Но в этой Норе…
— Куда я попал?
Меня выбросило посреди какого-то заброшенного старинного особняка или чего-то, очень сильно на него похожего.
Вокруг были обшарпанные, покрытые паутиной стены, на которых едва проглядывались прежние краски. Узкие коридоры кривились, будто дом уже поехал во все стороны, На волнистом полу торчали бруски паркета.
И всё было овеяно странной демонической силой, которую я раньше не встречал.
Куница, ты видела что-то подобное?
В ответ она помотала головой.
А Кот в кой-то веки не лежал, свернувшись калачиком, а изучал свои крылья, будто боролся сам с собой, чтобы принять их такими, какие были.
На всякий случай я выпустил Туман Тьмы, чтобы не попасть в засаду.
Присутствие Сумеречного Паука ощущалось так же, как это было в пространстве Тени. Они будто был повсюду и нигде одновременно.
Это нора служила ему логовом и полностью пропиталась его демонической сущностью.
Теневые проходы, по которым обычно я мог передвигаться свободно, теперь казались ловушками, поэтому я продолжил идти пешком.
Разбитый торчащий паркет под ногами скрипел, упирался в подошву. Затхлый сырой запах начинал проникать в носоглотку и давать неприятный привкус во рту. Я использовал стихию ветра в качестве противогаза, чтобы дышать свежим воздухом.
Всё пространство окутала тишина и почти непроглядная тьма. Я мог видеть только благодаря магии.
Тут из поворота выскочило несколько Ползунов.
Выглядело неожиданно, но мой меч ещё резче разрубил всех на части. Такими дешёвыми приёмами меня не взять.
— Выходи… — шептал я, продвигаясь всё дальше. — Выходи, засранец.
Вдруг дверь суть поодаль с грохотом отворилась. Я думал, оттуда опять выбегут Ползуны, но ничего такого не последовало.
Осторожно подошёл к проёму, заглянул внутрь…
— К-какого хрена… — выдохнул я, не веря своим глазам.
— О, вот и ты, наконец! — проворчал в своей обычной манере отец. — Давай, иди скорее. Я уже заждался.
Он стоял посреди комнаты, на возвышающейся платформе, где мы чаще всего занимались фехтованием.
Такой же, как я его помнил. Статный, с пышными усами и вечно строгим взглядом на морщинистом лице.
Он был одет в свой потёртый военный мундир с боевыми наградами, высокие офицерские сапоги, а в руке держал палаш с простецкой рукоятью.
Такой он обычно обучал меня.
— Ну, чего встал! — проворчал отец. — Время дорого! Живее!
Почему я вошёл в комнату и даже встал напротив иллюзии?
Сам не могу ответить на этот вопрос.
Но я поднялся на платформу, не сводя глаз со своего погибшего отца, достал из Источника меч и принял стойку, означающую готовность к дуэли.
— Локоть держи прямее, выгнись в пояснице и стопы под девяносто градусов. У тебя не больше восьмидесяти! — тут же поправил меня отец.
С какой-то горькой усмешкой я выполнил все его придирки и только затем удостоился короткого кивка.
— Первое правило Соболевых! — воскликнул он, нанося удар сверху.
— Всегда встречай опасность лицом к лицу. — Я отразил палаш почти идеальным движением.
Почти — и это не прошло мимо отца.
— Второе правило Соболевых! — На этот раз удар пришёлся сбоку.
— Всегда продолжай сражаться! — Я увернулся, пропустив острие в паре сантиметров от себя.
Мог ближе, чтобы не тратить лишнюю энергию и оказаться на лучшей позиции для контратаки.
Отец видел это, но будто понимал, что я и сам поправляю себя мысленно.
— Даже если? — Удар справа снизу.
— Даже если нет сил. — Я отбил клинок и шагнул навстречу, не давая разорвать дистанцию. — Даже если потерял руки и ноги — грызи зубами!
Я атаковал ложным финтом, но отец тут же меня раскусил, развернулся и едва не поймал меня на манёвре.
Теперь уже мне пришлось разрывать дистанцию.
Отец ненадолго остановился, меря меня пытливым взглядом. Я хорошо знал этот взгляд.
В детстве ненавидел его, а теперь безумно скучал.
Раньше казалось, что он смотрел на меня и видел недостойного преемника, вычленял недостатки и всё раздумывал, как бы поправить их.
Но теперь я вдруг понял, что смотрел-то он на меня, а видел себя самого.
И думал, как бы ему поступить, чтобы стало лучше. Где он ошибся и где надо поправить маленько, чтобы вышло хорошо?
Он не умел быть отцом, но отчаянно старался им стать. Воспитывал как мог, не доверяя меня ни тёткам, ни няням. И даже учителей, когда на них стало хватать денег, строго контролировал.
Он боялся оплошать. Что делал с завидным постоянством.
Отец встал в свою настоящую, боевую стойку. Развернулся полубоком, вытянул вперёд правую руку так, что клинок палаша смотрел на меня прямо. Чуть пригнулся в коленях, чтобы не терять баланс, и немного отвёл левую руку, согнутую в локте и держащую кинжал.
— Третье правило Соболевых, сын? — сказал отец всё так же твёрдо, но тише, будто с печалью.
Я повторил его стойку. Почти.
И раньше она мне казалась жутко неудобной, и сейчас я оставался при своём мнении.
Стопы я поставил не под углом, а параллельно — так лучше чувствовался баланс. Для того же чуть нагнулся вперёд, чем всегда злил отца.
И повернулся не так сильно, чтобы движения не сковывала одна плоскость.
Мой меч не смотрел прямо на соперника, а чуть склонялся в сторону, загораживая обзор. А в левой руке постоянно хотелось держать кинжал лезвием назад. Так удобнее отводить удары и можно упереть обух о запястье, чтобы принимать на него мощный натиск, словно на наручи.
Наши стойки были похожи, но они отличались. Моя мне всегда казалась более удачной и практичной.
— Третье правило Соболевых… — тихо проговорил я. — Думай, прежде чем действовать.
Отец ринулся в атаку. Я шагнул навстречу, направляя клинок, чтобы отвести удар. Получалось хорошо, даже идеально. Он ничего не мог сделать.
Третье правило всегда немного выбивало меня из колеи.
Встречай опасность лицом к лицу, никогда не сдавайся — всё это довольно категоричные лозунги, которые будто подталкивали прошибать лбом стены и переть напролом.
Но третье правило останавливало. Заставляло посмотреть на эту стену, прежде чем размахиваться для удара.
И тут я вспомнил, что прежде моя стойка была не такой.
Отец научил меня своей, заставляя отрабатывать в ней одни и те же движения тысячи и тысячи раз. Но я постоянно норовил то согнуться, то изменить расположение стоп, то поставить клинок в другое положение.
И каждый раз он меня за это нещадно наказывал, оставляя глубокие ссадины на тех местах, что считал недостатком.
В итоге меч я ставил именно так, чтобы загораживать обзор противнику, а не себе. Ноги со временем связались с корпусом, и мои стопы отлично работали не только при одном положении, а могли реагировать на все движения и не терять баланс. А кинжал далеко не сразу стал таким полезным.
Отец поправлял меня. Указывал на ошибки, которые я сам увидеть был не в состоянии.
И лучше уж ссадины на ладонях, чем отрубленные пальцы или вспоротое брюхо.
Наши клинки прошуршали вдоль друг друга, пока острие моего меча не оказалось в нужном положении.
Я провернул рукоять, отводя палаш в сторону, шагнул под руку и в последний раз посмотрел прямо в глаза своему отцу.
Может, мне показалось, но в них я увидел гордость.
А затем знакомое морщинистое лицо с пышными усами обратилось в многоглазую морду со жвалами, которые уже навострились перекусить моё горло.
Я развернулся, создавая вокруг вихрь смешанных Тьмы и Хаоса, пропитанного Алым пламенем. Меч покрылся аурой и отрубил сразу несколько лап демона, кинжал воткнулся под голову, чтобы показаться в разинутой пасти Паука.
Демон заверещал.
Иллюзия спала, и вместо знакомой платформы показался чёрный, покрытый грязной застывшей паутиной пол. На стенах висели коконы, а из щелей повылезали Ползуны.
Сумрачный Паук с усилием вырвался из моей хватки и исчез в Тени, пока демоноиды окружали меня десятками.
Что ж…
Кот, пришло твоё время.
Меня тут же охватил демонический ушастый покров. Я сам стал Тьмой и Хаосом, а клинки удлинились в магических аурах.
Я чувствовал, как облизывается Кот, глядя на рой, словно на корм.
Вихрем мы закружились по помещению, уничтожая демоноидов и поглощая их магию. Жаль, это не было по такому же принципу, как у ритуала расширения Источника — всё уходило на подпитку покрова.
Но за считанные секунды от Ползунов остались лишь следы.
В Тени заверещал Сумеречный Паук.
Он принялся выныривать, атакуя меня то жвалами, то паутиной, то пытаясь зацепить уцелевшими лапами. Но ни одна атака не достигла цели.
Покров Кота в Норе действовал даже лучше, чем раньше. Я чувствовал колебания Тени и мог предугадать движения демона. Не просто защищаться, а заставлять его с каждым разом получать всё больше урона в ответ.
Но он всё ещё был шустрым, ловким. Мне удавалось лишь зацепить его, а не поймать.
В итоге я решил сам нырнуть в Тень.
Теперь мы оказались на равных. Не было ощущения, что Паук находится повсюду. Я владел пространством в той же мере, что и он. Затем принялся гоняться за ублюдком, отбиваясь от отчаянных попыток меня остановить.
Наконец мне удалось зацепиться.
Кинжал вонзился в хитиновый панцирь, застряв в нём. Я держался за рукоять, словно за ручку седла, вскочил на спину демона, и под дикий ужасающий вой отрубил голову.
Мы вывались из Тени. Огромная голова твари покатилась по полу, но я остановил её ногой, раздавил, а после достал демонический кристалл.
Он отличался от других. Переливался чёрным цветом, который будто сиял, хотя это вроде бы невозможно.
Кот с аппетитом сожрал магию Сумрачного Паука, после чего снял покров и пристроился поудобнее в Источнике, чтобы переварить съеденное.
Куница посмотрела на меня с некоторым осуждением. Точнее, с требованием и ей предоставить особенное питание. Желательно в невообразимых вкусовых сочетаниях.