите, дорогой Михаэль, но сегодня Дели должна обсудить со мной и своим агентом несколько новых контрактов. Возможно ли перенести ваш сеанс на вечер? — поинтересовалась Нани.
— Безусловно! Если мисс Аделаида не очень устанет от работы.
Эткинд отметил, что при этих словах Дели снова мучительно покраснела и даже поморщилась.
«Что же, чёрт подери, вчера произошло?» Док вышел из зала ресторана, кивнув Дэну, который столь сосредоточенно смотрел в девственно чистую тарелку, что даже не заметил приветствия.
«Ладно, разберёмся!» — решил Эткинд и поспешил в свой номер, чтобы упаковать небольшой саквояж и успеть к отплытию яхты.
Мустафа, разбуженный телефонным звонком Генри, сладко потянулся и одним движением вскочил с кровати. Его подтянутое тело сладко ныло, напоминая о том, как отлично он потрудился этой ночью. Что ж, ему крупно повезло! Прекрасная принцесса Аделаида оказалась чиста и непорочна, а это для него, исповедующего ислам, было крайне важно. Теперь у него и тени сомнения не осталось в том, что решение сделать предложение наследнице империи Сингх-Готлиб было совершенно правильным. И деньги к деньгам. И красота к красоте. И чистота к зрелости. И дети будут сказочно красивы.
В том, что миссис Готлиб и её муж не будут против брака их дочери, Мустафа ни сколько не сомневался. Он видел своими глазами, как смотрела на него Нани, как буквально подсовывала ему свою дочь. Но она могла бы и не стараться. Потому что мать Мустафы давно одобрила выбор сына и даже наняла специального школьного учителя, который отвечал на вопросы какого-то дурацкого конкурса, затеянного сумасбродной миллиардершей. Ну а пока длился конкурс, лучшие ищейки шейха выясняли всё о будущей невесте. И единственный негативный момент, который им удалось обнаружить, был школьный диплом красавицы Аделаиды, в котором почти все отметки были, мягко скажем, не очень удовлетворительные. Иса Мутадиб, шеф службы безопасности шейха, даже встретился с некоторыми бывшими одноклассницами Дели и те, спустя годы, признались, что намеренно травили девочку, страшно ревнуя её ко всем симпатичным мальчикам своего класса и даже школы. Травили столь успешно, что Аделаида даже начала заикаться и столбенеть возле школьной доски. И лишь хорошие домашние работы позволили Дели с грехом пополам закончить школу.
Узнав об этом, мама Мустафы даже обрадовалась. «Дорогой сын, — сказала она, — раненый щенок всегда обожает своего хозяина. А я, как женщина, могу обещать тебе, что отогретая тобой девушка будет вовек тебе благодарна!». Мама Асмир могла бы и не тратить своего красноречия. Шейх Юзеф и без советов решил, что Аделаида прекрасная партия для него, особенно с учётом того, что красавица модель, как он выяснил, так и осталась вне религии. А это означало, что ей будет легко принять ту веру, которую исповедует её супруг.
Ну а вчерашний вечер и ночь окончательно перевели принятые им решения в точку невозврата. Аделаида оказалась просто воском в его руках, таким податливым, тающим, пластичным. Её шоколадные глаза смотрели на него, на мужчину, а видели в нём Бога!
О! Мустафа знал цену женским взглядам и давно привык к обожанию, к восторгу, к поклонению. Но в этих взглядах всегда можно было чётко определить, что больше всего заводит его поклонницу — внешние данные, размер состояния, чувственность или что-то еще, поддающееся определению. Аделаида смотрела иначе. Она просто растворялась в нём, как сахар растворяется в горячей воде, делая её сладкой и оставляя прозрачной, без намёка на своё присутствие.
Мустафа принял душ, съел пару персиков и сделал несколько телефонных звонков — на «Сириус» своему капитану, в офисы двух его банков (падающая цена на нефть могла чуть-чуть уменьшить его состояние, а слова «уменьшить» Мустафа Юзеф терпеть не мог). Третий звонок был в Доху, где жила и ловко управляла огромным дворцом мама Асмир:
— Доброе утро мама!
— Доброе утро, мой господин!
— Я хочу тебя обрадовать. Аделаида будет моей женой. Она была чиста, как тебе и предсказала прорицательница Зулим.
— Ты уже говорил с её матерью? Какой калым они хотят?
— Пока не говорил. Планировал это сделать сегодня на острове, хотя, возможно, мне лучше дождаться моих юристов для составления контракта?
— Нет-нет, не нужно никого ждать. Девочка чудесная и она стоит любых денег. Я не говорила тебе, но из Парижа мне прислали свадебные украшения для невесты, которые я заказала в надежде, что Аллах исполнит моё самое заветное желание и у меня родится внучка, но… — Асмир вздохнула и замолчала.
— Что «но», мама?
— Комплект украшений весит шестнадцать килограмм. Как она сможет всё это выдержать?
Мустафа рассмеялся:
— Аделаида только кажется хрупкой. На самом деле она сильная и гибкая, как молодая лоза. При её работе ей приходится иногда одевать на себе вещи и потяжелее.
— Ох, да… Эта её работа…
— Не волнуйся. Я уже выяснил телефоны её агента и в ближайшие дни свяжусь с ним, чтобы расторгнуть контракт.
— Хочешь я прилечу к тебе, когда ты будешь делать предложение?
— Я бы очень хотел, мама. Но ты не боишься, что Аделаида испугается твоей медной маски, паранджи?
— Я же сниму их, когда мы окажемся в женской половине.
— Ну, смотри сама. Я всегда тебе очень рад. Ты же знаешь!
Ровно в десять утра, как и было оговорено ранее, обе яхты «Сириус» и «Аделаида» вышли в море. Идти до места назначения им предстояло всего часа три, ибо островок Пу, на котором располагалась одна из резиденций четы Сингх-Готлиб находился менее, чем в ста милях от Канкуна.
После вчерашней грозы и шторма, голубая вода за бортом, слегка отдавала пенной сединой, перекатывалась шумными вздохами, срывалась гребнями бурунчиков. Пока не отошли от порта, вокруг яхт плавало достаточно много мусора, который вызывал чувство лёгкого раздражения. Это были и сломанные пальмовые ветви, и пластиковые пакеты и бутылки, и обрывки рыбацких сетей с оранжевыми поплавками, и всякая другая, но неприятная для глаз мелочь.
Аделаида стояла на своём любимом месте на носу яхты и поминутно оглядывалась назад, туда, где с отставанием примерно в четверть мили шёл «Сириус» и где сейчас её мама и Мустафа обсуждали, вероятнее всего, то, что произошло нынешней ночью.
Нет! Аделаида ни о чём не жалела. Ни капельки. Если бы можно было повернуть время вспять, она всё бы сделала точно так же. Вот разве что не стала бы засыпать, чтобы до самой последней минутки насладиться тем безграничным счастьем, что подарил её любимый.
Любимый?
Аделаида нервно вздрогнула, испугавшись, что произнесла это слово вслух. Ведь до сих пор у неё было только два человека, о которых она могла сказать «любимые» — это Нани и отец. Да и то, те чувства, которые девушка испытывала к родителям, носили какой-то привкус обязательности и покорности. Как ей объяснили в три годика, что папу и маму нужно обязательно любить, так она и поступала. Единственный раз в жизни, когда Дели всерьез и очень остро почувствовала, насколько сильно она привязана к матери, это был тот самый случай в косметологической клинике, когда Аделаиде сообщили, что Нани едва не погибла.
К Мустафе же она испытывала нечто совершенно другое. Он, приближаясь к ней, переставал быть просто человеком, а становился всем, что ей жизненно необходимо — воздухом, солнцем, водой, радостью, музыкой…
— Я почему-то не удивлён, что ты проигнорировала наш сеанс, чтобы постоять здесь, — негромко произнёс доктор Эткинд, переводя дыхание после подъема по лестнице. — Как вижу, вы с Нани не стали обсуждать никакие контракты.
— Мама решила плыть на «Сириусе».
— Да, я заметил.
Дели вздохнула. Помолчала, потом вздохнула еще раз.
— Господи, девочка моя, что вчера произошло? Я так понимаю, что никакую «Касабланку» ты с Нани не смотрела.
Аделаида покачала головой, подтверждая слова доктора.
— Тогда что случилось? Кто тебя расстроил или обидел? Неужели Дэн? Я сейчас пытался достучаться в его каюту, но он заперся и не открывает.
— Дэн??? — Аделаида удивилась столь сильно, что не только психоаналитику с мировым именем стало бы ясно, что она вообще с трудом вспоминает, кто это такой и уж тем более не понимает, почему она должна из-за него расстраиваться.
— Господи, только не говори мне, что это шейх, — застонал Михаил и схватился за голову. — Неужели ты влюбилась в этого Нарцисса?
— Дорогой Док, мне кажется, что вы забываетесь! — сильно повысила голос Аделаида и дико испугалась. Никогда в прежней жизни она и мысли не допускала, что может кого-то одёрнуть. Не её, глупую и заторможенную, а она сама! Да ещё почти криком.
— Дели, не сердись. Умоляю, прошу тебя как врач и как твой добрый друг, давай спустимся ко мне в каюту и поговорим. Там нет такой качки и там не так шумно. — Эткинд схватил девушку за запястье.
— Но я не хочу говорить об этом.
— Поговорим, о чём ты захочешь! Послушай, сейчас я тебе говорю как врач, и ты как умная девочка и всё прекрасно поймёшь! Твоё эмоциональное состояние только-только начало выравниваться. Вот представь такую картину: ты качаешься, стоя с завязанными глазами на качелях, которые установлены на краю пропасти. Какое-то время ты просто раскачиваешься, как ты это делала тридцать лет своей жизни. Ты не могла двинуться вперёд, тебе что-то мешало, что-то пугало, руки просто приросли к канатам этих чертовых качелей. Но ты устала. И тебе нужно прыгнуть. С одной стороны у