С удивлением я поняла, что помогать мне никто не рвется. Сначала просто звали, а когда поняли, что сама не встану, то столпились рядом, молча бросая на меня странные взгляды.
Я подняла руку, сжав пальцы в кулак, чтобы люди не трогали болящую кисть, а хватались повыше, но помогать мне никто не спешил. Недоумение нарастало.
— Да помогите ей уже! — недовольно воскликнула соседка из-за моей спины.
— Сама и помогай, — отозвался какой-то мужик. — Если жить надоело.
— Чего? — не поняла я. — На людей вроде не бросаюсь.
— Это еще доказать надо! Дом-то, говорят, ты взорвала.
От удивления у меня даже возражений не нашлось. Я? Да чем? В голове осталась каша из воспоминаний — не хватало только ложки, чтобы хорошо перемешать.
Я попыталась подняться сама, опираясь на болящую кисть. Думала, что вытерплю, если двигаться быстро, но ничего не вышло. Рука подломилась, и лицо чуть не встретилось с огородной землей. Кто-то из собравшихся не выдержал и, ухватив меня за бока, дернул вверх. Болели зажатые ребра, перекосившаяся майка впивалась в шею. Я поковыляла к дому, а мой смельчак-спаситель подставил мне локоть. Я благодарно кивнула и украдкой посмотрела на лицо незнакомца. Глубокие зеленые глаза улыбались и подбадривали. Я не могла оторвать от них взгляда. Человек был мне незнаком, да я и рассмотреть его толком не смогла. Глаза притягивали. Гипнотизировали.
— Спасибо, — прошептала я.
— Только сумасшедший не подаст руку такой восхитительной девушке.
Я смутилась и взгляд опустила. Ноги переставлялись с трудом: следовало посматривать под них. Идеальное оправдание, чтобы не показывать незнакомцу, как сильно я, должно быть, покраснела.
Так мы и доковыляли до развалин. Он позволил мне обнять его за шею, а сам подхватил за талию и потянул вверх. Кое-как переступая через шатающиеся доски и остатки мебели, мы добрались до нужного места. Спасательные работы возобновились.
На обратном пути я заметила черную кожаную перчатку, что торчала из-под завала. Голова закружилась, тошнота подступила к горлу. До этого момента чужаки не появлялись в моих воспоминаниях — мозг любезно вычеркнул самое страшное. Но теперь реальность накрывала с новой силой. Кто-то из них мог погибнуть… погиб… А во взрыве обвиняли… меня.
Я затравленно огляделась. Люди отворачивались от меня, но продолжали живо обсуждать между собой. Чуть дальше на дороге нашлись и представители бессмысленной власти, как мама их называла. Полиция.
К счастью, ни чьих тел я нигде не увидела и выдохнула с облегчением. В конце концов, с чего я взяла, что они были? Я ведь смогла выбраться из дома — значит, сильные парни справились с этим еще лучше.
Перчатка снова и снова возникала перед глазами. Я осмотрелась в поисках незнакомцев в длинных черных плащах.
«Какая глупость! Конечно, они не стали бы дожидаться здесь», — подумала я со злостью. Поигрались, а когда не вышло — унесли ноги.
Почему их не ловят? Или… не собираются?
Мысли медленно оседали в голове. Меня сторонились. Все уже знали, что взрыв спровоцировала я. Но кто еще мог рассказать, кроме нападавших? Никто. Они успели открыть рот первыми и неизвестно, что придумали. Обвинили меня и сбежали, пользуясь тем, что смогли отвлечь внимание.
Я чуть не взвыла от досады.
Один из полицейских кивнул мне, словно давал понять, что я сделала верные выводы. Ждали меня. Просто никуда не торопились, пока не проверят весь дом. Кто-то был на первом этаже. Если он там и остался… Вот и все… в дом забрались к нам, а за убийство каторга грозила мне… А если пострадал не один…
Я зажмурилась. Молодой человек с зелеными глазами ушел помогать другим, а я так и стояла одна перед толпой скучающих людей, покачивалась на отчаянно болевшей ноге, пока не подбежала мама. Сгребла меня в объятия, как делала всегда. Ее ничуть не смущали взгляды чужих — она говорила, что неудобно должно быть им. Отчасти я завидовала ее несгибаемому оптимизму, но он вырос не на пустом месте. Растить дочь без отца в наших краях — задача не из легких. Каждый стремился осудить, а то и ядовито поинтересоваться, где нагуляла? Я спросила лишь однажды. Тогда мама сказала, что мне будет безопаснее не знать. В краю, полном разбойников и убийц, я легко согласилась с ее оценкой. Мой отец явно не был тем, о ком стоило помнить.
— Попрощались? — Рядом с нами оказался полицейский в пафосной форме имперских защитников. Будто специально вырядился в такую рань. Только перед кем тут было красоваться? — Идем.
— Куда? — загородила меня мама.
— Пока — в распоряжение магического комитета, — поморщился он. Добычу уводили у него прямо из-под носа. — Если будет вести себя прилично. Иначе пошлю сразу туда, куда и полагается отправлять опасных для общества лиц.
— Что происходит? — не сдавалась мама. — Что вы несете? Вы в своем уме?! Кто-то только что разрушил мой дом и покалечил моего ребенка! Можете засунуть свой комитет куда вам угодно. Лучше хоть раз в жизни найдите, кто это сделал.
— Я сделала.
Подергала ее за рукав, но она, казалась, не расслышала. Потом повернулась ко мне. Медленно. На лице застыло удивление. Смешанное с ужасом.
— Не знаю как, — попыталась оправдаться я шепотом. Чтобы услышала только она. — Только не говори, что ты тоже меня боишься.
— Ты уверена? — уточнила она. Голос звучал странно. В нем сквозило недоверие, но не к словам. Так бывает, когда человек слышит нечто, что давно ожидал, но в глубине души верил, что этого никогда не случится. Так умирает надежда.
— Ты знала, что так будет? — выдохнула я.
— Нет, что ты! — обняла меня мама.
Полицейский схватил меня за локоть и дернул, я переступила на больную ногу и зашипела.
— Она, она. Свидетели есть.
— Это те преступники, что влезли в наш дом? — огрызнулась мама, не выпуская меня из рук. — Хорошенькие же у вас свидетели!
— Не советую повторять так громко, — процедил он.
Мама моргнула. Я перевела взгляд с полицейского на нее. Впрочем, подтверждение и не требовалось: я сама догадалось, что это значило. Те, кто вломился в наш дом, занимали гораздо более высокое положение в Эгертайхе, а может, и во всей Империи. Это было несложно, мы с мамой всегда были никем. Вывод напрашивался сам собой — мои объяснения никто не станет даже слушать. Меня уже обвинили, оставалось только выслушать приговор.
— Пошли. Быстрее разберутся — быстрее домой отпустят. А мне еще отчеты заполнять на ваши проклятые штучки.
«Вот уж кто в Эгертайхе точно родился без магии, — уныло подумала я. — На моей стороне его можно не ожидать».
Я оглянулась и поискала молодого человека с красивыми зелеными глазами. Больше никто не смотрел на меня в ответ. Наоборот, все поскорее отворачивались, делали вид, что слишком заняты друг другом.
Глава 5. Обвинение
Вопреки обещаниям никто не собирался ни в чем разбираться. Как я и ожидала, никто даже особо общаться со мной не хотел. Отвели меня не в полицию и даже не в мэрию, а прямиком в наше маленькое и совсем не авторитетное училище магических искусств, специализировавшееся на зельеварении.
Вчера, когда я ждала экзамена, все здесь казалось гораздо светлее, приветливее и уютнее. Сегодня здание превратилось в воплощение нынешнего состояния Эгертайха — остатки былого величия под пожелтевшей и местами облупившейся краской. Некогда дорогая вычурная мебель явно успела повидать молодость моей бабушки, что когда-то тоже здесь училась. Да, на зельевара.
И все-таки что-то величественное жило здесь. Как я ни пыталась отрицать это, пока терпела боль и боролась с поганейшим настроением, мне здесь нравилось. Там, снаружи, была обычная жизнь с ее проблемами, трудностями и неурядицами, а здесь царила хоть и маленькая, не стихийная, но настоящая магия. Стихийники пользовались уважением. Почетом. Они могли защищать страну, служить самому императору, ставить себя выше других, а мы… Мы были просто теми, кто прикладывал лечебные травы к их ранам. Но где бы они оказались без нас?
Полицейский проводил меня в комнату, на которую весьма резво показал директор, встречавший нас у дверей. Видимо, и ему уже обо всем доложили. Полицейский задал несколько дежурных и, на мой взгляд, нелепых вопросов о том, что мы с мамой делали вечером, а потом откланялся, сказав, что остальное — не его забота. Он не занимается магией.
И я осталась одна.
От скуки я хромала вдоль стен и рассматривала портреты известных стихийных магов, которые родились на нашем клочке земли. Насчитывалось их немного, и большая часть уже покинула этот мир. В основном от старости. Говорили, что всему виной кровосмешение. У каждого в Эгертайхе в роду были демоны. Пусть давно, даже сотни лет назад, но были. Их магия людям не передавалась, а вот нашу, стихийную, подавляла еще до того, как та могла проявиться. Даже проверка в магическом комитете для всех молодых людей со временем перестала быть обязательной. Тот, кто не чувствовал в себе никаких сил, мог просто сэкономить время и нервы.
Меня заперли в комнате, где я не могла ничего натворить. Стены здесь были укреплены специальными защитными заклинаниями. Тут тренировали новичков. За неимением последних комнату и украсили картинами, чтобы не так печально смотрелась.
В углу стояли стол и небольшое кресло, но я упорно продолжала их игнорировать. Нога опухла, но болеть перестала, словно смирилась со своей неизбежной судьбой. Рукой я старалась не шевелить.
Единственное окно соблазняло. Его оставили открытым: то ли, чтобы я не задохнулась, то ли потому, что вообще больше не запиралось. Я могла поспорить на что угодно — окно тоже зачаровано. Но вряд ли от тех, кто попытается через него сбежать. Уверена, я первая, кому такое вообще пришло в голову.
Я подтащила к окну кресло и забралась на него. Попытки встать на больную ногу сопровождались шипением и проклятиями во имя Шатти. Уверена, что темный бог давно не получал таких активных воззваний. Впрочем, не иначе как с его благословения у меня получилось высунуться в окно. На этом мой план провалился — до земли с той стороны было далековато.